Найти себя - Юрий Иванович

– Буду нем как могила! – Мое обещание чуть опять не привело к полному ступору в движении, правда, мы уже вышли на набережную и теперь двигались вполне свободно.

Девушка усмехалась:

– Интересные у тебя клятвы.

– И все-таки?

Видя такую настырность, моя гид сдалась:

– Еще два символа прадед рассмотрел перед самой смертью. Поэтому и подписал ими только несколько незаконченных картин. Мало того, умирая, он завещал эти картины не продавать, а символы использовать только правнукам после взросления и только при твердой уверенности, что те никому больше не принадлежат. Чего-то он сильно боялся, может, того, что эти символы уже существовали? Да так и выяснилось совсем недавно, что один символ уже издавна существует в гербе одного рода. О втором пока ничего не известно.

– Все равно не понял. То есть единицы видят что-то, а тысячи и тысячи других людей ничего не замечают?

– Верно.

– Даже хранители не видели этих знаков?

– Даже они.

Вот тут я и запаниковал. В моей памяти отчетливо запечатлелись все залы, все проходы, все до единого знаки и их так называемые контрфорсы в виде стрелок и полукругов. И все это, нажитое и обследованное непосильным трудом, сбитыми коленками и шишками на лбу, все это вдруг окажется миражом? Или откровенным издевательством со стороны всевидящих Грибников? Я просто буду орать от ярости, если прибегу на любое знакомое место, особенно на то, откуда я тут появился, а там вместо вожделенной символики – вульгарная дуля, которая, цитирую, «впитывается в камень, прячась от взглядов посторонних».

От подобных мыслей я стал внутренне полным неврастеником.

Скорее всего, именно эти переживания и размышления практически смазали, затмили мой первый час пребывания на уникальном корабле. Но на втором часу я отошел, расслабился и предался незабываемому удовольствию. Юнга нам и в самом деле попался молодой, задорный, знающий и смешливый. Он с таким жаром, страстью и безумной любовью рассказывал обо всем, на что падал мой взгляд, что я и сам влюбился во флагман императорского флота навсегда и бесповоротно. За следующие два часа мы облазили все, куда я мог протиснуться, и ощупали все, куда дотягивалась моя короткая ручка. Даже Мансана к итогу этой экскурсии выглядела словно выжатый лимон и старалась шланговать на последних метрах дистанции, как только получится.

Поэтому гид-юнга довольно вежливо предложил девушке пройти в каюту отца и там освежиться. Не знаю, что он имел в виду: может, просто отдохнуть, а может, там и в самом деле имелось нечто вроде душа, но Мансана сразу воспользовалась предложением и сбежала. А меня, зная, что я с ним одногодок, парень заволок в матросский кубрик, полез в рундук и показал свои рисунки морских баталий. Увы, тут его дар сильно не дотягивал до влюбленности в море и корабли. Я даже в детстве лучше рисовал и, как ни старался, не сумел выдавить из себя ни единого слова похвалы. Но молодой матрос не унывал и даже сам над собой посмеялся:

– Да я знаю, что любой потешается над моими картинами. Но я пока только создаю прообраз своих полотен, расставляю, так сказать, участников событий по местам, слежу за масштабностью, изучаю другие рисунки, систематизирую детали. А когда накоплю деньжат и пройду обряд гипны, то уже тогда постараюсь наверстать упущенное время.

– Ха! Но ведь обряд не дает способностей! – не выдержал я, уже сам это прошедший, но так и не испытавший до сих пор своих талантов. – Он просто помогает лучше запомнить.

– А вот и нет! – горячо возражал парень, доверительно сжимая мое плечо и мечтательно поглаживая пальцами свои несуразные рисунки. – Много случаев, когда страстное желание воплощалось в многократно усиленные возможности.

И он бегло перечислил несколько знаменитых живописцев, которые только благодаря воздействию гипны стали великими и прославленными. Мол, усиленная память тоже дает потрясающие результаты. Похихикивая над такой наивностью, я взял у него из рук карандаш и занес его над чистым листом бумаги. Прикрыл глаза и коротко задумался над темой рисунка. Конечно, перед взором стоял, маячил, возвышался и нависал всем своим великолепием только красавец флагман, который я только что оббегал по всем палубам и надстройкам.

А потом открыл глаза и стал рисовать. Бешено, резкими движениями, чуть не разрывая бумагу и чуть не поломав карандаш. Разъяренный рык юнги, раздавшийся при видимой порче дорогого для него имущества, перешел в стон, потом в мычание, а потом и вообще в редкое, спонтанное дыхание. А я с какой-то дрожью по всему телу продолжал чиркать, штриховать, затенять, размазывать графит ладонью и большим пальцем и превращать жутко сумбурное грязное пятно во что-то таинственное.

Туман плыл у меня перед взором, мешал различать детали, но когда я недоуменно осмотрел обломок карандаша в своей руке и нервно отбросил его в сторону, то глаза мои и сами непроизвольно уставились на лист бумаги. Там красовался «Драк», во всем своем великолепии и уникальности. Самый лучший из всех когда-либо мною виденных парусников мира. И что самое странное и загадочное, флагман не стоял у пирса, а мощно вздымался среди океанских волн всего лишь под малым треугольным парусом.

Жуть. Я сам вздрогнул от прокатившейся по телу волны непонимания. Уж этого паруса, да и вообще многих остальных деталей рисунка я и представить себе в данной композиции не мог. А тут такое. Да еще собственной рукой?!

Кто-то шумно и со свистом начал рядом пыхтеть, восстанавливая дыхание. И я только тогда вспомнил о юнге. Тот смотрел на меня как на… Нет, такого не бывает, и у меня просто заскок фантазии. Или бывает? Вон, даже эта мелкая и вредная вашшуна что-то там выкрикивала и хлопала в ладоши, уверяя, что я настоящий художник. А ведь она уже нечто вроде ведьмы, с большой силой для ее возраста и колдовской мощью. Раз она заметила и вот рисунок получился, то, видимо, и в самом деле обряд много дает умений. Тем более что я очень сильно хотел все запомнить.

Глаза юнги могли вылезти из орбит, поэтому я опередил лавину готовых низвергнуться на меня вопросов:

– Ты, это, поменьше болтай и никому не рассказывай особо, договорились?

– Э-э-э…

– Вот и отлично! Кстати, сколько тебе не хватает для прохождения обряда?

– У-у-у…

– Понятно. Только начал собирать. На вот тебе пару серебрушек, должно хватить.

– А-а-а… Это… – начал опять становиться многословным парень.

– Да, да! И это – тоже: обязательно попроси, чтобы тебе дали увольнительную с самого утра и на весь день. Проводника тоже себе подбери заранее, чтобы два раза по одному и тому же месту кургана не мотаться. И еще… – Я снизил голос до минимума и приблизил губы к уху молодого матроса: – Когда станешь великим художником, старайся всегда помогать молодым и начинающим. Понял?