Царь мышей - Елизавета Абаринова-Кожухова

Стихотворение Мешковского было встречено наиболее бурными аплодисментами — как показалось Серапионычу, это было вызвано не столько художественными достоинствами, сколько тем, что по размерам оно значительно уступало опусам Щербины и Кассировой, а это было немаловажно в ожидании следующего тоста.

И тут Серапионыч тоже решил блеснуть. Трудно сказать, что стало тому виною — то ли водка, которую он не употреблял последние два десятка лет, то ли стихи в авторском исполнении, а скорее всего, то и другое в гремучей смеси — но доктор не спеша поднялся за столом. Поэты с любопытством затихли, ибо Серапионыч вообще-то был редким гостем их посиделок, а если и появлялся, то говорил мало, а больше слушал.

— Мне очень понравились все ваши стихи, — прокашлявшись, начал доктор. При этом он заглянул в стаканчик из-под мороженого, где плескались остатки жидкости, но пить не стал, а поставил на стол, где его тут же допил Щербина. — Знаете, я особенно хотел бы отметить «Вещий сон». Скажите, Александр, ваше стихотворение основано, так сказать, на личном опыте, или… Или как?

— Или как, — нехотя ответил Мешковский. — То есть вообще-то я сны вижу, но насколько они вещие, это уж дело другое. А здесь вещий сон — это как бы художественный образ… — как у Щербины, — с ехидцей вставила Кассирова. — Образ солнца, встающего над Парижем между ног Эйфелевой башни!

— Опошлить можно все, что угодно, — слегка надулся Щербина. — В вашей занимательной египтологии всяких двусмысленностей куда больше, чем у меня! Вот, например…

— Да, так вот, насчет вещих снов, — гнул свое Серапионыч. — Извините, что отклоняюсь от литературы, но лично я и вправду на днях видел вещий сон!

Это сенсационное сообщение вызвало скептические улыбки на лицах поэтов, лишь одна малоприметная и не очень молодая дама спросила:

— И как, он уже сбылся?

Даму звали Ольгой Заплатиной, и друзья-поэты обычно поглядывали на нее чуть свысока, ведь мало того что Ольга Ильинична стихам предпочитала прозу, так еще в своих произведениях избегала всяческих авангардных «наворотов», а напротив — старалась излагать мысли по возможности простым и доступным языком. Разумеется, коллеги по Музе считали, что сочинительница таким образом «выпендривается» и пренебрежительно именовали ее творчество «соцреализмом». Однако Заплатина не обижалась, а продолжала делать свое дело.

— Увы, Ольга Ильинична, пока еще нет, — улыбнулся доктор. — Но если кто-нибудь запомнит, что я теперь скажу, то лет через двадцать сможет проверить, сбылось это или не сбылось.

— Именно двадцать? — недоверчиво переспросил Щербина.

— Что-то около того, — подтвердил доктор. — И, кстати, я узнал о дальнейшей судьбе многих своих знакомых.

— Владлен Серапионыч, а как насчет присутствующих? — вкрадчивым голосом спросил кто-то из поэтов.

— Насчет всех не скажу, но кое-чье будущее я запомнил, — скромно ответил доктор. — Хотя, право же, стоит ли говорить об этом?

— Стоит, стоит! — загалдели заинтригованные стихотворцы. — Говорите, раз уж начали!

— Ну что ж господа, вы сами этого хотели, — дал себя уговорить Серапионыч. — Вот, например, вы, любезнейший Щербина. В какой-то момент вы достигнете определенных вершин, сделаетесь даже председателем литературного общества, но увлечение треклятым зельем сыграет с вами дурную шутку: я видел (во сне, конечно), как вы торгуете на базаре рейтузами, всю выручку пропиваете, и в конце концов… — Доктор замолк.

— И что же в конце концов? — как-то неестественно засмеявшись, поторопил Щербина.

— Ах, ну стоит ли, — заколебался доктор. — Да мало ли чего увидишь в вещем сне? Впрочем, извольте: дело окончится тем, что в науке именуют делириум тременс, а в быту — белой горячкой.

— Очень смешно, — проворчал Щербина.

— Не менее занятная биография ждет и нашу милейшую госпожу Кассирову, — продолжал Серапионыч. — Не пройдет и десяти лет, как вы, любезнейшая Софья, займетесь политикой…

— Вы хотите сказать — вступлю в партию? — изумилась Кассирова.

— И не в одну, — радостно подхватил доктор, — в несколько сразу!

— Но ведь у нас только одна партия, — возразил кто-то из поэтов. И с едва скрытым сарказмом добавил: — Руководящая и направляющая.

— А будет много, — заверил доктор. — По числу мелких и крупных олигархов. И каждая — руководящая и направляющая.

— Что еще за олигархи? — переспросила Софья. — Наверное, вы хотели сказать — аллигаторы?

— Нет-нет, именно олигархи, — подтвердил доктор. — Хотя между теми и другими немало общего… Но, впрочем, из-за увлечения эзотерикой и все тем же треклятым зельем конец у вас будет таким же, как у Щербины.

— Да-а? — удивилась Кассирова. — Уж не имеете ли вы в виду, что я сделаю операцию по изме…

— Нет-нет, я имел в виду белую горячку, — поспешно перебил доктор. — А вот вас, господин Мешковский, чара сия минует — вы сумеете вовремя остановиться. Правда, ваша поэтическая деятельность несколько потускнеет, но зато вы станете уважаемым человеком, общественным деятелем на ниве сексуального равноправия, а также редактором веб-портала…

— Какого, простите, портала? — с удивлением переспросил Мешковский.

— Ну, интернет-портала, — уточнил Серапионыч. — Как бы вам это получше объяснить? Интернет — это такая субстанция, которая вроде как бы существует, но пощупать ее очень трудно. Я уточню у знакомого админа, то есть провайдера, и тогда разъясню вам более толково.

После таких слов в головах многих поэтов мелькнула схожая мысль — дескать, совсем допился доктор своего медицинского спиртика, вот ему уже и снится всякая жуть-муть. Лишь прозаик Ольга Заплатина отнеслась к докторским прорицаниям с некоторым пиететом. Она даже решилась задать ему наводящий вопрос:

— Владлен Серапионыч, а вы не видели в вашем вещем сне — может быть, кто-то из нас чего-то достигнет собственно на литературном поприще?

— Вот как раз вы, Оленька, и достигнете, — радостно сообщил Серапионыч.

Это заявление отнюдь не повысило доверие к откровениям доктора — скорее, наоборот: уж Ольгу-то Ильиничну никто не воспринимал всерьез как литератора. Да и сама Заплатина не рассматривала сочинительство в качестве главного дела своей жизни — для нее это было не более чем хобби.

— Да-да, именно Ольга Ильинична станет известной писательницей детективного жанра, — почувствовав, что ему не очень-то верят, загорячился доктор. — Ее имя займет достойное место в ряду таких мэтров, как Агата Кристи, Александра Маринина, Дарья Донцова, Елизавета Абари…