Гастроль без антракта - Влодавец Леонид Игоревич

Наше положение было не самое лучшее. Добраться по гладкой бетонной стене до щели-полумесяца не смог бы даже альпинист, тем более без специального снаряжения.

— Ну, а теперь куда? — спросила Кармела.

— Куда-нибудь… — Я неопределенно махнул рукой в сторону подземного коридора, уводящего от шахты.

— Учти, — заметила Таня, — «тигры» вышли к асиенде из-под земли, через заваленный ствол. Они и сейчас могут быть там.

— Учту, — вздохнул я.

Она достала фонарик, посветила вперед. Метрах в двадцати коридор заканчивался лестницей, похожей на те, что имелись в подземельях «Горного шале», но хода наверх не было — только вниз. В стене коридора было две двери, обе сорванные с петель. За обеими дверями были небольшие комнатушки. В первой стоял стол с телефоном, тумбочка с телевизором, у которого при взрыве лопнул кинескоп. На полу в пыли валялись осколки от разбитого плафона, опрокинутые стулья, письменный прибор, давно испортившиеся электронные часы. Здесь, похоже, сидела бодрствующая пара охранников, а отдыхали они во второй комнатушке, где стояло два топчана, обитых клеенкой.

— Посидеть, что ли? — устало сказала Таня. — Все ноги оттопала…

Уселись друг напротив друга. Я спросил:

— Может, теперь скажешь, откуда ты здесь взялась?

— Тот же вопрос могу и я тебе задать.

— Я? Честно и благородно приехал как турист. С законной женой, при паспортах и визах. А ты, насколько я помню, в это время оставалась в Москве, у нас в центре.

— Ты своей памяти не верь ни в чем. Она липовая от и до. Точнее, настоящего в ней много, но вранья — очень много. Я своей уже давно не верю и не знаю, что правда, а что ложь. Я даже сейчас не знаю, вживую с тобой говорю или это опять кто-то придумал.

— Тогда ответь: ты, когда мы всем колхозом в вагончике ехали, спала?

— Вроде бы… Хочешь спросить, что я во сне видела?

— Хочу.

— Можешь не проверять — то же, что и ты. Рассказывала тебе о том, что я такое. А оборвалось все на том, когда ты спросил, не связан ли Сорокин с Бариновым. Закрутилась спираль, и все исчезло.

— Как ты думаешь, случайно?

— Не знаю, ничего не знаю… Может, случайно, потому что до места доехали, а может, и нет. Какая разница?

— Ты можешь досказать про себя?

— Нет. Я этого еще не знаю.

— Как это?

— А так. То, что я тебе рассказывала во сне, мне самой не было известно. Я говорила то, о чем раньше не знала. Понятно?

— С трудом. Тебе это кто-нибудь подсказывал или как?

— Видишь ли, то, что у меня не все в порядке с головой, я давно замечала. Но кому такое расскажешь? Ты-то меня поймешь, я знаю, что вы с Брауном жили в одной голове. Но вы там вместе не больше суток пробыли, кажется, а я несколько лет. Понимаешь?

— Приблизительно… Только вот когда мы с Брауном в одном черепке обитали, то телом управлять не могли. Оно не знало, чьи команды выполнять. А у вас, выходит, все получается?

— Не так. У вас «я» были больше разделены. А у нас нет резкой границы. Во сне с тобой говорила Таня. Но сейчас «я» — Таня-Кармела. Все вместе. Новая личность…

— Пойдем дальше? — предложил я. — А то разомлеем тут, если долго просидим.

— Верно… — согласилась Таня. Ее взгляд упал на пистолет-пулемет, который достался мне от убитого телохранителя.

— Где это ты «бизончик» прихватил?

— «Бизончик»? — Ну да, это ж «бизон-2» — совсем новый пистолет-пулемет. Сделан на базе «Калашникова», но тут, в шнеке, минимум шестьдесят четыре патрона. В ближнем бою — сильная штука.

Мы встали и пошли по коридору к лестнице. Прежде чем начать спускаться,прислушались. Вроде бы какие-то шорохи и шуршание снизу долетали, но скорее всего их производили либо крысы, либо подземные сквозняки. Андрюхин «Калашников» я надел за спину, а «бизон» держал наготове. Таня тоже шла с раскрытым «ПП-90», а «винторез» повесила стволом вниз.

Каждый марш лестницы опускал нас на четыре метра ниже. Каждая ступенька по двадцать сантиметров высотой, всего по двадцать ступеней в марше. Марш — площадка, марш — площадка… Без каких-либо боковых коридоров. Шестой по счету марш вывел нас к арке, через которую когда-то нас провел Паскуаль Лопес после того, как Капитан набрал код «1789» — дату принятия первой Конституции США. Тогда ее закрывал стальной щит, поднимавшийся при наборе кода, которого сейчас не было. Его вывернуло вместе с частью арки, и он, должно быть, грохнулся в шахту лифта. А вот той боковой двери в арке, через которую мы с Таней прошли на этот раз, при первом посещении «Лопес-23» я не увидел или, во всяком случае, не запомнил. Эту дверь тоже сорвало с петель чудовищной ударной волной и даже немного выворотило раму, державшуюся на мощных стальных штырях, вцементированных в проем, пробитый в монолитной скале.

— Мощно рвануло, — отметил я, когда мы оказались под аркой.

— У тебя дозиметра случайно не имеется? — с беспокойством спросила Кармела.

— Нет, конечно. А ты думаешь, тут атомную бомбу взорвали?

— Кто его знает. Была же где-то здесь бомба…

— Вряд ли. — У меня, однако, мороз по коже пошел. Всяко бывает… Может, это и к лучшему, что у нас дозиметра нет. Теперь, пока не начнем блевать от лучевки, ничего знать не будем. Ну, был бы он, дозиметр этот. Узнали бы, что кругом считает, а что дальше? Деваться-то все равно некуда…

Успокаивая себя, что не могло быть тут никакого ядерного взрыва, ибо тогда половина острова превратилась бы в радиоактивную пустыню, а на другой все еще и сейчас мерли бы от лучевой болезни, я пошел сперва к стволу лифтовой шахты. Таня посветила вниз фонарем. Огромная труба уходила, казалось, в бесконечность. Свет фонаря проник во тьму не менее чем на полсотни метров, но дна пропасти видно не было. Куда провалился вертолет с лифтовой площадкой — мы так и не разглядели.

— Ни фига себе! — сказал я себе…

— Может, это здесь? — предположила Таня.

— То, что ищут в зоне «Зеро»?

— Знать бы, как туда спуститься… — хмыкнул я.

Мне вовсе не хотелось лезть в преисподнюю, тем более толком не зная, как обращаться с сейфом О'Брайена, который огражден всякими штучками и при неаккуратном обращении может в лучшем случае оставить тебя с носом перед кучей пепла, а в худшем — угробить вообще. У меня была тайная мечта: найти какой-нибудь ход наверх, а затем выбраться на свежий воздух. Я уже пресытился подземными путешествиями, у меня скоро клаустрофобия начнет развиваться…

Тут мне вдруг стало до идиотизма смешно. Бедная Хрюшечка-Леночка ныла, что хочет отдохнуть. Добрый папочка ее благоверного Димы щедрой рукой презентовал им шикарный тур. Сначала Лондон, где не столько знакомились с достопримечательностями, сколько собирали информацию, теперь благоухающий остров, по поверхности которого пришлось передвигаться короткими перебежками, лазурные воды Карибского моря, в которых, как оказалось, можно и утопнуть, если под тобой взорвется шикарная яхта, наконец, экзотика прохладных подземелий с перестрелками, взрывами и перспективой где-нибудь навеки замуроваться.

Поскольку я, по-моему, даже хмыкнул при этих размышлениях, Кармела посмотрела на меня как на идиота и спросила:

— Крыша поехала, компаньеро?

— Точно, — согласился я. — Ты знаешь, что мы сюда с Ленкой отдыхать приехали? На солнышке отогреваться, купаться, фрукту кушать, как говорят в приватизированном вашей «незалежной ненькой» Крыму…

— Вот и ехал бы в Крым, пока пускают… — проворчала Таня, и понял, что чем-то наступил ей на хвост. То ли она болезненно восприняла смешочек по поводу украинской независимости, то ли ей эта самая независимость тоже не больно нравилась. Не поймешь. Но то, что с ней надо осторожно обращаться, я знал хорошо.

Не вдаваясь в пререкания, мы пошли в противоположном от шахты направлении. То есть туда, где раньше был подземный перрон и начиналась линия метро. Тогда отсюда было всего десять минут езды до станции «Лопес-23» и ныне полузаваленной шахты, по которой мы вчера выбирались наверх. Сегодня по ней к асиенде подобрались «тигры».