Герои забытых побед - Владимир Шигин

За это Баранов был предан суду, теперь уже за резкие выражения своей записки, признанные оскорбительными для начальства. Последнее и было доказано на состоявшемся в Кронштадте суде, который в итоге закончился для Баранова отставлением от службы, одновременно его лишили и флигель-адъютантских вензелей. В то же время во время судебного заседания Баранов блестяще реабилитировал себя от обвинений в присвоении незаслуженной славы, а само слушание дела наглядно выявило всю закулисную сторону интриги, что было особенно неприятным и для Попова, и для Рожественского.

Что касается последнего, то, вернувшись из командировки в Англию, Рожественскому был объявлен со стороны его бывших сослуживцев настоящий бойкот. Дистанцировался от своего не в меру прыткого прислужника и адмирал Попов. После этого Рожественский пять лет просидел на берегу без всякого повышения в должности. Никто не желал брать интригана к себе на корабль. Впоследствии Рожественский всё же сделает головокружительную карьеру, причём больше в кабинетах, чем на ходовых мостиках. Он дослужится до должности начальника Главного морского штаба и вице-адмиральского чина. А потом будет кровь и ужас Цусимы, куда вовлечёт Россию старый интриган. Погубив пять тысяч офицеров и матросов, он так и не найдёт мужества погибнуть в бою и постыдно спустит флаг перед японцами…

Стремясь опорочить Баранова, его недоброжелатели обратились за поддержкой… к туркам! Разумеется, туркам свара в российских военно-морских кругах была на руку. Можно было попытаться под шумок превратить постыдное поражение в «блестящую победу». Случай обращения к туркам за разъяснением обстоятельств боя сам по себе уникальный. Никогда ещё в истории российского флота не было, чтобы кто-либо пытался умалить подвиги своего оружия и за этим прибегал к помощи врагов! Турки с ответом, разумеется, себя ждать не заставили.

Первое своё опровержение официального сообщения о бое опубликовал в газете «Таймс» от 3 сентября 1877 года не кто иной, как начальник штаба турецкой Черноморской эскадры англичанин Монтон-бей. А в ноябрьском номере «Морского сборника» была помещена небольшая заметка, в которой он описал своё видение боя, в котором он, кстати, не участвовал. Монтон-бей как мог опровергал наше официальное сообщение о сражении «Весты»: «Во время стоянки на якоре у Сулина соединённых отрядов Гобарта и Гассан-паши, 6–18 сентября, по свидетельству корреспондента 6 октября, над капитаном „Фетхи-Буленда“, Шукри-беем произведено было формальное следствие по делу о неудачной его погоне за „Вестою“. Следственная комиссия вполне оправдала Шукри-бея; из шканечного журнала и из показаний офицеров выведено, что „Фетхи-Буленд“ гнался за „Вестою“ в продолжение целого часа после того, как она перестала палить, и что курс „Фетхи-Буленда“ был изменён только в то время, когда не было никакого сомнения, что „Весту“ догнать невозможно». Отказ «Фетхи-Буленда» от продолжения погони Монтон-бей объяснял превосходством «Весты» в скорости (!), хотя и признавал «некоторые повреждения» броненосца. По другим сведениям, турки провели судебное расследование действий капитана Шукри-бея, обвинённого в том, что он дал слабому пароходу уйти. Шукри-бей тем не менее был оправдан, так как действовал в соответствии с обстоятельствами боя, которые сложились для турок «крайне неудачно». Разумеется, это дело самих турок — оправдывать или обвинять своего капитана за военную неудачу. При этом в заявлении турок усматривается явный обман. Документально известно, что погоня продолжалась вовсе не час, как писал Монтон-бей, а более пяти с половиной часов. Так что верить турецкой стороне не стоит и по другим моментам. Тот же капитан-лейтенант З.П. Рожественский, даже в своей скандальной статье о продолжительности погони и боя писал: «…В действительности пароход „Веста“ в течение 5 1/2 часов только уходил перед грозной силой врага со скоростью 13 узлов».

Однако сомнения в честности Баранова были посеяны и ему, герою, приходилось теперь оправдываться непонятно за что.

НА ПЕРЕПУТЬЕ

Глубоко оскорбившись, бывший командир «Весты» уезжает к себе в имение и мечтает всю оставшуюся жизнь посвятить изобретательству. Планов у него было громадьё! Однако заняться изобретательством Баранову так и не довелось. По ходатайству графа Лорис-Меликова он вскоре был переименован в полковники и послан в 1880 году за границу для организации надзора за русскими революционерами.

Новое назначение Баранов воспринял с пониманием.

— Не могу сказать, ваше высокопревосходительство, что я счастлив ловить нигилистов, но если это во благо России, то я готов сражаться и на этом фронте!

Быстро разобравшись в ситуации и нащупав нити, ведущие к главарям радикалов, он уже вскоре информирует руководство о том, что в столице готовится очередное покушение на императора. Однако филёрство пришлось не по душе боевому офицеру. Он мечтает покинуть не слишком приятную для него должность. И вскоре это ему удаётся.

Герой турецкой войны петербургский генерал-губернатор генерал-адъютант Гурко, узнав о скандале вокруг Баранова и уважая его, как боевого соратника по минувшей войне, предложил пойти к нему адъютантом. Подумав, Баранов согласился, после чего был немедленно произведён в полковники и зачислен «в состав полевой пешей артиллерии». Гурко особо поручениями Баранова не докучал.

— Вы, Николай Михайлович, человек опытный и деловой, а потому трудитесь по своему усмотрению. Я же буду обращаться к вам лишь при крайней надобности! — сказал он при первой же встрече.

Но и у Гурко Баранов долго не задержался. О герое «Весты» неожиданно для всех снова вспомнил министр внутренних дел граф Лорис-Меликов. При очередном разговоре с императором, когда тот в очередной раз посетовал на недостаток энергичных и честных людей, граф его огорошил:

— Ваше величество! Испытывая недостаток в таких людях, мы, между прочим, совсем забыли об одном таком человеке, который мог бы принести России ещё немалую пользу!

— Это о ком же? — удивился император.

— О капитане 1-го ранга Баранове!

— Ну, Баранов храбрец и изобретатель известный, но неуживчив и дерзок не в меру! — поморщил нос император.

— Зато честен, деловит и никому на своём посту покоя не даст!

— Это уж точно! — рассмеялся Александр. — Что ты предлагаешь?

— Предлагаю назначить Баранова ковенским губернатором, пусть тамошнее болото немного порастрясёт!

— А справится ли?

— Уж если турка по всему Чёрному морю гонял, то с ковенскими чинушами, думаю, управится!

— Быть по сему! — кивнул после некоторого раздумья император. — Готовь указ!

Так в январе 1881 года Баранов был назначен исправляющим должность ковенского губернатора. Скачок в карьере был огромен — из адъютантов сразу в губернаторы. Былые недруги Баранова мгновенно поутихли, коль отныне он в любимцах императорских, то лучше пока Баранова не задирать. Но и ковенское губернаторство Баранова длилось недолго. Едва он вошёл в курс дела, как грянуло кровавое 1 марта 1881 года. В тот день бомбисты-народовольцы взорвали императора Александра II. Его сын Александр III немедленно вызвал Баранова в Петербург и назначил градоначальником столицы на место небезызвестного Победоносцева. Как утверждали современники, именно последний и рекомендовал императору назначить на свою должность Баранова, как энергичного и преданного России человека.

— Ваше величество, я не имею никакого представления о полицейской службе! — честно признался новому императору Баранов.

— Я не прошу тебя вникать во все тонкости, для этого есть специалисты! — остановил его Александр III. — Я лишь прошу навести в столице порядок, а главное — очистить город от бомбистов!

Историческая хроника донесла до нас следующую формулировку задачи, которые предстояло решить Баранову в Петербурге, — «положить предел дальнейшему развитию преступной деятельности злоумышленников и оградить столицу от позора — быть местом и свидетельницею совершаемых в ней преступлений».

Засучив рукава, Баранов принялся за дело. Историк пишет: «Генерал Баранов, этот „человек с железной волей в вопросах, которым он придавал государственное значение“, бросил все наличные силы на изведение смуты в столице. И вдруг полиция, доселе клятая-переклятая за мешковатость и нерасторопность, как-то воспряла духом, стала вправду „глядеть орлом“, а вскоре и защеголяла в новой форме „в русском духе“; полиция сделалась бичом для всех подозрительных лиц на городских заставах, на железных дорогах, просто на улицах…»

В результате проведённых арестов было схвачено значительное число революционеров различного толка. Полиция совместно с жандармами перевернула город вверх дном и сумела арестовать всех, кто так или иначе оказался причастен к убийству императора. Пятеро главных террористов были публично казнены на Семёновском плацу, остальные получили различные сроки заключения.