Карусель сансары - Юрий Мори

Посёлок Насыпной», – прочитал Мякиш, подойдя вплотную к табличке у двери. Странно как-то звучит, но – не до того. Нужно спросить дорогу.

Свернул за угол и побрёл наобум, держась центра улицы. Сил уже не было, то чувство, что гнало его вперёд, казалось сродни упрямству узника, даже после смерти роющего себе подкоп к свободе чайной ложкой.

Внезапно он увидел, что в квартире на первом этаже одного из многих и многих домов, горит свет. Он подошёл, пытаясь разглядеть что-либо через плотные узоры изморози, постучал, но не услышал ответа. Обогнул здание – в нём подъезды были почему-то со двора, прикинул, куда идти, и пробрался внутрь. Постучал в квартиру, толкнул из последних сил дверь – она отворилась.

Свет действительно шёл отсюда, с кухни, от подслеповатой лампочки в тканевом абажуре. Вся семья была в сборе, судя по всему, по случаю ужина: полные тарелки заледеневшей пищи перед каждым, уже и не угадать, что они собирались сожрать. Вот эти двое – видимо, взрослые, отец в толстом свитере, а мать – в платье, поверх которого повязан истлевший фартук. Фигурки поменьше, наверное, дети. Мякиш не стал рассматривать их, так и не узнал, мальчики, девочки…

Все они давным-давно умерли. Высохли на морозе, как алтайские мумии, они могли сидеть здесь и два года, и пять, и тысячу. А лампочка всё так же равнодушно освещала их лица, свитые из серо-коричневых жил, запавшие глазницы, лежащие на краю стола кисти рук – костяные модели прошлого.

Кроме лампочки, на кухне работало радио. Заляпанный жиром приёмник неизвестного производителя, выставив для защиты от всего на свете пику раздвижной антенны, еле слышно бормотал в углу:

Sweet dreams are made of this

Who am I to disagree

I travel the world and the seven seas

Everybody's looking for something

– Да уж… У вас уже вряд ли что спросишь. – Антон ткнул пальцем в кнопку ВЫКЛ., приёмник поперхнулся Eurythmics и замолк.

Он выбрался на улицу, пошёл дальше. Всё вокруг казалось затянувшимся тяжёлым сном, персональным кошмаром, после которого и просыпаться страшновато: мало ли, вдруг то и была подлинная реальность, а то бодрое настоящее, в котором светит солнце, а от кофе пахнет африканской свободой – и есть морок.

– Так, вроде же всё уже? В расчёте? – даже удивился Мякиш: навстречу бежали собаки. Не угольно-чёрные интернатовские, а вполне себе живые и настоящие. Рыжие, белые, тёмные со светлыми пятнами, и наоборот, они заполнили лавиной всю улицу, шумно дышали, иногда тявкали, покусывали друг друга на ходу. Существовали. Но спросить у них, как добраться до тёти Марты, тоже было проблематично.

Живая волна разделилась на две части, обтекая Антона как нечто неживое: столб или дерево. Ни одна шавка им не заинтересовалась, ни одна даже не притормозила на пару секунд, чтобы поднять лапу и отметиться на странном встреченном существе. Просто промчались мимо и исчезли, как и ни было.

– К чему бы это?

Мякиш давно понял, что всё эти последние дни – к чему-то, но собрать всё в единую картину не удавалось. То ли вообще мозг человеческий слабоват и неприспособлен к уяснению мироздания во всем блеске и ужасе, то ли персонально у него подкачал.

Дни… Сколько их прошло, кстати, с момента, когда он очнулся на телеге Харина? Столько всего произошло, а оказалось, что упаковано всего в девять дней. Верно. Сейчас как раз и шёл вечер девятого, если он ничего не перепутал.

Прислушавшись, Антон понял, что собаки бежали не сами по себе, по своим срочным или не очень делам, а спасались от чего-то. И теперь это неведомое приближалось, гулко ухая по улицам впереди. Механически ровные, жутковатые удары сотрясали землю под ногами, упрямо говорили, что противник – а кого здесь ещё встретишь, не друзей же? – весьма и весьма увесист. Счёт, пожалуй, шёл на тонны. Вряд ли с меньшим весом получалось бы так топать, чтобы даже стёкла в тёмных окнах начали мелко дребезжать при каждом шаге. Потом ровный гул превратился в дробный перестук, всё такой же тяжёлые, но издаваемый не одним существом, а несколькими.

Страшно не было. Если нет смерти – чего бояться?

А вот попасть под неведомый каток не хотелось. Лишние задержки, пустые хлопоты, а там и казённый дом не за горами. Дальняя дорога уже пройдена, поэтому стоило стать мудрее. Вот он и стал: Мякиш отошёл сперва к бордюру, потом – по узкому тротуару – к стене ближайшего дома. Остановился и ждал.

Из-за поворота появился Харин. Он опирался на всё тот же багор, длиннее его и так немаленькой фигуры, как на посох. Шаг его был тяжёл, но не настолько, чтобы сотрясать землю и дома, нечто массивнее двигалось за ним.

– Беги, паренёк, – буркнул Харин. – Беги. Уже близко.

И Антон побежал, если это беспомощное ковыляние мёртвого тела на негнущихся распухших ногах вообще можно было назвать бегом. Оглянулся только раз: Харин уже преодолел почти всю улицу, а за ним ползли в снежной пелене огромные фигуры всадников, нечеловечески огромные, гораздо выше, чем смешные человеческие жилища. Головы их уходили в небо, прятались в низких плотных облаках, можно было рассмотреть только коней и ноги в стременах, костлявые великанские руки на поводьях, а дальше всё терялось и расплывалось в пространстве.

За всадниками уже ничего не было. Всё словно сворачивалось там, куда наступали копыта, рулоном, ковром, захватывая, сминая и превращая в ничто дома, столбы, снег, саму ткань мироздания, запрещая ему быть. Клубящаяся темнота поглощала всё.

Антон рванул дальше, уже не оглядываясь. У него была цель, это и спасало.

Он свернул в первый попавшийся двор, пробежал его насквозь, огибая засыпанные снегом деревья, кирпичный кубик трансформаторной будки, давно брошенные качели и стоящие полукругом скамейки, нырнул в открытую калитку. Следующий двор, почти близнец предыдущего, ещё один и ещё. Он пронзал эти дворы один за другим, нанизывал их на почти прямую пику своего маршрута. Куда? Куда-то.

При каждом шаге гигантских коней земля вздрагивала, но бегу это не мешало. В конце концов Антон выскочил на ещё одну улицу, заметно уже той, с которой свернул по велению Харина. Осмотрелся. Побежал дальше, поворачивая, не разбирая дороги, просто чтобы оказаться подальше от поедающих пространство чудовищ.

– Тётя Марта. Билет. Уже близко.

Многоэтажные дома давно остались позади, теперь он бежал по засыпанным снегом улицам домишек, раньше гордо называвшихся «частным сектором». Голые ветви деревьев за низкими оградами из дощечек, гаражные ворота, сараи, узкие, но высокие скворечники туалетов во дворах, сами дома