Дерзкие мечты - Дженнифер Блейк

Окончательное решение относительно поездки во Флоренцию она приняла, когда стали заказывать десерт. Роун предложил одно, Цезарь — другое, и, пока она выбирала, Роун сам сделал заказ за нее. Вроде бы мелочь, тем более что он остановился на ее любимом желе с миндалем и абрикосами, но ей надоело, что он постоянно принимал за нее решения и навязывал ей свое мнение.

Когда они вышли из ресторана и направились к машине, Джолетта что-то тихо сказала Цезарю. Он ответил ей восторженным взглядом.

В Венецию они вернулись поздно. Расставшись с Натали и Цезарем на набережной, Джолетта и Роун отправились в гостиницу. В холле девушка подошла к стойке портье, чтобы взять ключ от своей комнаты, в то время как Роун остался стоять в стороне, поджидая ее. Она многозначительно посмотрела на него, но ничего не сказала, до тех пор пока они не оказались у двери ее номера.

— Я думала, что ты возьмешь ключ от своей комнаты, — заметила Джолетта, отпирая дверь.

— Не могу, — спокойно ответил он. — Я сдал его, и они поселили в моей комнате кого-то другого.

— Ты что, проверял?

— А ты как думала? — он говорил по-прежнему спокойно. В тот момент Джолетта не знала, верить ли его словам. Она глубоко вздохнула.

— Знаешь…

— Знаю, — оборвал ее Роун. — Ты не хочешь, чтобы я оставался в твоей комнате, хочешь, чтобы я ушел. Но я этого делать не собираюсь. И не собираюсь развлекать всю гостиницу нашей дискуссией на эту тему.

Он протянул руку над ее головой и распахнул дверь номера. Потом, отодвинув Джолетту, вошел в комнату.

Джолетте оставалось либо стоять в коридоре, либо последовать за ним. Вздохнув, она шагнула в полутемный номер и захлопнула за собой дверь.

В тот момент, когда рука ее коснулась выключателя, она почувствовала густой и пряный аромат, окутавший ее в темноте комнаты. Джолетта нажала на кнопку выключателя. Стало светло.

В вазах, расставленных повсюду, где только можно, стояли крохотные садовые гвоздики — розовые, огненно-красные, белые, пестрые. Их головки источали такой упоительный аромат, что девушка невольно застыла на месте.

— Что это такое? — озадаченно спросила она.

— Гвоздики. Я увидел их на рынке Риальто и заказал.

— По телефону?

Он кивнул.

— Согласно дневнику, они означают погубленную любовь или что-то в этом роде. — В его напряженном голосе прозвучало нечто похожее на смущение.

— Сердце бедное, увы! — машинально продолжила Джолетта.

— Именно так.

Глупо было восторгаться поступком, столь явно рассчитанным на ее сентиментальность. Но великодушие жеста, понимание того, что ей нужно, проявление заботы о ней — все это говорило о том, как тонко он чувствует ее. Это поразило Джолетту и обезоружило.

— Чего ты добиваешься? — тихо спросила она.

— Я хотел сказать, что у меня не было намерений обидеть тебя, и прошу простить меня. И еще мне хотелось бы понять, не осталось ли у нас хоть какой-то возможности начать все сначала?

— Чтобы у тебя было время дочитать дневник?

Он тяжело вздохнул.

— Мне неважно, увижу я его снова или нет.

— Вот и хорошо, — рассудительно заметила она.

Она рассчитывала вывести его из себя, но лицо его выражало лишь твердую решимость. Джолетта подошла к стулу, сняла с плеча сумку и положила ее на сиденье.

— Я люблю тебя, Джолетта, — сказал он хриплым, прерывающимся голосом.

— Не надо! — резко ответила она, даже не взглянув на него. Потом добавила тише:

— Прошу тебя. Не надо.

— Я знаю, что у тебя нет никаких оснований доверять мне, но мне было важно сказать тебе это.

— Конечно, очень кстати, что ты понял это именно сейчас, — ответила она твердым голосом.

— Я давно это знал, еще в Бате, хотя началось все гораздо раньше, возможно, в ту самую ночь в Новом Орлеане. Просто тогда я не мог этого сказать, потому что не был честен по отношению к тебе и тень притворства могла бы лечь и на мое признание.

— Плохо то, что это не помешало тебе забраться ко мне в постель.

— А вот об этом я нисколько не жалею. Может быть, это — единственное, что у меня есть.

Джолетте очень хотелось верить ему, и это огорчало ее больше всего. Она не должна ему верить. Он использовал ее и будет использовать дальше, стоит только ему позволить. А этого она больше допустить не может.

Вне всяких сомнений, он считал, что ей, возможно, удастся расшифровать формулу с помощью дневника, и хотел быть поблизости на такой случай. И если у нее что-то получится, всему придет конец. Он возьмет то, что искал, и покинет ее. А если ничего не получится, если в конце путешествия у нее не будет никаких результатов, то ему просто незачем с ней оставаться. В любом случае она проиграет.

Эта мысль казалась ей такой же невыносимой, как и его льстивая ложь. Ее всегда все бросали. Мама, папа, жених. Даже Мими. На сей раз она этого не допустит. Она сама его бросит.

Джолетта подошла к столику у кровати, на котором стояло несколько ваз с гвоздиками. Наклонившись, она вдохнула их густой запах. Прохладные лепестки ласкали ей веки, рот, подбородок. Вино и аромат цветов кружили ей голову, она подумала, что, может быть, Роун заслужил прощальный подарок, нечто такое, что он сможет вспоминать, что поможет ему унять тоску, когда она покинет его.

— Джолетта, — взмолился Роун.

Ей нужно было время все обдумать, убедиться, что она действительно хочет этого. Сострадание, жертвенность, вызванная чувством вины, просто желание — все смешалось в порыве, который охватил ее. Она понимала, что в ее чувствах есть и нечто большее, но не желала признаваться себе в этом.

Она хотела провести с ним последнюю ночь, последние мгновения в его объятиях. Возможно, это прощание нужно было прежде всего ей самой. Но никто об этом никогда не узнает. Это никого не касается. Никого, кроме нее.

Если она уступит, он может подумать, что выиграл, ну и что из этого? Сама она будет знать правду. А вскоре и он ее узнает. Не вполне твердым голосом она сказала:

— Прежде чем лечь, нужно собрать чемоданы, чтобы утром их унесли носильщики. Мне еще надо упаковать вещи. Если ты не против, я приму душ первая.

Он долго смотрел на нее, потом отвернулся и чуть слышно вздохнул.

— Нет, я не против.

Джолетта искоса взглянула на него, и едва заметная улыбка тронула ее губы.

Она провела в ванной комнате не много времени. Когда настала очередь Роуна принимать душ, Джолетта выложила брюки и рубашку, которые собиралась надеть утром, выставила упакованный чемодан за дверь, а то, что намеревалась взять с собой, положила в свою большую наплечную сумку. Она похлопала рукой по ее разбухшим бокам, убедилась, что дневник лежит там, где ему полагалось; она не вспоминала о нем весь день. Ощутив ладонью выступавший угол дневника, девушка успокоилась.