Лэйси из Ливерпуля - Маурин Ли

Мартин обернулся на звук подъехавшей полицейской машины, и его лицо исказилось от ужаса, который сменился облегчением при виде Маив.

— Дорогая! О, моя дорогая Маив. Я уже думал, что ты мертва. Я думал, ты попала в аварию. С тобой все в порядке? Скажи мне, что с тобой все нормально. — Он ощупывал ее руки и плечи, словно проверяя, не сломаны ли у нее кости. — Где ты была? — Он внезапно нахмурился, узнав водителя машины. — Это Джерри? Почему он привез тебя домой? Маив, что происходит?

Маив не стала ходить вокруг да около.

— Я решила завести ребенка, Мартин. Если хочешь, я сразу же вернусь обратно к Фионе, только возьму кое-какую одежду. Я пробыла у нее весь день.

— Ты была у Фионы! Ох, Маив, — с упреком произнес он. — Я чуть с ума не сошел от беспокойства. — Потом до него дошла ее первая фраза. — Ты только что сказала, что решила завести ребенка? Господи, как это произошло?

— Точно так же, как это происходит со всеми остальными, — бодро ответила Маив. — Я перестала принимать пилюли несколько месяцев назад, и, если ты недоволен, Мартин, тогда тебе придется просто проглотить эту новость. Я уже сказала, что могу жить у Фионы.

— Нельзя ли обсудить это в доме?

— Нам нечего обсуждать. — Маив ласково улыбнулась. — Я решила родить ребенка, вот и все. Если ты смиришься с этим и не будешь жаловаться на возраст машины, отсутствие гаража и цветного телевизора, не станешь распространяться о том, как бы тебе хотелось провести отпуск лучше, чем в прошлом году, я остаюсь. В противном случае я забираю свои вещи и ухожу.

Облегчение Мартина сменилось холодным раздражением.

— Я и представить себе не мог, что ты способна быть такой обманщицей, Маив. Ребенок должен стать совместным решением. Я очень в тебе разочаровался.

— Ты и вполовину не так разочарован во мне, как я в тебе, Мартин Адамс. Не будешь ли ты так любезен отойти в сторону, чтобы я собрала свои вещи. За остальным я заеду завтра, когда ты будешь на работе.

— Нет! — Мартин схватил ее за плечо. Джерри Мак-Кеон вылез из полицейской машины и облокотился на нее, скрестив руки на груди. Он не сводил глаз с супружеской парочки. Мартин ошеломленно вздохнул и отпустил жену: до него дошло, что Джерри беспокоится, как бы он не причинил вреда своей супруге. Он тихо произнес:

— Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты ушла, Маив. Пойдем внутрь. Мы можем поговорить там.

— Я пойду, но говорить нам не о чем. Я решила родить ребенка, и чем скорее ты смиришься с этим фактом, тем лучше. — Маив решительно зашагала по дорожке.

Джерри Мак-Кеон смотрел, как они входят в дом. Они совершенно забыли о нем. Он подошел к автомобилю Мартина, выключил мотор и опустил ключи зажигания в ящик для писем. Затем он вернулся на Стэнли-роуд и в тысячный раз сделал Фионе предложение. К его удивлению и радости, Фиона согласилась не раздумывая.

Орла была первой, кого Лулу и Гарет пригласили на обед в своей крошечной лондонской квартирке. Орла ласково наблюдала за дочерью, пока та сноровисто накрывала маленький круглый столик у окна. Картина напомнила ей о тех временах, когда она играла в дочки-матери вместе с Фионой и Маив. У молодых не хватало тарелок, а те, что имелись, были с трещинами. Столовые приборы, как и стулья, были разнокалиберные. В комнате пахло масляными красками, а в углу стоял мольберт с незаконченной картиной — Гарет не мог позволить себе иметь студию. На картине были нарисованы мертвые птицы, подвешенные, как белье, на веревке.

— Как ты ее назовешь?

— Я еще не придумал названия.

Они принялись за восхитительного цыпленка и запеканку из грибов, за которыми последовали трюфели. Орла принесла с собой бутылку вина.

— Я бы предпочла какое-нибудь более интересное занятие, мам, в качестве повара я безнадежна.

— Все просто замечательно, Лулу, — искренне сказала Орла. Огонь свечи, вставленной в старую бутылку из-под вина, трепетал от легкого сквозняка. Из окна комнатки на четвертом этаже открывался тоскливый вид на крыши Кемдена, сверкавшие ледяным блеском в лунном свете. Наступивший декабрь принес с собой лютый холод. — Я никогда не думала, что у крыш бывает так много цветов, — заметила она.

— Я нарисую эту сценку, прежде чем мы переедем отсюда, — сказал Гарет. — Если мы переедем.

Орла перевела взгляд с дочери на зятя.

— Вы подумываете о переезде?

Лулу наморщила носик.

— Может, мы и переедем, но не раньше Рождества. На прошлой неделе мы встретили одного парня, которому принадлежит художественная галерея в Нью-Йорке, ничего особенного, к тому же плохо организованная. Он считает, что американцам понравятся картины Гарета, и пообещал регулярно выставлять несколько — ты не поверишь, мам, какую цену он собирается за них просить!

— Я не хочу разрушать свою коллекцию, — проворчал Гарет.

— Художники рисуют картины для того, чтобы продавать их, это же естественно, — возразила Орла. — Деньги, которые ты получаешь, всего лишь доказывают их стоимость. Иначе все это не имеет смысла, разве что рисование превратилось в твое хобби и ты не против отдавать их даром.

— Видишь, — торжествующе заявила Лулу. — Я знала, что мама поддержит меня. Гарет беспокоится, что если он заработает деньги, то вынужден будет распродать все.

— Меня больше волнует то, что мои работы никто не купит, — признался Гарет.

Орла попыталась убедить его, что он говорит ерунду. В возрасте Лулу — в любом возрасте — она бы отправилась в Нью-Йорк не раздумывая. Она не хотела, чтобы ее дочь упустила такую прекрасную возможность.

После обеда в гости заявились многочисленные друзья Гарета, главным образом художники мужского и женского пола, далеко не все из них молодые. Они принесли с собой еще вина. Верхний свет погасили, оставив только дрожащий огонек свечи и мерцающую луну, которые освещали убогую комнатку, и разговор пошел о самых разных вещах, в основном об искусстве, о политике, о последних фильмах и шоу…

«Боже, как мне все это нравится, — с тоской думала Орла. — Я так много пропустила. Я пропустила все».

Была уже полночь, когда она вернулась в свой отель на Виктория-стрит. К ее удивлению, в фойе еще толпились мужчины, а бар по-прежнему работал. Она заказала себе двойной виски, и мужчины предложили ей присоединиться к ним. Орла подумала о своей маленькой холодной комнате с маленькой холодной кроватью и согласилась. Пятеро мужчин были, как и она, торговыми представителями, правда, намного старше ее. Одежда их была дешевой, смех — фальшивым, а голоса — слишком громкими. От них веяло неким трудно уловимым отчаянием, словно они жили не той жизнью, о которой мечтали двадцать или тридцать лет назад: по их расчетам, они должны были уже давно обзавестись собственным кабинетом и своим штатом подчиненных, стать респектабельными уважаемыми людьми.

Шестой мужчина отличался от них. Он был одет лучше, говорил тише, и от него исходила уверенность, а не отчаяние. Орла поняла, что он был инженером одной французской машиностроительной компании, который предлагал различным фирмам очень дорогое оборудование. Он говорил мало, с едва уловимым акцентом. Его звали Луи Бернет. Орла почувствовала себя заинтригованной, поскольку в отличие от других мужчин он не обращал на нее ни малейшего внимания. Луи был невысокого роста, стройный, с темными волосами и тонкими губами, с жестким, неулыбчивым лицом. После Микки Орла еще ни к кому не испытывала такого мгновенного влечения. Она упорно смотрела на него, надеясь перехватить его взгляд, но он ни разу не посмотрел в ее сторону.

Спустя час, пропустив два стаканчика виски, она объявила, что отправляется в постель. Мужчины шумно пожелали ей спокойной ночи, а Луи просто уставился на носки своих начищенных туфель и не произнес ни слова.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

— Это не комната, а настоящий морозильник, — пробормотала Викки Уизерспун. — Если бы я была пинтой молока, то не испортилась бы в течение долгих месяцев. — Она со злостью взглянула на покрытые льдом окна в металлических рамах и потерла руки, утратившие всякую чувствительность.

Пытаться писать было бесполезно. Она швырнула ручку на стол и сунула руки в рукава джемпера. Стало чуть-чуть теплее.

Только в конце декабря должен был прийти слесарь, чтобы установить батареи центрального отопления. За работу он брал недорого, отчего был нарасхват, а это означало, что им придется ждать долгие месяцы, пока он освободится. В октябре, когда они только переехали сюда, погода стояла теплая, и они сначала взялись за приведение в порядок большого обветшалого здания, а Мэри Грегори и Робин Хьюз, которым исполнилось по восемнадцать и которые получили в школе высший балл по химии, занимались выпуском флаконов с шампунями и кондиционерами «Лэйси из Ливерпуля». «Еще никогда ни одно дело не начиналось с таких ограниченных средств», — смеясь, заметил Кормак.