Колдун - Ольга Григорьева

Словно очнувшись от ее смешка, Выродок вскинул посох, отодвинул им урманина и шагнул вперед. Приметив его движение, глазастый смерд подхлестнул лошадь и занес для удара руку с плетью. В это мгновение Выродок обернулся. Полева не сразу поняла, что надо отвести глаза, – зажмурилась лишь потом, когда под гнетущим взглядом знахаря кобыла вершника захрипела и, неожиданно закусив удила, рванулась прочь, взбрыкивая упитанным крупом. Ничего не понимающий вершник кубарем слетел с ее спины и испуганно заозирался в поисках выпавшей плети – единственного своего оружия.

– Уйди добром, не то худом уведу, – глухо повторил знахарь.

Услышав знакомый голос, Полева попятилась. Никогда еще Выродок не говорил так странно – нараспев, словно затягивая словами в глубокую пропасть. Упрямо дергая подбородком и пытаясь вытащить из ножен меч, урманин шагнул вперед.

Стражники на вышке у стены заметили их, закричали что-то. Со всех сторон к ползающему по земле вершнику заспешили люди. Брат Альва пригрозил:

– Готовься к смерти, болотный змееныш!

Правда, его руки дрожали и никак не могли нашарить на поясе рукоять меча, а румяное, пышущее здоровьем лицо обрело серый земляной оттенок.

– Да, – певуче согласился с ним болотник. – Смерть успокоила меня. Утешит и тебя… Иди же за мной. Иди…

Полева почуяла, как в ее душу заползает что-то холодное и скользкое. Силясь не впустить незваного пришельца, она схватилась обеими руками за грудь, но ледяной червь неумолимо вгрызался в ее тело, тянул плоскую, лишенную глаз морду к самому сердцу. Жизнь стала замедляться. Люди, лошади, стражи на стене показались ненастоящими, даже немного нелепыми. Свистящий ветер ворвался в уши и, охватывая ее смертельным кольцом, достиг Полевиной души. Сквозь застилающую глаза пелену Полева увидела согнувшегося до земли урманина. Скрюченными, будто в судороге, пальцами он царапал свою обнаженную грудь. Из-под его ногтей показалась кровь, а вокруг, поблескивая в лучах солнца, тонули в дорожной пыли содранные хозяином ожерелья и гривны.

Выродок протянул к урманину руки. Показалось Полеве, или впрямь тонкий белый дымок поплыл из его пальцев в распятый беззвучным воплем рот несчастного – она не поняла, почуяв лишь одно – Выродка больше не было! Не было того, за кем, презрев страх и стыд, она убежала из своего тихого селища! Вместо него стояла на дороге сама Смерть – слепая, безжалостная, свирепая…

Завизжав, Полева бросилась прочь. Она не разбирала дороги – летела сломя голову, куда придется – лишь бы подальше от ставшего ее судьбой страшного колдуна.

Пропуская ошалевшего мальчугана с искаженным лицом, встречные шарахались в стороны, ахали. Полева не остановилась, даже выскочив на берег Мутной. Прожив всю жизнь у озера, она умела плавать. Разбрасывая шумные брызги, мерянка ринулась в холодную воду. Мутная подхватила ее тело, поволокла от пристани. Люди на берегу что-то закричали, но она ничего не услышала, кроме гудящего в ушах страха и плеска пляшущей вокруг воды. Широкими холодными ладонями волны захлопали ее по щекам, плеснули в рот. Полева отчаянно заработала ногами. Одежда путалась, тянула вниз. Мешая дышать, вода заползала в горло. «Может, так оно и лучше, – неожиданно подумала Полева. – Все равно он меня никогда не полюбил бы…» И эта последняя мысль отняла у нее немногие еще оставшиеся силы. Она перестала сопротивляться. Темная река потянула вниз, перед глазами замельтешили разноцветные точки, грудь сдавило бессилием и пустотой.

Полева уже не почуяла, когда чья-то сильная рука выдернула ее на поверхность, не услышала восторженных криков с берега. И даже радостный вопль у самого своего уха: «Вот он! Нашелся малец!» – она не разобрала.

А когда очнулась, воды уже не было. Вместо бледнокожей берегини над ее изголовьем сидела чернявая, чисто одетая девка и что-то напевала, то и дело тыкая иглой в растянутую на пяльцах ткань. Заметив, что Полева открыла глаза, девка пискнула и выскочила за дверь. Приподнявшись на локтях, мерянка огляделась.

Горница, где она лежала, оказалась большой и просторной. В углу висели странные, нарисованные на досках лики. Над ними высился небольшой, аккуратно обвешенный белоснежным полотнищем крестик. А под крестом, выведенные чьей-то не очень умелой рукой, красовались непонятные значки и буквы.

– Едва очнулась и на лики святые глядишь? Хорошо!

Полева резко обернулась. Высокий, красивый еще старик, судя по речи – варяг, приветливо поглядывал на нее из-под кустистых бровей. За его плечом маячило румяное лицо молодого парня.

– Зачем косу-то срезала, в порты мужские нарядилась? – дружелюбно спросил старик. – Что за беда с тобой стряслась?

Полева молчала. Да если бы и захотела что-то объяснить – разве смогла бы? Разве поняли бы ее, поверили бы?

– Я так тебе скажу, – опустился на край лежанки старик, – какой бы ни была твоя печаль, а руки на себя накладывать грешно. И одежка эта срамная тебе не к лицу!

От его слов и от всей его фигуры веяло чем-то добрым и надежным. Полеве захотелось прижаться к могучей груди старика и расплакаться, но она не посмела. Где-то внутри нее жила преступная любовь, заставившая ее бросить родной дом и подарившая ей весь мир. «Выродок! – вспомнила Полева. – Где он?»

Она резко села:

– Поклон вам люди за заботу, но я должна идти.

– Куда? – скрывавшийся ранее за плечом старика молодой парень подошел ближе, склонился. Его добрые карие глаза устремились на ее обеспокоенное лицо: – Живи у нас! Мы никого не гоним. Сами намыкались по свету, знаем, каково иногда бывает…

– Я хочу уйти! – Взметнув подолом исподницы, Полева соскочила с полатей. От слабости она еле удержалась на ногах, но все-таки, устояв, упрямо шагнула к двери.

– Погоди, – придержал ее старик. – Оденься хоть… Одеться? Полева чуть не застонала. Конечно, она должна была одеться, но за это время Выродок мог уйти слишком далеко! Как потом сыскать его? Кто знает, куда уведут его быстрые ноги и неведомые задумки?

Она беспомощно огляделась. Яркий свет за окном напомнил о чем-то… Ах да, она помнила, что прыгнула в реку днем, даже ближе к вечеру, а нынче воздух за холстиной сиял радужными бликами, словно на рассвете…

– Давно я больна?

– Дня два уже, – негромко признался старик. Два дня?! Полева рухнула на лавку, прижала руки к груди. От нестерпимой боли она и заплакать-то не смогла, лишь жалобно заскулила. Старик обнял ее трясущиеся плечи:

– Что с тобой, дочка?

Дочка… Так называл ее Буркай… Как это было давно!

– Он ушел! – не вынеся молчаливой тоски, воскликнула она. – Ушел и больше не вернется!

– Ах, вот в чем дело, – обрадованно кивнул старик. – Выходит, ты из-за мужика все затеяла – и одежку, и топиться? Ну, это не горе – так, печалишка! Коли любый твой от этакой красавицы ушел, так резан ему цена. Мы тебе и умней, и красивей сыщем!