Летний зной - Виктор Исьемини

— Вперед! — рявкнул король, шеренги солдат дружно качнулись, вступая на багрово-черный ковер из углей и пепла. Из-под ног взметнулись облачка золы, с хрустом рассыпались обугленные остовы веток…

Кони шагали неохотно, их пугал жар, поднимающийся от земли, зато солдаты пришли в странное истерическое веселье — как будто картина мертвого леса могла радовать сердце. То тут, то там слышались шутки, бойцы охотно смеялись, но смех был нервный, напряженность висела в теплом, пропитанном гарью воздухе.

— А неплохо пожгли! — выкрикнул рядом с Деймутом молодой рыцарь. — Славная война, ваше величество!

— Я был бы совсем доволен, если бы здесь валялись жареные нелюди, — буркнул король.

Треща угольями, подбежал колдун — тот самый, с побережья.

— Ваше величество, что-то происходит!

— Что именно? — Деймут и сам смутно ощущал, что в воздухе копится напряжение, как пред грозой.

— Не могу сказать, простите… Фон маны меняется!

— Ступай, — велел король, — и жди приказа. Быть может, нам снова понадобится твое колдовство.

Над головами зашуршало, посыпались горелые ветви. Рыцари задирали головы, силясь разглядеть, что происходит. Но мрак вверху сгущался, его питал дым, исходящий от догорающих углей. Что-то шуршало и хрустело в вышине, там, где одиноко торчали спаленные остовы деревьев.

— Ветер! — наконец догадался оруженосец. — Ветер поднимается!

И впрямь — над головами задул ветер. Настоящий ветер, не созданный магами. Эльфы воззвали к Матери, и Гунгилла откликнулась. Ветер дул с севера, навстречу пожару, устроенному людьми. Воинам, шагающим по выжженной равнине, не грозил новый пожар, они спалили все, что могло гореть, но теперь в лицо им неслись клубы дыма, и лишь черные остовы мертвых сосен мешали ветру ослепить и завалить золой. Над головами, над сгоревшим лесом воздушному потоку ничего не мешало, там начиналась буря, и теперь прогоревшие стволы гнулись и ломались под этим напором. Ветки сыпались сверху, иногда обламывались угольно-черные верхушки. Веселье в рядах войска угасло. Вины запахивались в плащи, закрывали полами лицо, чтобы защититься от потоков золы. Ветер уже проникал под полог убитого леса, а вдалеке пророкотал гром, ветер нес грозовые тучи. Должно быть, поблизости пошел дождь, однако ветер был теплый — он дул с той стороны, куда сдвинулась полоса пожара.

Гром грохотал все ближе, потом стал слышен равномерный гул — это ливень, ниспосланный Прекрасной, боролся с пламенем. А ветер не стихал, делался все крепче, все заметней, теперь черные ветви валились сверху повсюду… Потом с ветром стали прилетать стрелы. Эльфы двигались навстречу армии Деймута, их стрелки уже видели людей.

— Равняйте ряды! — заорал король. — К оружию!

Солдаты торопливо задвигались на багрово-черной земле, выстраивая стену щитов, пешие поспешно отбегали с дороги кавалерии, а стрелки напряженно вглядывались в красный сумрак, силясь разглядеть надвигающихся нелюдей.

ГЛАВА 42 Вейвер в Сантлаке

Все вышло именно так, как рассчитывал Алекиан. А еще верней было бы сказать: не рассчитывал, а верил — он верил, что Пресветлый ведет его, императора, по правой стезе, верил, что слово Когера поведет кавалеристов в атаку, и вера оказалась сильней расчетов, сильней стали и отваги. Слабые ванетские всадники, присланные недалекими жадными графами да тильские рыцари — сопляки, младшие братья тех, что пали в Геве — ненадежные, смутьяны, но они опрокинули отчаянно храбрых и привычных к бою сантлакских рыцарей-разбойников, ведомых победителем Большого турнира Перком ок-Перком.

Итак, император, вручивший сердце Гилфингу и ведомый не расчетом, но верой — он неизменно выходит победителем. И что же могут сказать скептики — те, кто предостерегал его от похода в Сантлак? Они скрупулезно высчитывали число копейщиков, прикидывали на весах рассудка человеческую отвагу и верность… но не могли взять в толк: если поход ведет божество, человеческие качества не имеют никакого веса.

И после — когда пришел черед людей ок-Ренгара, разве не Гилфинг помутил разум этих бандитов? Разве не Гилфинг заставил их броситься на копья имперской кавалерии? Разве не Гилфинг отдал их в руки императора, следующего стезей праведника? Алекиан понаблюдал, как сантлакцы, теснимые со всех сторон, валятся в залитую кровью траву, затем взгляд императора скользнул по свите, отыскал Коклоса… Карлик — вот кто мог бы понять, наконец, что происходит здесь и сейчас. Полгнома достаточно умен, чтобы увидеть божественные весы, на которых отмеряется победа империи. Вот он, хмурится… Алекиан заметил рядом с Коклосом здоровенного мужчину, вооруженного длинной палкой. Дубинка размером с оглоблю и окованная металлом. Верзила стоял рядом с восседающем на лошадке карликом, и, будучи пешим, возвышался над Коклосом.

— Кто это рядом с тобой, добрый сэр Коклос? — поинтересовался Алекиан.

— Это, братец, мой новый оруженосец, — с готовностью отозвался карлик. — Раз уж я великий герой, мне полагается иметь все великое. Оруженосца великого, например… хотя старина Дрымвенниль был предпочтительней. Помнишь Дрыма?

— Тролля? — машинально откликнулся Алекиан и отвернулся. Мысли императора снова сменили направление, и карлик его больше не интересовал.

Но Коклос легко мог обойтись без монаршего внимания. Вслед за императором на них с Дубиной поглядели рыцари свиты, и Полгнома принялся болтать, адресуясь к ним:

— Да, тролля! Дрым был славный… Но и этот тоже неплох, я его кормлю до отвала, так что рано или поздно он должен подрасти. Эй, Дубина, не ленись, расти быстрее! Ты должен заделаться троллем, как мой прежний оруженосец!

— На все воля Гилфингова, господин Коклос.

— Вообще-то он послушный, мои добрые господа. Когда я велю ему расти, он не слушается, а так вообще — очень покладистый. Ну-ка, скажи, Дубина, кто я таков?

— Отважный и могущественный господин Полгнома, великий герой.

Все смеялись. А Коклос трещал без умолку:

— Вот видите, какой славный малый! Кстати, прислушайтесь к словам моего увальня. Устами детей и безумцев говорит Светлый! Всем было хорошо слышно, кто я такой? Я герой! Дубина, повтори, может господа не разобрали!

— Герой…

— Вот! А когда я велел Керту подрасти, он ослушался меня впервые. Впервые! Своего господина и начальника! Слышишь, Дубина? Гляди, не перечь больше! Расти скорей, мне необходим тролль.

Дворяне из окружения Алекиана сочли появление Керта забавной шуткой и охотно смеялись словам карлика. Им хотелось веселья, а ныне император был не склонен развлекаться, так что все дружно ухватились за новую возможность позубоскалить. Кто-то из молодых гвардейцев крикнул, что Коклос должен сам жрать побольше, ему это нужней, чем дюжему малому с дубиной. Керт смущался, краснел и не знал, куда деваться — верзила не привык к такому вниманию богатых господ.