Гренландский меридиан - Виктор Ильич Боярский

из глубин нашего продовольственного мешка замороженную рыбину невероятных размеров, сохраненную им, очевидно, с 1 мая, когда мы получили передачу из Фробишера. Так или иначе, но именно благодаря Уиллу наше меню в последние дни можно было бы, в отличие от первых дней экспедиции, смело назвать: «И рыба, и мясо!». Отварная рыба с картошкой и сыром – что может быть лучше после почти 40-километрового лыжного перехода! Сегодня «Аргос» определил нашу позицию как 65° 30’ с. ш. и 46° 40’ з. д.

Впервые со времени моего победоносного окончания курсов английского языка я пробовал себя (по просьбе Уилла) в написании короткого изложения на английском языке на тему «Как мы дошли до жизни такой!». В моем дневнике сохранилось это чудо английской письменности, но я не привожу его здесь, для того чтобы не показывать, к чему может привести недостаточное усердие и прилежание на уроках английского…

8 мая

И дни становятся, и сны

Пронзительней и резче,

И сомневаться стали мы,

Куда идем? Прочь от зимы

Иль все же ей навстречу?

Погода в течение дня: температура минус 29 – минус 25 градусов, безветрие, ясно, дымка.

Спал отменно, что не помешало мне проснуться по расписанию в 5.45. Уже по тому, как лениво и неохотно разгорался примус, а также по полному отсутствию всяких признаков жизни у спального мешка Уилла можно было догадаться, что заметно похолодало. Мои субъективные ощущения получили немедленное фактическое подтверждение, едва я выбрался из палатки за очередным прогнозом погоды. Казалось, мороз сковал даже самое движение воздуха. Впервые за много дней было абсолютно тихо, ни ветерка, а висевшая над лагерем дымка и размытое ею бледно-желтое пятно солнца только подчеркивали холодное величие занимающегося утра.

Я быстро обошел остальные палатки и передал ребятам морозное предупреждение. Их реакция была на удивление благодушной, из чего я заключил, что все они еще пребывали в самом комфортабельном из всех возможных в условиях палатки состоянии, когда примус уже работает, а ты еще не вылез из спального мешка. Особые условия сегодняшнего утра наложили отпечаток и на мои снежные процедуры, которые со стороны напоминали кадры из немого кино, демонстрируемого с удвоенной скоростью. Когда я замерзший, но окончательно проснувшийся и бодрый влез в свою палатку, то застал предводителя в мрачном расположении духа. Он по-прежнему был в спальном мешке, хотя уже почти что сидел, на голове его красовался знаменитый ночной колпак, а руки были распростерты над горящей, не занятой чайником конфорки примуса. «Черт побери! Ну и холодная выдалась ночка, – сказал предводитель, ежась от впущенного мной в палатку морозного воздуха: – Ты совсем рехнулся – принимать снежный душ в такой холод!» Мне же, напротив, после снежной процедуры казалось, что в палатке просто субтропики, и поэтому я благодушно согласился с Уиллом, а чтобы как-то скрасить ему начало очередного и нелегкого дня, добавил в традиционную утреннюю овсянку побольше сыра.

Весь сегодняшний день я лидировал. Несмотря на морозную погоду, во второй половине дня я даже снял верхнюю часть комбинезона: при полном безветрии идти было жарко, хотя обращенные к северу мои борода и усы покрылись от выдыхаемого мною воздуха твердой ледяной коркой. Когда сосульки на усах вырастали настолько, что делали меня похожим на нечто среднее между моржом и саблезубым тигром, я предпринимал очередную попытку укоротить их с помощью зубов, нещадно обжигая при этом язык. Когда это не удавалось, я, используя короткие остановки, пытался сделать то же самое с помощью пальцев, что было значительно болезненнее как для усов, так и для пальцев. Темп движения был в целом невысок из-за плохого скольжения, и я постоянно отрывался от шедшей за мною упряжки Уилла метров на сто – сто пятьдесят. К перерыву удалось пройти 11 миль. К счастью, сегодня даже обычный полуденный бриз не нарушил безмятежного спокойствия воздуха, и мы смогли отобедать, не прячась, как обычно, за спасительные нарты. К 18 часам, преодолев 22,8 мили, мы остановились на ночлег. Только сейчас я почувствовал, что изрядно устал, в основном из-за необходимости постоянно напрягать зрение, чтобы не терять намеченных ориентиров, которых сегодня было не так много. В результате приходилось часто смотреть на компас – сказывалось отсутствие опыта в ориентировании по солнцу. Сейчас, когда мне довелось участвовать уже во многих экспедициях, причем постоянно в качестве впередиидущего, я уже практически подсознательно держу солнце в поле зрения и могу обходиться без компаса – конечно, при наличии солнца или хотя бы периодических его проявлениях.

Памятуя о недавних последствиях небрежно установленного снежного якоря, сегодня я уделил этому самое серьезное внимание. Кроме того, заготовленный накануне корм был роздан собакам сразу же после того, как я определил их на свои места вдоль доглайна. Чтобы не терять времени на доставку корма к месту потребления, то есть к собачьей морде, я серией метких бросков прямо от нарт отправил куски корма авиапочтой прямо адресатам. Естественно, я не мог добиться стопроцентного попадания, и поэтому часть кусков приземлилась или вне зоны досягаемости предназначенной данному куску морды, или, что хуже, как раз на границе раздела территории между двумя соседними одинаково голодными получателями гуманитарной помощи. Потребовалась наземная корректировка результатов стрельбы, каковая и была незамедлительно мной произведена ко всеобщему довольному урчанию моих подопечных.

Сегодняшний вечер можно было бы назвать, используя индейскую терминологию, «Вечером Великой Находки». Не знаю, упоминал я об этом или нет, но только два дня назад я обнаружил, что потерял пробку от моего пробоотборника, хотя пробка эта была привязана к самой трубе пробоотборника. Скорее всего, узелок развязался и пробка навеки осталась в снежных просторах Гренландии. Вообще говоря, она была необходима для предохранения верхних краев трубы от деформации, когда я забивал пробоотборник в плотный снег, используя для этого обух топора. И вот сегодня, когда я пытался отыскать местечко, где снег был помягче, чтобы с меньшими потерями загнать туда трубу, ко мне подошел Бернар и, протягивая мне злополучную пробку, казавшуюся съежившейся на его огромной ладони, спросил: «Виктор, это случайно не твое?» «Ну и чудеса!» – подумал я, узнав от Бернара, что тот нашел ее в следе нарт. Воистину ничто «не проходит бесследно», но, напротив, довольно часто возникает из ничего! Теперь, когда мой сложнейший научный прибор был полностью доукомплектован, между мной и тайнами Ее Высочества не оставалось никаких преград. Поэтому на радостях забил снаряд в ледник я туго…

В связи с окончанием запасов мяса