Оковы призрачных вод (СИ) - Ллирска Бранвена

— Твой ход. Ты спишь, что ли?

— Да нет, так. Сейчас.

В окна паба потихоньку царапался мелкий дождь — слабо, вяло, точно бледное немертвое дитя, ухмыляющийся вампиреныш в грязном саване. Дождь. Что за бред лезет мне в голову? Это просто дождь, между прочим, первый за две испепеляющие недели в Чикаго. Киэнн перевел взгляд на игровое поле. Хорошо этим их фаэрунским эльфам: и спать им нужды нет, и усыпить их нельзя. Эх, и почему я не эльф Фаэруна? А система магии? Обзавидуешься! Хочешь время остановить? — Пожалуйста, учи заклинание со свитка и вперед с музыкой! Вот сейчас бы не помешало…

— Я точно не могу очаровать скелет? Я же такая очаровашка.

Монро покачал головой:

— Это же не гуманоид, Дэн.

— Протестую, это мертвый гуманоид! Прямоходящее двуногое, отряд: приматы. Думаете, мертвецам чужда тяга к прекрасному? Думаете, им не хочется тепла и ласки? А на хрена тогда скорбящие родственники на кладбища ходят? Потрахаться на могиле? Я говорю «скорбящие родственники», не готы и сатанисты, те-то знают в таких вещах толк. Ну? Я же вижу, этот слегка худощавый парниша ко мне неравнодушен, вон у него все суставы ходуном ходят!

Мастер сдался:

— Ладно, Дэн, валяй, очаровывай скелета.

Киэнн торжествующе ухмыльнулся и встал, потянувшись через стол за кубиком. В этот самый миг зеркальная дверь паба, за которой он уже с полчаса втихаря следил голодным взглядом первобытного охотника, в очередной раз качнулась, и серый от дождя проем расцвел ядовито-алой раффлезией женского зонта. Мокрые лепестки «трупной лилии», роняя на пол кровавые слезы Богородицы, сложились в тугой бутон и взорам предстало то самое «божество», что, вне сомнения, омывает пылающее копыто в бурном водовороте бесплодного края. Но воды Аннвна! Как же порочно прекрасна и противоестественно великолепна она была! Бедняжка глейстиг и впрямь казалась рядом с ней лишь бедной родственницей, замарашкой, разгребающей золу за печкой. Клокочущий поток пряного бургундского вина всплесками разбивался о безупречные, словно бы выточенные из нежнейшего перламутра плечи, узкий фьорд бездонного декольте прорезал пастельно-лавандовый лед винтажной блузки, приоткрывая колдовские луны высокой, сияющей нежнейшим шелком груди. Тонкий шифон струился лиловой пеленой от гитарного изгиба бедер к позолоченным каблучкам, выставляя напоказ ослепительные упругие бедра. Изящно очерченные губы трепетали крылами пунцовой тропической бабочки, а в вязком омуте глаз плескалась беспредельная полярная ночь. Воздух вокруг мары истекал горячим медом и терпким мускусом. И даже то, что Киэнн, в общем-то, знал, к чему себя готовить и чего ждать, не слишком помогало утихомирить закипающую кровь.

Если по-честному, то полторы сотни Киэнн проиграл в первую же секунду, и почти наверняка это было достаточно заметно со стороны, чтобы отрицать. Но как раз проигрыш его, конечно, менее всего беспокоил. Потому что мара его, разумеется, тоже сразу узнала, но лишь гордо вздернула подбородок и хищно облизнулась, точно зверем в капкане тут был именно он, а вовсе не она. Затем томно качнула бедрами и неспешной походкой направилась прямиком к нему. Было что-то парализующе странное в этой невозмутимости: ни дикой ярости Снарга, ни нервной подозрительности Уэньи, ни виноватого трепета О’Туммы — только ледяное осознание собственного превосходства.

— Полли, дорогая! — Монро попытался подняться навстречу возлюбленной.

Мара скользнула по человеку небрежным взглядом и устремила его черное пламя прямиком на Дэ Данаана:

— Меня ищешь? — глубоким, как ее декольте, бархатным голосом проговорила она.

— Может, и тебя… — Киэнн запустил все десять пальцев в волосы, мучительно сражаясь с гипнотическим дурманом.

— Ну вот, — ее бабочки-губы обернулись крадущейся змеей, — нашел. Рад?

Смертный любовник ночной наездницы растерянно перебежал взглядом от мары к Киэнну:

— Э-э-э, Дэн… Вы что, знакомы?

— Да, Джон, — кивнул в ответ король фейри. — И о-о-очень близко.

— Подожди… — Монро, похоже, вовсе растерялся. — А разве ты не… ну…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я нет. — Киэнн не сдержал ехидной усмешки: — Прости, если разбил твое сердце.

Мара зло сверкнула глазами. То ли ее бесили подозрительные намеки, которых она не понимала, то ли она просто упрямо не желала выходить из центра внимания.

— Итак, — все тем же тоном нисходящего к мольбам почитателей кумира, но уже более требовательно продолжила она, — я слушаю. Что ты хотел мне предложить, король Маг Мэлла?

Киэнн не верил собственным ушам. Он спит? Это галлюцинация?

— Ты совсем рехнулась, Фьёль? Ты хоть соображаешь, что несешь?

Она и бровью не повела, в голосе мелькнуло притворное сочувствие:

— А разве ты не за своим крысенышем прибежал? Не за этим… — она скривилась в гримасе омерзения: — порождением Бездны?

В мозгу громыхнул очередной динамитный заряд. Вот так, прямым текстом? Ущипните меня кто-нибудь, да посильнее!

— Маленький крысеныш, помет большой крысы, — между тем невозмутимо продолжала Фьёльреанн. — Что именно ты собираешься предложить мне за его жалкую человеческую шкурку? Как хорошо ты умеешь танцевать на лапках?

Вспышка. Долгий, надсадный вопль Гьяллархорна. Утробный рык издыхающего стоглавого Левиафана. Слишком просто, слишком просто.

Говорят, буддисты, или, может быть, йоги практикуют что-то вроде остановки процесса мышления. То-то бы удивился старина Декарт! Что еще можно предумышленно остановить таким образом? Когда твоя память — нескончаемые миллиарды одновременных «здесь и сейчас», а прошлое никогда не уходит ни на полшага, отключить процесс запечатления кажется немыслимым благом и королевской роскошью. Но минутное беспамятство всегда приходит совсем некстати. Когда чернота, щедро подаренная помутнением рассудка, схлынула, Киэнн обнаружил, что вокруг голосят, по меньшей мере, три десятка глоток. Сам он лежит на полу, грея доски паркета лопатками, лицом к потолку. Только самого потолка не видать, потому что на груди у него восседает взбешенная огненногривая фурия. Левая щека у мары рассечена наискось, кривой порез аляповато инкрустирован пунцовой коралловой крошкой. Это я ее так? Хоть чем? Даже интересно. Хорошо еще, что вопрос о том, можно ли бить женщину, для Киэнна никогда особо остро не стоял: тут он был за однозначное и безоговорочное равноправие полов.

Теперь мара шипела и плевалась, как раскаленная доменная печь. Ребра трещали под ее хорошенькой подтянутой попкой, способной обретать вес гранитного надгробия. Лица мешались в серую тошнотворную круговерть, воздуха в легких катастрофически не хватало…

Что-то гулко звякнуло и во все стороны брызнул каскад сверкающих осколков. Фьёльреанн оскалилась и закатила глаза, на переносицу сползла новая струйка крови. Пивным бокалом кто-то приложил, что ли? Из хаоса за спиной мары выплыло бледное лицо с почти карикатурными очертаниями типичных нердовский очков и пожухлым облачком ореховых волос, потом его наполовину заслонил прямоугольник какого-то довольно увесистого на вид томика в чуть потрепанном переплете. Рулбук? С правилами свериться? — Самый подходящий момент.

Торец томика в медленном замахе пошел на сближение с правым виском мары.

— А Элберет твою ж мать Гилтониэль! — провизжало очкастое нечто. — Пошла в Мордор, орочья дочь!

Тауриэль? Но почему? Я же вроде как первый начал… Ну, наверное.

Корешок рулбука полоснул отчасти оглушенную первым ударом Фьёльреанн по уху, мара взбешенно рыкнула и, чуть ослабив хватку, с полуоборота захлестнула на шее девушки Темную Петлю Индеха. Элла дернулась, сипло закашлялась, отлетела назад, глухо ударившись о край стола, потом забилась в агонии. Кишки драного боггарта! Ты будешь последним дерьмом, Дэ Данаан, если даже и не попытаешься ее спасти! Оно, конечно, дело почти всегда безнадежное: Петля Индеха — тебе не шутки, для человека так и вовсе верная смерть. Киэнн укротил бесполезную ярость — она лишь расплескивает силу во всех направлениях — перехватил волну чужой давящей магии, сжал в комок, развернул и уже без стеснения швырнул мару через три ближайших столика, прямо на стойку бара. Как тебе такие танцы, сучка? Струна сумрачной удавки натянулась до предела, истончилась, но не порвалась. Эллу потянуло следом, девушка упала вниз лицом, затрещала оправа разбитых очков, а затем и ломаемых петлёй шейных позвонков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})