Вашингтон - Николай Яковлев

Большую часть континентальной армии Вашингтон отправил на север, а сам решил отдохнуть в Маунт-Вер-ноне. Он неторопливо ехал домой, нанося визиты людям, которых почти забыл, как узнал — Джон Кастис умирает в доме знакомых. Вашингтон поспешил к смертному одру приемного сына. 5 ноября Джон скончался от дизентерии, именовавшейся тогдашними эскулапами «лагерной лихорадкой». Вашингтон, хотя двадцать два года и был «папой» бездельника, не мог заставить себя выразить личное горе, но стенания Марты и невестки тронули его. Он скорбел с ними и быстро устал в похоронной атмосфере Маунт-Вернона. Генерал отправился в Филадельфию. 16 ноября он пишет Грину: «Я попытаюсь побудить конгресс наилучшим образом использовать наш недавний успех, приняв самые энергичные и эффективные меры, дабы быть готовыми рано открыть решительную кампанию на следующий год. Я больше всего боюсь, что конгресс, переоценив значение этого успеха, решит, что наши труды почти завершены, и впадет в дремоту. Чтобы предотвратить эту ошибку, я сделаю все, и если, к прискорбию, мы все же окажемся в этом фатальном состоянии, не я буду виноват».

Филадельфия встретила Вашингтона торжествами неслыханными и невиданными, его всячески превозносили. Вечерами во всех окнах выставлялись свечи, которые в домах состоятельных граждан освещали различные аллегории, героем которых был Вашингтон. Он с понятным смущением рассматривал собственные изображения с неизменной короной на голове, в самых героических позах поражающего длинным копьем или чудовищным мечом мерзко выглядевшего дракона, символизировавшего ненавистную Британию. Стоило ему появиться в театре, как с подмостков просили генерала оказать такое же покровительство музам в мире, как он оказывал свободе на войне. В прологе пьесы Гаррика «Лживый слуга» по странной прихоти драматурга Вашингтона умоляли защитить «Новые Афины, воссиявшие на Западе». В первой американской опере, скорее пародии на нее, «Замок Минервы», сочиненной Д. Хопкинсоном, хор дев во главе с молодыми дамами, изображавшими Минерву и гений Франции, восславил «увенчанного победой воинственного сына Колумбии, блистательного Вашингтона».

Наверное, он ежился в ложе, когда, подвывая, читали в его честь благостные оды или в тех же возвышенных интересах не очень мелодично пели. Спектакль в Филадельфии, а сценой был весь город, укрепил Вашингтона в худших подозрениях — американцы считали войну законченной. Он бредил новыми кампаниями, вымаливая у конгресса средства на армию. Вашингтон и в мыслях не допускал, что Лондон откажется от дальнейшей борьбы. В конгрессе иногда соглашались с ним, слали просьбы штатам, но те денег не давали. Война угасала на глазах. Вылазки ретивых тори, пытавшихся вскоре после Йорктауна разжечь партизанскую войну, пресек новый английский командующий в Северной Америке Карлтон, сменивший Клинтона. Везде, где оставались английские войска, а их насчитывалось в общей сложности до 25 тысяч человек, воцарилось затишье. В Лондоне нарастало стремление покончить дело в Северной Америке миром, Англия вела хлопотливую войну против Франции, Испании и Голландии на других театрах. Расточительство сил против США представлялось сущей бессмыслицей и даже чепухой.

Американские политики, как чуткий сейсмограф, реагировали на изменения на международной арене и считали совершенно излишним тратиться на армию. Все попытки Вашингтона убедить в противоположном и, следственно, довершить борьбу за независимость славной викторией, добытой французским оружием, но в руках американских солдат, были гласом вопиющего в пустыне. Он прибег к крайним средствам, взывая к чувству чести. В начале 1782 года в циркулярном письме губернаторам тринадцати штатов Вашингтон, как обычно, просил денег и прозрачно указал: «С прискорбием извещаю Вашу Светлость, что на основе самых достоверных сведений могу заверить Вас: французский двор очень недоволен отсутствием энергии и усилий в Штатах и тем настроением, которое представляется по меньшей мере склонностью, если пе желанием, взвалить все бремя войны в Америке на Францию».

Пятидесятилетний идеалист! Как будто война за независимость не дала достаточно доказательств, что торгаши легко расставались с честью, если вообще были знакомы с ней, но не с деньгами. Начиная от Йорктауна до мая 1782 года от всех штатов континентальная армия получила 5500 долларов, меньше ее расходов за день.

Йорктаун подвел черту под войной, хотя до официального мира между Англией и США было еще далеко.

ПОЧЕМУ НЕ ДИКТАТОР?

Наконец, дорогой маркиз, я стал частным гражданином на берегах Потомака в тени моего виноградника и моего фигового дерева. Освободившись от грома военного лагеря и суеты общественной жизни, я утешаюсь тихими радостями, почти неизвестными солдату в его постоянной погоне за славой, государственному деятелю, посвящающему напряженные дни и бессонные ночи разработке планов в интересах благоденствия своей страны и, возможно, гибели других стран (как будто земной шар мал для всех нас), придворному, вечно следящему за выражением лица своего монарха в надежде поймать благосклонную улыбку. Я не только полностью ушел от общественной деятельности, но ушел в себя и с величайшим удовлетворением буду вести личную жизнь. Не завидуя никому, я преисполнен решимости быть довольным всеми, и мой походный приказ, дорогой друг, — «спокойно дожить остаток жизни и уснуть рядом с моими отцами».

В начале восьмидесятых годов XVIII столетия Соединенные Штаты явили редкое исключение в истории человечества — немало американцев не радовались неизбежному миру, а боялись его. Опасались все, кто так или иначе связал свою судьбу со складывавшимся единым государством, которое символизировал конгресс. «Статьи конфедерации», принятые и ратифицированные штатами, наделили его лишь тенью власти. Конгресс обанкротился, не было денег даже на оплату здания его казначейства!

С исчезновением военной угрозы должны были распасться узы, соединявшие тринадцать штатов. А как с финансовыми обязательствами конгресса? На руках были груды сертификатов, всевозможных расписок, по которым ожидали получить деньги великое множество людей — от бедного фермера, принявшего бумажку на выбор взамен пули от мрачных солдат континентальной армии, забравших у него сено, до богатых финансистов, открывавших (неосмотрительно, вздыхали они теперь) кредит воинству Вашингтона. Вдвойне огорчались самые предприимчивые, успевшие скупить горы сертификатов у мелких кредиторов конгресса за ничтожную часть их стоимости, но рассчитывавшие получить сполна.