На всю жизнь (повести) - В. Подзимек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гинек объяснил вьетнамцу, почему он не примет участия в матче.
— А-а, будешь звонить домой, — проговорил вьетнамец, не переставая улыбаться. — В моей деревне нет телефона, но скоро будет, — заверил он Гинека и махнул ему рукой на прощание.
Гинек заглянул в кафе, но не увидел там никого из чехословацкой группы. В углу за составленными столиками сидели венгерские слушатели курсов. Они, наверное, не могли себе представить вечера без совместного ужина. Двое знакомых кивнули Гинеку, предлагая присесть к ним, но он с благодарностью отказался.
В коридоре он встретил представителей других национальностей — болгар, офицеров из ГДР, румын. Защита от вражеского нападения с воздуха — общее дело всех членов социалистического содружества. Координировать действия, оперативно помогать соседям, оказавшимся в затруднительном положении, создавать непреодолимый барьер, охраняющий все содружество, — все это заставила их делать жизнь, борьба за жизнь. Одиночка не выстоял бы против стаи.
К остановке Гинек подбежал в последнюю минуту, когда автобус как раз подходил.
— Я уже думал, что не успею.
— Пришел бы следующий, — ответила Вера. — Мы, русские, спешить не любим.
Они вошли в автобус. На почтамте находилось несколько десятков людей. Одни просматривали вечернюю газету, другие читали книги. Гинек нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
— Я волнуюсь, как перед первым свиданием. Боюсь, что ничего не получится, — признался он.
— Вы так ее любите, что все должно получиться, — смеялась Вера. — Она красивая?
— Кто?
— Ваша девушка. Девушка или жена?
Гинек ответил не сразу.
— Скорее жена, — произнес он спустя минуту, и больше Вера Булгакова уже не спрашивала.
Телефонистка многозначительно постучала ручкой о барьер, и Гинек объяснил, что ему нужно. Женщина принялась листать объемную книгу. Когда наконец она нашла в списке Борек, оказалось, что речь идет о местечке Борек неподалеку от Рокицан. Борека, нужного Гинеку, она в своем талмуде не нашла и только пожала плечами.
Он назвал ей районный центр и оглянулся, ожидая проявления недовольства очередью. Но никто не сказал ни слова.
— Вот он, — ткнула телефонистка пальцем в книге.
Он попросил назначить разговор на четырнадцать часов следующего дня. Шарка после уроков бывает в учительской, и он надеялся, что застанет ее.
— Я попросила, чтобы разговор переключили на общежитие. Утром предупредите об этом дежурных, — наставляла его Вера.
Они свернули на центральную площадь. Неоновая реклама приглашала в кино и кафе, мимо освещенных витрин прохаживались влюбленные, которых не пугал мороз.
— Могу я вас пригласить выпить шампанского? У меня сегодня благодаря вам счастливый день.
— А я не пью.
— Тогда на чай.
— В ресторане не готовят хороший чай. Для русских чаепитие — это настоящий обряд, лучше всего чай пить дома.
— Тогда выпьем кофе.
Швейцар сначала выяснил, есть ли в ресторане свободные места, и только потом проводил их в гардеробную.
Гинек сделал заказ и, пока официант не вернулся, с интересом смотрел на девушку. Брюнетка, спортивного типа… Он познакомился с ней почти сразу как приехал. Библиотеку секретных документов должен был посетить каждый. Вера Булгакова работала по сменам, и Гинек несколько раз ловил себя на мысли, что ему небезразлично, кто выдает им пособия.
— У вас очень глубокие глаза, — сказал он, когда молчание затянулось.
— Наверное, это потому, что у нас очень глубокие озера, — быстро среагировала Вера. — Так говорят…
Они смотрели друг на друга. В ее чистых блестящих глазах он заметил живой интерес. Ошибки быть не могло…
— Вы очень добры, что помогли мне. — Гинек отвел взгляд и даже обрадовался, когда неподалеку от них за столом раздался смех и послышалось несколько чешских слов.
Там, сидя в обществе трех девушек, Славек Шульц что-то рассказывал, энергично жестикулируя. Когда ему не хватало русских слов, он, ничуть не смущаясь, употреблял чешские. Девушки смеялись, помогали надпоручику подыскивать нужные слова.
— Из вашей группы? — спросила Вера.
Гинек кивнул.
— Если хотите пересесть к ним, то не принимайте меня в расчет. Мне все равно уже пора домой. Надо еще позаниматься, ведь я учусь заочно. — Заметив удивление Гинека, добавила: — При переездах отца с места на место я многое упустила. Теперь, в двадцать шесть лет, приходится наверстывать.
Они поднялись одновременно.
Славен Шульц заметил их, когда они подходили к выходу. Он не окликнул их, но Гинек был убежден, что Славек следит за ними.
— Вам неприятно, что он расскажет товарищам, с кем вас встретил? — спросила Вера на улице.
— Нет, — ответил Гинек, и они направились к автобусной остановке. — Еще раз спасибо, — сказал он, подавая девушке руку, когда подошел автобус.
— А вам спасибо за кофе. В следующий раз приглашу вас на чай, на настоящий, русский. — Ее ладонь была теплой и мягкой. — Но в таком случае нам уже не нужно обращаться друг к другу на «вы». Я — Вера.
— Гинек, — произнес он в ответ.
— Я знаю, — сказала она просто.
— Спокойной ночи, Вера.
24
— Можете на меня положиться, конечно, передам. До свидания.
Яндова положила трубку, глубоко вздохнула и с негодованием заговорила, повернувшись к огромному, покрытому зеленым сукном столу посередине учительской:
— Ведет себя так, будто я… солдат. Методы еще те… Стал допрашивать, почему она не на работе, когда будет в школе… Что я, ее секретарша, что ли?
— Нет, только коллега, — язвительно вставил историк Питра.
Математик Гампл и другие преподаватели приглушенно засмеялись.
— Не понимаю, над чем вы смеетесь. Перемена через две минуты кончается, а я еще не успела позавтракать. Крепко вцепилась в парня… — Она сделала красноречивый жест.
— Вы же завтракали на прошлой перемене, — напомнил Яндовой историк.
— Но яблоко я еще не съела, оно лежит у меня в сумке, — разворчалась учительница и потянулась к своей сумке, чтобы вытащить салфетку с тщательно вымытым яблоком и убедить всех в своей правоте. В этот момент в учительскую вошла Шарка.
— Приветствую детей Коменского [2], — весело сказала она.
Некоторые кивнули ей в ответ, другие встали и протянули руку. Питра тоже поднялся, обошел стол, обнял девушку за плечи и влюбленно осмотрел со всех сторон.
— Поведай плешивому старику, как тебе удается день ото дня хорошеть? — льстиво начал он и тут же заботливо спросил: — Все в порядке?
— Я только что из больницы. Врач утверждает, что я делаю успехи, — ответила она гордо.
— Держись! — Питра ободряюще погладил ее по голове и потянулся через стол за тетрадью с конспектами уроков.
Еще до звонка стала собираться в класс и Яндова. Она величественно проплыла по помещению и, пройдя мимо Шарки к двери, бросила:
— Звонил тот ваш… — она поискала подходящее слово, — ну, капитан…
— Что вы сказали? — не поняла ее Шарка.
В учительской сразу стало тихо.
— Звонили издалека, — беспристрастно объявила Яндова. — Все время то по-чешски, то по-русски спрашивали, говорим ли мы. Короче, я понимала каждое второе слово.
Шарка невольно покосилась на телефонный аппарат, стоявший на столике у окна.
— Когда вы с ним говорили?
— Несколько минут назад. Мне велено передать, что он позвонит завтра в три и чтобы вы подождали у аппарата.
Шарке захотелось обнять свою коллегу. Еще никогда Яндова не казалась, ей такой доброй и приятной.
— Что он еще говорил? — с нетерпеливым любопытством задержала она Яндову, посчитавшую разговор оконченным. У той на лице отразилась неопределенность.
— Выспрашивал, почему вас здесь нет, куда вы ушли…
Шаркино сердце подпрыгнуло от радости и бешено заколотилось.
— Что вы ему ответили?
Яндова сделала шаг к двери, чтобы показать коллегам, что дальше расспрашивать ее не имеет смысла.
— Что? Что вы уже не преподаете и находитесь на сохранении.
Шарка побледнела, схватилась рукой за стул и прошептала:
— Этого не надо было говорить…
Она все время заверяла Гинека в письмах, что все у нее идет наилучшим образом. Подробно описывала, какие физические упражнения рекомендует ей делать врач, сообщала, что после них она чувствует себя свежей и на уроках не устает. В действительности все было наоборот. Неразговорчивый гинеколог недовольно качал головой, а после нескольких специальных обследований решительно заявил:
— С работой надо кончать, мамочка.
Нередко целые дни она лежала в постели, а когда становилось совсем плохо, стучала по трубе водяного отопления, чтобы Элишка Главкова, живущая этажом выше, поспешила ей на помощь. Как только Шарке становилось лучше, она брала с книжной полки специальную литературу и садилась за письмо Гинеку, переписывая в него абзацы о нормальном ходе беременности. Зачем добавлять Гинеку забот, все равно помочь он ей не мог.