Виртуоз - Александр Проханов

С этими словами Гагарин опустил руку к полу, и по ней, от ладони к плечу, взбежали две крохотные мышки. Алексей увидел, что у мышек во рту кусочки хлеба и белые ломтики, напоминавшие то ли мел, то ли сахар.

Алексей улавливал исходящие от старика благодатные силы, Доброту и святость, которые чувствовали даже мыши. Струящийся аромат незримого сада. Певучесть голоса. Слабое мерцание хрустальных граней, которыми было застеклено пространство, Волшебный райский кристалл заслонял старика от излучений ада, сберегал его десятилетиями в кромешной тьме.

— Я знал, что ты придешь. Ты будешь царем. Россию ждут великие испытания,— смута, мор и нашествие. Ты станешь царем в ужасное время, но я передам тебе «Формулу Рая», и она спасет Россию, спасет твое царство. Ты примешь Россию, как неухоженное, незасеянное поле, а оставишь, как райский сад. Смотри и запомни «Формулу Рая».

Старик приподнялся с кровати. Обернулся к стене. Простер руки. Из ладоней брызнули лучи света, озарили стену карцера. На стене от потолка до самой кровати, застеленной грубым дырявым одеялом, тянулись строчки с нескончаемыми значками, уравнения с множеством неизвестных. В этом уравнении были обычные, квадратные и узорные скобки. Были интегралы и дифференциалы. Многоэтажные дроби и многостепенные корни. Были скопления знаков, возведенных в сложные степени. Иногда математические символы переходили в витиеватые знаки, напоминающие наскальные руны, орнамент ацтеков, китайские иероглифы. Иные изображали животных, как на золотых украшениях скифов. Другие были подобны цветам и ягодам, оплетавшим древнерусские буквицы. И снова тянулись математические цепочки, громоздились дроби, пульсировали дифференциалы и интегралы. Это была гигантская формула, описывающая мир в момент творения, когда еще в мироздание не проникла порча первородного греха.

Алексей изумленно взирал, не запоминая, а фотографируя нескончаемую формулу зрачками, пряча ее на дне глазных яблок. Она была нарисована на стене кусочками мела, которые приносили узнику мыши.

— Так, значит, я не ошибся? Вы — действительно Юрий Гагарин? Вы побывали в раю и добыли для людей «Формулу Рая»? — воскликнул Алексей, испытывая неземное блаженство. Он протягивал руки к старику, боясь коснуться его жалкого тела, полуистлевшего бушлата с нагрудными цифрами. — Мне выпало огромное счастье.

Он видел, как черные стены расступаются множеством прозрачных плоскостей, раскрываются сияющими гранями. Кристалл, составленный из бесконечных миров, трепетал лучистыми вспышками. В нем загорались дивные радуги, озарялись прозрачные спектры. Крохотный луч, залетая в кристалл, начинал отражаться в зеркалах, превращался в лучезарный пучок, расширял пространство и огненной кометой уносился в беспредельность. Адский кристалл колонии рассекался лучистым кристаллом рая. Там, где раньше была черная безжизненная земля и отточенное, как смерть железо, там качались цветущие травы, текли прозрачные лучи. Поднимаясь до неба, росла береза дивной белизны с душистыми клейкими листьями, и все, кто недавно носил черные изжеванные бушлаты, теперь облеклись в белые одежды, приближались к березе, целовали ее душистые листья.

Старик обернулся к нему. Но не было старика, а стоял перед ним улыбающийся белозубый красавец, смотрел с любовью голубыми глазами, и на его плечах солнечно сияли золотые погоны.

В дверь карцера загрохотали.

— Ты запомнил «Формулу Рая»? — они опять были в черном карцере, и на кровати сидел согбенный старик.

— Запомнил. Почти запомнил. Завтра снова приду. Вас освободят. Я позвоню в Москву. Когда я стану царем, вы будете моим главным советником. Мы поедем к церкви Покрова на Нерли и там построим райский кристалл, который распространится на всю Россию.

Скрипучая дверь карцера растворилась, и Маркиросов, держа в руках резиновую дубинку, почти закричал на Алексея:

— Я говорю вам, что здесь оставаться опасно! Колония на грани бунта! — Он вывел Алексея из карцера, замкнув все щеколды, замки и засовы. — Я отвечаю за вашу безопасность.

Они покинули колонию, и молчаливый полковник доставил Алексея в гостиницу.

Оставшись один, Алексей принялся звонить Директору ФСБ Лобастову. Но номер был заблокирован. Он каждые пятнадцать минут набирал злополучный номер, но все безуспешно.

Позвонил Марине:

— Ты не представляешь, что я узнал. Действительно здесь, под Нижним Тагилом, содержится Юрий Гагарин. В карцере, в страшных условиях. На стене мелом, который ему приносят мыши, он вывел «Формулу Рая». Я не мог ее всю запомнить, нагромождение знаков, иероглифы, руны. Завтра утром приду с фотоаппаратом и сфотографирую. Хочу дозвониться до Лобастова, но как нарочно телефон отключен. Что мне делать?

— Милый, ты уверен, что это не обман? Ты говорил, что тебя постоянно обманывают.

— Не обман. Я видел эффект кристалла. Он волшебный, магический, из бесчисленных граней и радуг. Мы поедем с тобой во Владимир к церкви Покрова на Нерли и построим кристалл. Когда я стану царем, мы изучим «Формулу Рая» и сделаем Россию счастливой.

— Как ты себя чувствуешь, милый? Ты здоров? У тебя все хорошо?

— Как жаль, что тебя нет рядом. Сейчас прощаюсь. Надо звонить Лобастову. Люблю тебя.

Остаток дня прошел в безуспешных звонках. Измученный, изведенный всем пережитым, он лег и заснул. Казалось, спал минуту. Проснулся от стука дверь. Полковник, взволнованный, с белым, без кровинки, лицом, стоял на пороге:

— Нам с вами повезло, Алексей Федорович. В колонии бунт. Захвачены заложники. Есть убитые и раненые. Вызван ОМОН. Идет усмирение.

— Сейчас же едем в колонию!

Они подкатили к колонии, проникли сквозь оцепление. Перед стеной стояли солдаты в бронежилетах и касках. Стена возвышалась, слепая, черная, и над ней колебалось багровое зарево. Вышки казались хрупкими, без караульных, окруженные малиновым небом. За стеной слышался треск очередей. Раздался глухой взрыв, и взметнулся рыжий, клубящийся дым. Железные ворота в стене были открыты, и туда осторожно, приседая на толстых колесах, вполз бэтээр, и за ним, прикрываясь броней, проследовала цепь ОМОНа, — в камуфляже, разбухшие от бронежилетов, в черных беретах, с автоматами, на кривых пружинящих ногах.

— Нам нужно туда. Там делают черное дело, — обратился Алексей к полковнику.

— Невозможно. Опасно для жизни. Там убивают.

По пустырю металась стая коренастых охранников в касках, С малыми рациями. Мимо пробегал Маркиросов, и Алексей окрикнул его:

— Что там такое? Почему убивают?

— Ах, это вы? — с радостной злостью отозвался капитан. — Это «Формула Рая». Одни ее пишут мелом, а другие стирают кровью. — Он побежал, невысокий, упругий, похожий на рассерженного примата.

Раздался еще один взрыв. Какие-то крики. Зарево за черной стеной разгоралось. Алексей подумал — так выглядели старинные, взятые штурмом города, где горели терема, волокли на арканах пленных, насиловали на обочинах женщин.

— Пойдемте, — он решительно двинулся к воротам, вырываясь из рук полковника. Ему удалось проникнуть в ворота, и его «держала густая солдатская цепь. Прожектор «бэтээра» светил в упор в посеребренную сетку, вдоль сетки ходили бойцы ОМОНа и били по ней резиновыми палками, отчего сетка сотрясалась, звенела. Далеко от сетки, оттесненные ударами и слепящим прожектором, стояли слипшимся сгустком заключенные. Были видны их спрессованные тела, головы, мерцающие, как у кошек, глаза.

Второй «бэтээр» стоял у карцера. Половина здания была разрушена взрывом. Что-то тлело, сочился розовый дым. Солдаты из карцера выносили провисшие брезенты с убитыми. Из переднего брезента торчала худая нога в носке. Из второго вываливались две мощные руки с татуировкой. Третий был слабо нагружен, слегка прогибался под тяжестью утлого тела. Алексей подошел, заглянул через край брезента. Там был Гагарин, в окровавленном рубище, сжав на груди беспомощные руки. Алексей шел за ним, держась за край брезента, провожая первого космонавта, провозвестника Русского Чуда, обладателя «Формулы Рая». На дне глазных яблок рябило множество значков и символов, волновались руны и буквицы. Он старался удержать моментальный снимок формулы, сберечь волшебное знание.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Оглядываясь на прошедшие недели и месяцы, с тех пор, как его насильно привезли в Москву из Тобольска и объявили наследником русского престола, Алексей ощущал происходящие в нем перемены. Словно в нем зародилась другая натура. Неуклонно, шаг за шагом, взрастала, присутствуя рядом с первоначальной личностью. Эта вторая личность все больше сознавала себя наследником. Каждая встреча — с экзотическими монархистами, или с православным духовенством, или с военными космодрома, несмотря на их мнимость, или с Юрием Гагариным, завещавшим ему перед смертью «Формулу Рая», — каждая встреча меняла его. Он ощущал себя наследником русского престола. Не потому, что поддался соблазну и изощренной, лукавой лести. Не потому, что им овладела гордыня, и он стал жертвой прельщения. Не оттого, что он подчинился гипнозу и уверовал в свое царское происхождение. Эта новая личность, эта вторая натура все сильнее чувствовала свою мистическую связь с Россией. Воспринимала Россию как святую, завещанную ему землю, ради которой он должен принести жертву. Все острее, горше и сладостней чувствовал он свою связь с многострадальным русским народом, веруя в то, что в будущем царстве народу уготовано, наконец, избавление от мук и лишений, и это избавление принесет он, наследник престола, русский Самодержец. Эта уверенность проистекала не от людей, а свыше. Не по наущению властных персон, а по благословению незримого, всеведущего и всемогущего Пастыря. Ужасные события минувшей ночи, убийство в колонии Юрия Гагарина, лишь укрепили его в мессианской идее, сделали сопричастным «Формуле Рая», запечатленной на дне его глазных яблок.