Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник) - Пелам Вудхаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И были абсолютно правы!
– Но вы же не допустите, чтобы случай пятилетней давности повлиял на наши отношения!
– Я никогда не прощу вас!
– А вот с полчаса назад, когда бросили взрывчатку, вы кинулись ко мне!
Энн полыхнула заревом.
– Я равновесие потеряла!
– Может, не стоит его восстанавливать?
– Вы совершили жестокий, бессердечный поступок. – Энн закусила губку. – Какое имеет значение, сколько лет прошло? Если вы были способны на это тогда…
– Энн, Энн, где ваш разум? Разве вы не признаете перевоспитания? Возьмите хоть свой случай! Пять лет назад вы были сентиментальной поэтессой. А теперь! Похитительница детей, умная, прелестная, при чьем приближении все кидаются запирать дверь на ключ. А я… Да, пять лет назад я был бессердечным животным. Но зато теперь – трезвый деловой человек, специально вызванный своим дядей, чтобы вытащить гибнущую фирму из трясины! Почему бы не похоронить прошлое? Оно мертво. Кроме того – не из похвальбы, просто хочу обратить внимание… кроме того, подумайте, что я для вас сделал! Вы сами признавали, что под моим влиянием характер ваш круто поменялся. Если б не я, вы так бы и кропали стишата. Да еще верлибр! Я вас спас, а вы презрительно пинаете меня!
– Я вас ненавижу!
Джимми, подойдя к письменному столу, снял с полки томик.
– Положите на место!
– Хочу почитать вам «Похороны любви», чтобы проиллюстрировать свою точку зрения. Посмотрите на себя, какая вы сейчас, и вспомните, что совершенствованию способствовал я. Ага, вот! «Похороны любви»! «Сердце мое мертво…»
Энн выхватила у него книжку, швырнула ее, и та, взлетев, задела за перила галереи и со стуком свалилась на пол. Энн стояла, глядя на Джимми сверкающими глазами. Потом отошла.
– Извините, – сухо сказала она. – Вспылила.
– А все ваши волосы, – успокоил ее Джимми. – Вам и полагается быть вспыльчивой с такими-то волосами! Какой оттенок… А замуж вам надо выйти за голубоглазого человека, милого, но решительного и с ба-альшим будущим! Он приведет вас в норму.
– Мистер Крокер!
– Ласково, конечно, по-доброму, бархатной, а не железной рукой. Но все-таки – твердо.
Энн была уже у дверей.
– Для такой натуры просто необходим муж, с которым можно ссориться. Мы с вами подходим друг другу. Наш брак будет идеально счастливым. Если вам попадется матрасик с надписью «Топчи меня», вы будете несчастны. Вам нужен кто-то попрочнее. Собственно, вам нужен партнер. С кем вы будете ссориться, точно зная, что он не свернется мячиком, чтоб вы его гоняли, а всегда сумеет дать сдачи. Может, у меня и есть недостатки… – Джимми с надеждой примолк.
Энн молчала.
– Мелкие. Но я именно тот человек. Резкие перепалки – основа счастливого брака. Так и вижу нас в преклонном возрасте. Вы – по одну сторону радиатора, я – по другую. По-прежнему влюбленные. Греем конечности и придумываем, как бы поддразнить друг друга. Если я уйду сейчас из жизни, вы будете несчастны. Вам будет не с кем ссориться. Разумеется, вы знаете, что ягуарша выражает симпатию к супругу, цапая его за ноги. Если она цапнет воздух…
Из всех колкостей, которые Энн намеревалась вставить во время этой речи, вынырнула лишь одна, к ее стыду – самая слабая.
– Вы просите меня выйти за вас замуж?
– Да.
– Ну уж нет!
– Вы говорите так, потому что я сейчас не в форме. Я нервен, робок, косноязычен. Ничего, это пройдет! Вы себе не поверите, когда поймете истинную мою натуру. Под поверхностью – разумеется, я говорю фигурально – я истинный фейерверк!
Дверь за Энн захлопнулась. Джимми остался в одиночестве. Он задумчиво подошел к креслу Пэтта, уселся и – заброшенный, одинокий – меланхолично приняться пускать клубы дыма. Ну что он за болван? Наболтать такого! Разве девушка с характером это выдержит? Ведь самый подходящий был момент проявить ласковость и серьезность, умолять, убеждать, а он такого наплел!..
Тянулись минуты. Девять, десять… Джимми вскочил. Ему показалось, что он услышал шаги. Он распахнул дверь. Пусто. Он снова свалился в кресло. Конечно, Энн не вернется. С какой стати?
– Джимми! – окликнул голос.
Он опять вскочил и ошалело огляделся. Потом взглянул наверх. Над перилами галереи улыбалось ее лицо.
– Джимми, я обдумываю твое предложение. Только хочу спросить… уточнить… Ты признаешь, что пять лет назад вел себя чудовищно?
– Да!
– А с тех пор ведешь себя еще хуже?
– Да!
– И вообще ты жуткий тип?
– Да-а!!!
– Тогда я согласна. Так тебе и надо!
– В каком смысле?
– Ты заслужил такую жену. Я боялась за тебя, жалела, но теперь вижу – это самое подходящее наказание! – Она подняла руку. – Вот оно, мертвое прошлое! Ступай, похорони его! Спокойной ночи.
Маленький томик свалился ему на ногу. Он тупо смотрел на него. Потом с диким воплем, долетевшим до спальни Пэтта и вновь разбудившим страдальца, только забывшегося сном в третий раз за ночь, ринулся на галерею. С дальнего конца прозвенел музыкальный смех.
Даровые деньги
Иэну Хэю Бейтсу[2]
Глава I,
Представляющая читателю влюбленного молодого человека
1
Деревушка Радж дремала в летних лучах. На узкой, хотя и главной улице жизнь замерла, если не считать кошки, трущейся о желоб, мух, занимавшихся гимнастикой на раскаленных подоконниках, и глубоких мыслителей у кабачка, ожидавших, когда он откроется. Жизнь вообще не кипит здесь, но чужеземцу особенно трудно принять эту местность за Пиккадилли, Бродвей или Рю де Риволи в два часа пополудни, жарким летом.
Саму деревушку вы найдете, внимательно изучив ту живописную часть Англии, где серый камень Глостершира сменяется серым кирпичом, которым славен Вустершир. Тихо, почти бессознательно, притулилась она у речки Скерм, и никого не трогает, никуда не лезет, сонно довольствуясь норманнской церковью, одиннадцатью кабачками, населением (если верить справочнику) в 3541 человек и единственным знаком прогресса, аптекой Ч. Байуотера.
Ч. Байуотер трудолюбив. Не ведая радостей сиесты, он бдит, когда другие спят. Местные жители, как правило, расходятся днем по спальням, прикрывают лицо платком и выключаются. Так поступают они, но не Байуотер. В те мгновения, с которых начинается наша повесть, он работал, не покладая рук и только что продал полковнику Уиверну чудодейственное средство от комариных укусов.
Купив эликсир, полковник собирался уйти, но Ч. Байуотер любил приправить сделку беседой. К тому же Мередит Уиверн еще не заходил к нему с тех пор, как разразился знаменитый скандал, другими словами – две недели, и главный сплетник селенья страдал без сведений.
Главное он, конечно, знал. Радж-Холл, обиталище рода Кармоди, окружал парк, а в этом парке росло несколько дубов, посаженных при Елизавете. То один из них, то другой становился настолько трухлявым, что угрожал жизни гуляющих. Тогда вызывали экспертов, и те, применив динамит, обращали его в невинный пень. Судя по слухам, две недели назад именно эта процедура едва не погубила полковника и мистера Кармоди. Они подошли к дубу как раз тогда, когда эксперт поджег шнур.
Это знали все и живо обсуждали в одиннадцати кабачках. Но Ч. Байуотер с его нюхом или тем шестым чувством, которое подсказывало ему, что творится у мелкой и крупной аристократии, чувствовал, что есть еще что-то, и надеялся на полковника.
– Жара… – начал он.
– Э… – согласился покупатель.
– А барометр поднимается.
– Э…
– Может, станет полегче.
– Э…
Ч. Байуотер открыл карты.
– У вас хороший вид, – сказал он. – После таких неприятностей…
Полковник, человек пылкий, как раз собирался узнать, почему, черт подери, надо заворачивать этот эликсир чуть не до вечера. Но тут, обретя ярко-малиновый цвет и грозно нахмурив брови, он яростно воззрился на аптекаря.
– Неприятности! – вскричал он. – Ну, знаете!
– Я имел в виду…
– Ха-ха! Неприятности!
– Да я просто…
– Если вы хотите сказать, – загрохотал полковник, – что я чудом спасся от смерти, я бы вам посоветовал лучше выбирать слова. Этот жирный мерзавец пытался меня убить. Неприятности! Нет, это бесподобно!
Мало что в мире печальней, чем ссора близких друзей, которые долго разделяли радости и скорби, что там – думали одно и то же о вере, вине, сигарах, политике и современной молодежи. Услышав, что полковник именует жирным мерзавцем Лестера Кармоди, надо бы опечалиться; но нет, аптекарь испытал греховный восторг. Нюх не подвел, скандал изрядный. И Ч. Байуотер развесил уши, ожидая разъяснений.
Он их дождался, и в превеликом количестве. Полковника он понимал, тут не захочешь – обидишься. Когда мы гуляем с другом в парке, слышим вскрик и, оглянувшись, понимаем, что сейчас бабахнет, легко ли, если этот друг схватит нас сзади и сунет между собой и шнуром, чтобы защититься от взрыва?
– Так-так-так… – сказал Байуотер, поднимая уши еще на один дюйм.