Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права - Вадим Юрьевич Солод

французских литераторов оплачивать им при издании книг любое цитирование их произведений тот же Николай Фёдорович саркастически утверждал, что скоро придёт такое время, когда «…великий писатель, сидя в своём роскошном дворце, после каждой написанной им фразы будет назначать продажную ей цену (…) а под конец страницы подводить итог; окончив же всё сочинение, он может помечтать о том, что его праправнуки и даже самые дальние потомки, свято храня завет отеческий, не уступят ни одного сантима с назначенной им цены, и прибавят – отчего же не быть прогрессу в этом отношении?!»

Никак не соглашался оценить труд автора как результат деятельности общественной А.Ф. Кони, резонно считая, что «называть автора всегда и во всяком случае общественным деятелем – значит слишком широко толковать понятие авторской деятельности. Автор может употреблять силу своего таланта на возбуждение низменных страстей, на загрязнение воображения своих читателей, на растление вкусов и фантазий будущих поколений. (…) Какой же в этом случае он общественный деятель? Там, где трудно установить точную границу между работой на служение общественным задачам и безнравственностью и даже преступностью, которые лишь по особым условиям общественной жизни не подходят под действие уголовного закона, можно весьма усомниться в том, чтобы право называться общественным деятелем принадлежало каждому автору» (Кони А.Ф. Некоторые вопросы авторского права).

В этом смысле оценка общественного значения творчества Льва Толстого, его публицистики, подвижничества, благотворительности и т. д. не вызывает никакого сомнения. В числе его сторонников становится всё больше представителей аристократии, военных, промышленников: князь Д.А. Хилков, П.И. Бирюков, В.В. Еропкин, братья Анохины и др. Для абсолютного большинства его современников, а уж тем более – последователей Толстой принадлежит всей России, а не, простите, его многочисленному семейству. Как грибы после дождя распространяются не только идеи Толстого, но и открываются школы, курсы, создаются коммуны. Известная толстовская колония «Криница», находившаяся около современного Геленджика, просуществовала несколько десятилетий, притом что её члены категорически отказывались «эксплуатировать» животных при сельскохозяйственных работах.

Идеи Льва Николаевича, как это обычно бывает, благодаря его последователям-толстовцам приобретают самые эксцентрические формы в виде радикального вегетарианства, пацифизма, сектантства. Выходцы из обеспеченных семей «идут в народ», для того чтобы работать на земле, и делают это ужасно. Для крестьян наблюдать за бывшим студентом университета или слушательницей Бестужевских курсов на пашне или молотьбе – одно удовольствие…

Один из адептов нового мировоззрения – Иван Трегубов – основывает секту «Община свободных христиан», а известный журналист Тенеромо (Исаак Фейнерман) тщательно сохраняет и записывает за Львом Николаевичем его высказывания, собирая их в некое подобие священной книги.

К.П. Победоносцев замечал по этому поводу: «Как более свежее и богатое умственными силами учение, толстовство начинает подчинять себе все другие сектантские лжеучения, мало-помалу теряющие под влиянием его свою самостоятельность и оригинальность».

Такая общественно – политическая активность великого писателя не могла не сказаться на его отношении к «мирскому».

Как известно, Л.Н. Толстой в последние годы своей жизни полностью отказался от положенных ему авторских гонораров. Он только однажды изменил этому своему правилу, получив 21 915 рублей (более 50 млн рублей по сегодняшней шкале цен) за роман «Воскресение» и полностью направив их на спасение членов христианской секты духоборов-постников, подвергавшихся гонениям. Пожертвован не только авторский гонорар, но и вознаграждение за его переводы для английских, американских и французских изданий. Для оплаты переезда требовалось около 100 рублей на каждую семью, за исключением мужчин призывного возраста, – их не отпускали. Была предпринята попытка собрать деньги для сектантов путём общественной подписки, но она не удалась – тем газетам, которые опубликовали объявление, на два месяца запретили розничные продажи. Толстой отчаянно торгуется с Адольфом Марксом, который приобретает право первой публикации романа для своего популярного журнала «Нива», также после длительных переговоров о цене он передаёт права иностранным издательствам. Парижская газета Echo de Paris адаптирует роман под своего читателя, существенно сокращая его для придания динамики действию. И это тоже юридическая проблема права перевода.

Категорически против Софья Андреевна: «Не могу вместить в свою голову и сердце, что эту повесть, после того как Л.Н. отказался от авторских прав, напечатав об этом в газете, теперь почему-то надо за огромную цену продать в “Ниву” Марксу и отдать эти деньги не внукам, у которых белого хлеба нет, и не бедствующим детям, а совершенно чужим духоборам, которых я никак не могу полюбить больше своих детей. Но зато всему миру будет известно участие Толстого в помощи духоборам, и газеты, и история будут об этом писать. А внуки и дети чёрного хлеба поедят». Как мы с вами понимаем, отсутствие белого хлеба – это метафора.

Благодаря Льву Николаевичу и поддержавшим его в этом деле князю П.А. Кропоткину, Максиму Горькому и Ф.И. Шаляпину удалось собрать необходимую сумму. В результате общих усилий около 8000 сектантов наконец-то получили возможность эмигрировать из Тифлиса в канадские провинции Квебек и Галифакс. В качестве сопровождающих (а дело это было действительно трудное) Лев Николаевич отправляет своего сына Сергея и талантливого и жизнелюбивого художника Леопольда Сулержицкого (Сулера). Им удалось нанять и оборудовать два парохода и успешно перевезти через океан тысячи людей[112].

Постановления, содержащиеся в приложении к ст. 420 т. Х Свода законов Российской империи, демонстрировали связь между признанием, а следовательно – и защитой имущественных прав автора и его обязанностью соблюдать цензурное законодательство. Законодатель пытался некоторым образом абсорбировать постоянно возникающее противоречие между общественным интересом и личными имущественными интересами автора. Как мы уже говорили, специальный закон устанавливал чёткий порядок наследования прав автора его наследниками после его физической смерти.

В нашем случае была ещё одна сложность, связанная с правовой возможностью публикации многочисленных личных дневников и черновых записей Толстого (фонд составляет не менее 4700 листов).

Как известно, практически всю свою сознательную жизнь Лев Николаевич скрупулёзно записывает свои впечатления и описывает ежедневные события, с ним происходившие. Порой делает это с предельной откровенностью: эти записи просто шокировали неокрепшую душу 18-летней Софьи Берс – его невесты, – когда молодой граф решил быть с ней честным и открыться во всех своих прегрешениях, в том числе интимного свойства.

В своих заметках от 27 марта 1895 года Лев Николаевич по этому поводу написал: «Дневники моей прежней холостой жизни, выбрав из них то, что стоит того, я прошу уничтожить, точно так же и в дневниках моей женатой жизни прошу уничтожить всё то, обнародование чего могло бы быть неприятно кому-нибудь. Чертков обещал мне при жизни моей сделать это. И при его незаслуженной мною большой любви ко мне и большой нравственной чуткости я уверен, что он сделает это