Хрущев. Творцы террора. - Елена Прудникова

3 сентября губернский военный комиссар в Москве пишет: «За каждую каплю пролетарской крови прольется поток крови тех, кто идет против революции… За каждую пролетарскую жизнь будут уничтожены сотни буржуазных сынков белогвардейцев…»

В органах тоже настроение соответствующее. Нарком внутренних дел Петровский 5 сентября издает «приказ о заложниках».

«Расхлябанности и миндальничанию должен быть немедленно положен конец… Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших попытках сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочно массовый расстрел…»

Несколько позднее, 1 ноября 1918 года, председатель ЧК и военного трибунала 5-й армии Лацис писал в «Красном Терроре»: «Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны решить судьбу обвиняемого».

Лацис — не председатель ВЧК и не нарком, но и его слово тоже было услышано. А уж на местах руководящие указания поняли по-своему.

Некие коммунисты из Витебской губернии требуют за каждого убитого советского работника расстрелять тысячу белых. Еще одна комячейка, на сей раз какого-то автопоезда — за каждого павшего расстреливать по 100 заложников, то есть совсем уже невиновных людей. «За каждого нашего коммуниста будем уничтожать по сотням, а за покушение на вождей тысячи и десятки тысяч этих паразитов» — это из постановления охраны Острогорской ЧК.

Чувствуете, как идея пошла в массы?

Правда, реализовывалась она несколько скромнее. Эмигрант Сергей Мельгунов кропотливо собрал множество свидетельств о «зверствах большевиков». Сюда вошли и факты, в том числе и почерпнутые из советских газет, и легенды — сюда вошло все. И, что особенно ценно, это свидетельство врага советской власти, который ни в коей степени не заинтересован в том, чтобы преуменьшать масштабы террора.

Начнем с Петрограда. «По постановлению Петроградской Чрезвычайной Комиссии, — как гласит официозное сообщение в "Еженедельнике Чрез. Ком." 20 октября (№ 5) — расстреляно 500 человек заложников… Один из очевидцев петроградских событий сообщает такие детали: "Что касается Петрограда, то, при беглом подсчете, число казненных достигает 1300, хотя большевики признают только 500"…» В Москве после покушения на Ленина было расстреляно 90 человек. Нижний Новгород — 41 человек. Смоленская область — 38 человек «помещиков», явно первых попавшихся. 21 октября в Пятигорске в порядке «красного террора» были расстреляны заложники и «лица, принадлежащие к контрреволюционным организациям». И дальше шли два списка: один в 59, другой в 47 человек.

Впрочем, и заложник заложнику рознь. Некоторые из них весьма своеобразны. «Всероссийской Ч. К. за покушение на вождя всемирного пролетариата среди других расстреляны: артельщик Кубицкий за ограбление 400 т. р., два матроса за то же, комиссар Ч.К. Пискунов, "пытавшийся продать револьвер милиционеру", два фальшивомонетчика…» Похоже, что во многих местах чекисты просто воспользовались «красным террором», чтобы почистить тюрьмы, и уж комиссар ЧК Пискунов явно не «классовый враг».

И это все, что касается «террора». Потому что Мельгунов путает собственно «красный террор» с чем попало: с «чрезвычайными мерами» военного времени, с местным самоуправством и с процветавшей на российских просторах революционной шизой. «Появляется объявление Чрезвычайной Комиссии: "контрреволюционные агитаторы… все бегущие на Дон для поступления в контрреволюционные войска… будут беспощадно расстреливаться на месте преступления". Угрозы стали сыпаться, как из рога изобилия: "мешочники расстреливаются на месте" (в случае сопротивления), расклеивающие прокламации "немедленно расстреливаются" и т. п… "Конфискация всего имущества и расстрел" ждет тех, кто вздумает обойти существующие и изданные советской властью законы об обмене, продаже и купле…"». Это все, в общем-то, нормальные меры военного времени, в большей или меньшей степени применяющиеся во всех государствах, на территории которых идет война.

А вот и образчики того, как развлекались местные власти — в качестве еще одной иллюстрации к первой части книги: «Характерно, что приказы о расстрелах издаются не одним только центральным органом, а всякого рода революционными комитетами: в Калужской губ. объявляется, что будут расстреляны за неуплату контрибуций, наложенных на богатых; в Вятке "за выход из дома после 8 часов"; в Брянске за пьянство; в Рыбинске за скопления на улицах и притом "без предупреждения". Грозили не только расстрелом: комиссар города Змиева обложил город контрибуцией и грозил, что неуплатившие "будут утоплены с камнем на шее в Днестре" (интересно бы узнать, хоть кого-то он утопил? — Е. П.)… Главковерх Крыленко… (будущий нарком юстиции! — Е. П.) 22 января объявлял: "Крестьянам Могилевской губернии предлагаю расправиться с насильниками по своему рассмотрению"…»

Больше всего, конечно, было разного рода шизы. «Приведу несколько примеров из зарубежной прессы, заимствовавшей их из советских газет юга России… Мировой судья Никифоров, служивший сторожем на заводе одесского О-ва парох. и торговли, расстрелян за то, что, "уклоняясь от мобилизации и отказываясь работать на благо Советской России, поступил на завод для шпионажа и агитации среди несознательного пролетариата"; старушка Сигизмундова, получившая из Варны письмо от сына офицера, расстреляна "за сношения с агентом Антанты и ее приспешника Врангеля". В Одессе в 1919 г. ген. Баранов в порядке "красного террора" расстрелян за то, что сфотографировал памятник Екатерины II, стоявший на площади против ЧК… Расстреливали за найденные при обыске офицерские пуговицы, "за преступное получение трупа сына". Среди расстрелянных найдем мясника с Миусской площади, осмелившегося публично обругать памятники Марксу и Энгельсу в Москве… Кронштадтских врачей расстреляли за "популярность среди рабочих"… Иваново-Вознесенские коммунисты официально грозили расстрелом за несдачу (или только незарегистрирование!) швейных машинок, а владикавказский комендант Митяев обещал "стереть с лица земли" всех, виновных в продаже спиртных напитков. Бакинский комиссар почт и телеграфа в официальном приказе грозил расстрелом в 24 часа телеграфисткам, несвоевременно отвечающим на сигналы или отвечающим грубо» [Мельгунов С. Красный террор в России. М., 1990. С. 113–114.].