Любимые женщины лорда Фэлтона - Анна Александровна Завгородняя

Я все же никак не могу понять, о чем вы хотели поговорить? – мягкий голос Кэтрин вызывал у Эдны раздражение, но она терпела, поскольку так было надо.

- Видите ли, - замялась мать Персиваля. Ее мозг лихорадочно пытался найти причину, по которой они оказались здесь. Эдна подозревала, что Кэтрин будет легко заманить в аллею. Девица без ума от ее сына. Не понимает, глупая, где она и где Перси. Разное положение в обществе. Разные статусы. Нет, такой никогда не стать часть семьи Уитни.

Вот впереди показалась аллея. Кусты рододендрона плотной стеной окаймляли усыпанную речным песком дорожку.

Эдна бросила быстрый взгляд вперед и сделав вид, что споткнулась, громко ахнула. Это был сигнал для Перси к действию.

«Когда он увидит Кэтрин, будет уже поздно!» - решила про себя женщина.

- Что с вами? – охнула миссис Трейлони.

- Очень неудачно подвернула ногу, - тут же ответила леди Уитни и кивком головы указала вглубь аллеи, - пойдемте, там скамейка… - начала она и тут же обомлела. Ей хватило всего одного взгляда, чтобы понять – Персиваль находится там, где они и договаривались. Только рядом с ним была не Агата.

Рядом с ним Пенелопа Уитни! Ее собственная дочь.

Несколько секунд Эдна приходила в себя. Персиваль поднял голову и встретил взгляд матери. Он был взбешен и почти не скрывал своего гнева.

Ну, конечно же! Он увидел свою драгоценную мисс Трейлони и понял замысел матери.

Но каков подлец! Обманул! Предал! Подвел!

Не только свою мать, но и свою семью!

Но где же тогда Агата? Вернулась к Фэлтонам и спокойно ждет очередной забег на ипподроме?

Эдна резко выдохнула и опустила взгляд. Это позволило ей прийти в себя и собраться с мыслями.

- О, лорд Персиваль! – услышала она противный голос мисс Трейлони.

Поглядев на Кэтрин, Эдна Уитни подавила в себе отвращение. Все пошло не так, как она планировала. Никакого скандала не будет. Впрочем, тут же напомнила себе женщина, Фэлтоны не в курсе того, что она собиралась сделать. А значит, ничего не потеряно.

Дети ее разочаровали. И Пенелопа, эта юная обманщица! Каким образом приехала сюда? Неужели обвела вокруг пальца слуг, которые должны были присматривать за ней дома?

- Надо же, леди Уитни. Ваши дети здесь, - проговорила миссис Трейлони, привлекая внимание Эдны. – Удивительное совпадение.

- Удивительно, - произнесла глухо женщина и взяв себя в руки, направилась к сыну, мечтая залепить ему хорошую затрещину, чего не делала с тех самых пор, как Персиваль начал бриться. Она искренне надеялась, что ее первенец не такая же тряпка, каким являлся супруг. Но все оказалось куда хуже.

Вот не просто так он твердил ей о глупой чести и о том, что надо жить иначе. Эдна знала своего сына. Или хотела надеяться, что знает. Всему виной вовсе не красивые слова о благородстве. Он попросту влюбился в дуреху Трейлони и решил быть свободным для любви.

Дома они поговорят. Хорошо так поговорят, решила для себя Эдна и надев самую милую из своих улыбок, подошла к детям, стараясь не замечать с каким восторгом толстуха Кэтрин смотрит на Персиваля. В тот момент, когда леди Уитни посмотрела на сына, а затем перевела взгляд на дочь, что-то сжалось в ее груди. Потому что Пенелопа улыбнулась так, как никогда не улыбалась ей. А в довершение всего, подмигнула, нелепо, отвратительно и вульгарно.

- Что… - Эдна удивленно ахнула.

- Ну что вы, матушка, - прощебетала Пенелопа каким-то нелепым голоском, словно играла чужую роль, и приблизившись, взяла ее руки в свои.

Эдна почувствовала, как ее пальцы сжали совсем не девичьи пальчики. Это не были руки ее дочери. Боги великие, это вообще не была ее дочь!

Поддельная Пенни наклонилась ближе к лицу леди Уитни и тихо, чтобы никто из стоявших поблизости не услышал, прошептала:

- Что-то ты очень бледная, матушка. Мне кажется, тебе очень нужен свежий воздух, не так ли?

Эдна узнала голос и вздрогнула от страха и осознания истины.

- Вы? – прошептала она.

Пенелопа ловко подхватила матушку под руку и повела за собой прочь от Персиваля, который, преодолев злость на Эдну, уже мило общался с Кэтрин и миссис Трейлони.

- Прогуляемся, дорогая мама? – спросил мужской голос, столь нелепый для нежного девичьего облика.

- Да что вы себе позволяете? – ахнула Эдна и попыталась высвободить руку при этом не привлекая к себе общего внимания.

- Просто хочу предложить вам поездку за пределы столицы. У вас, кажется, есть дом в провинции? Вот и отлично. Уезжайте. Вот просто завтра. А еще лучше, сегодня, сразу после скачек. Я был добрым. Я дал вам шанс не совершать ошибки. Ваш сын пытался что-то исправить, но вижу, вы упрямо идете к своей цели. Поэтому я вам говорю: уезжайте как можно быстрее, потому что этим вечером я расскажу о долгах вашей семьи и все узнают, как самым бесчестным образом вы пытались заполучить то, что вам не принадлежит, - улыбнулась поддельная Пенни и остановившись, наконец, отпустила руку Эдны.

- Вы не посмеете! – произнесла женщина.

- Я бы не посмел, если бы у вас были хотя бы зачатки совести. Но если сейчас все оставить так, как есть, вы же не остановитесь, нет?

Никогда Эдна так не боялась. И еще никогда не ненавидела так яростно, как сейчас.

Перед ней стоял лорд Дориан Фэлтон собственной персоной. Проклятый маг принял сначала облик Агаты, а затем и Пенни! А она поверила, повелась, как наивная дурочка, коей никогда не являлась.

- Я вижу ваши глаза, горящие гневом, и понимаю, что не ошибся в своих суждениях. Уезжайте, леди Уитни. И прихватите с собой свою семью. Уже завтра, и я клянусь, что сделаю все от меня зависящее, все долги вашего супруга, все подлости в отношении леди Элдридж, будут оглашены перед светом и поверьте, никто более не станет вести знакомство с такой семьей, как вы. И только вы одна тому виной.

Эдна поджала губы. О как ей хотелось наброситься на этого наглеца! Вот прямо сейчас! Расцарапать ему лицо, прятавшееся под обликом Пенелопы, вырвать сердце и…

Она сглотнула, подавив свои мечты, зная о том, что он не позволит ей даже пальцем прикоснуться к себе. Поэтому продолжала стоять и слушать надменные слова, полные отвращения и холода.

- Надеюсь, вы меня поняли? – уточнил Фэлтон и улыбнулся почти мило. Но она-то знала,