Экзистенциализм. Возраст зрелости - Петр Владимирович Рябов

нас не касается, мы с ней никогда не встречаемся, а когда встречаемся, это уже не мы. Жалкий софизм! Попытка заболтать главное онтологическое событие в мире. То, вокруг чего вращается вся человеческая культура. Тут, конечно, Монтень говорит не как скептик и отнюдь не как эпикуреец, а как стоик или платоник и как предтеча экзистенциализма. Он считает, что это важнейший фундаментальный факт в нашей жизни, что мы живем в перспективе смерти, под ее невидящим нас взглядом – и только через размышление о ней понимаем себя, понимаем мир, преображаемся и взрослеем. Поэтому значительную часть своих размышлений в «Опытах» он посвящает мыслям о смерти – больше, чем о политике.

Тут надо поставить многоточие и перейти к последней части моего выступления.

Теперь поговорим о теме Монтень и другие, Монтень и последующая мировая культура. Я говорил, откуда он растет, из каких культурных контекстов, философских, религиозных, литературных и исторических, где у него заметно влияние древних скептиков, где у него стоики, где эпикурейцы, где Эразм Роттердамский, где Франческо Петрарка, где Николай Кузанский, где Марк Аврелий… И теперь, в завершение, посмотрим, что из него самого выросло и осталось в веках. Почему Монтень – это фундаментальнейшая фигура всей европейской культуры? Почему он любимый автор многих поколений?

Начну я, пожалуй, с длинной цитаты из Ральфа Эмерсона. Он – центральная фигура американской философии и культуры XIX века, великий американский романтик, писатель, основоположник философии трансцендентализма, учитель и друг самого Генри Дэвида Торо. Итак, слушайте и внимайте:

«Разрозненный единственный томик „Опытов“, в переводе Коттона, достался мне из библиотеки отца, когда я был еще ребенком. Он валялся долгие годы, пока я прочел его, по выходе из училища, и достал остальные части. По сих пор помню я удивление и восторг, одушевившие меня при этом знакомстве. Мне казалось, что в какой-то предыдущей жизни я сам написал эту книгу: так искренно отвечала она моим помыслам и опытности. Случилось мне, будучи в Париже в 1833 году, подойти на кладбище Пер-Лашез, к могиле Огюста Колиньона, умершего шестидесяти восьми лет, в 1830 году. В эпитафии его было сказано: „Он жил для справедливости, и «Опыты» Монтеня утвердили в нем добродетель“. Несколько лет спустя я познакомился с превосходным английским поэтом Джоном Стерлингом, и в продолжение нашей переписки он уведомил меня, что из любви к Монтеню совершил странствие в его замок (все еще существующий в Перигоре, близ Кастеллана) и через двести пятьдесят лет скопировал со стен библиотеки надписи, сделанные Монтенем. Не без удовольствия услышал я, что один из вновь открытых автографов Шекспира нашелся на „Опытах“ Монтеня, переведенных Флорио. Вот единственная книга, достоверно находившаяся в библиотеке поэта. И странно, дубликат труда Флорио, приобретенный Британским музеем для охранения автографа Шекспира, на своем заглавном листе предъявил собственноручную надпись Бена Джонсона. Байрон находил Монтеня единственным великим писателем прошедшего времени, которого он читал с большим удовольствием. Многие другие сближения, о которых я могу здесь умолчать, сделали старого гасконца навсегда новым и бессмертным для меня».

Сколько великих имен посылают друг другу и нам привет через Монтеня!

А теперь давайте более систематически разберем, что из Монтеня осталось в европейской культуре, разложим это по полочкам.

Я уже сказал, уже при жизни автора «Опыты» вызвали огромную реакцию. За полвека после его смерти двадцать изданий во Франции! Уже в 1603 году он вышел в Англии. И, замечу, в 1676 году, конечно же, «Опыты» были внесены в «Индекс запрещенных книг» католической церкви. Но какие важные книги не были туда внесены?

Первое, что приходит в голову, это, конечно, уже цитируемая мной фраза: «Души императоров и сапожников скроены на один манер». Знаете, что я сейчас цитирую? Это не просто цитата Монтеня, а эпиграф «Газеты санкюлотов», одной из главных газет Великой французской революции, издававшейся в 1792 году. Вместо «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» (как нам привычно) или «В борьбе обретешь ты право свое!» у них на обложке газеты стояло вот это изречение Мишеля Монтеня. Вот вам и его неожиданное влияние на революционную историю.

Теперь ближе к культурным и философским влияниям, оказанным Монтенем.

Первое – это, конечно, создание французского литературного языка и создание жанра эссе. Сам этот жанр свободных и ни к чему не обязывающих рассуждений, которые мы все так любим читать и писать: без законченности, без начала, без конца, немножко мораль, немножко дневник, немножко политика, немножко психология… Весь этот могучий побег культурной традиции растет из Монтеня. Повторюсь, не было бы Монтеня – не было бы многих великих людей, мастеров эссеистики.

Давайте пробежимся по другим фигурам и аспектам.

Паскаль – интереснейшая тема. Паскаль и Монтень. Блез Паскаль мало знал труды философов, читал почти только Святого Августина и чуть-чуть янсенистов. Но Монтень – это его любимый автор. И в своей великой книге (которую мы сейчас знаем как «Мысли»), как вы знаете (ведь большинство из вас читали Паскаля), он упоминает следующие философские школы: скептиков-пирронистов и с ними Монтеня и стоиков (прежде всего, Эпиктета). Когда Паскаль хочет показать, что человек велик и божественен, он апеллирует и прибегает к стоикам, а когда Паскаль хочет сказать, что человек ничтожен, жалок, ограничен, слаб, то обращается к скептикам-пирронистам и к Монтеню. Монтень – постоянный участник диалогов, которые устраивает Паскаль на страницах «Мыслей». В «Мыслях» Паскаля Монтень занимает почетное место. У него как бы там такие весы, качели (этот образ, кстати, был любим самим Монтенем – качели): все в мире качается, мы качаемся, все хаотично, противоречиво, непостоянно, двойственно.

Кроме этого, у Паскаля есть отдельная работа, она есть на русском языке, и вы можете ее прочитать, она называется «Разговор о Монтене и Эпиктете». Это небольшое сочинение, где он дает свою интерпретацию Монтеня. Паскаль и Монтень очень связаны: форма афоризмов, рассуждение от первого лица, парадоксы, размышления о человеческой двойственности. Конечно, Паскаль очень многим обязан Монтеню, но он все же совсем другой человек, больше христианин и к тому же янсенист. Поэтому многие идеи Монтеня Паскаль ожесточенно оспаривает. Но очень и очень многим он, безусловно, обязан Монтеню.

А через Паскаля от Монтеня идет мостик – куда? – к экзистенциальному философствованию более близкого нам времени, вплоть до Марселя, Сартра и Камю. И тут мы видим все основные сюжеты: прежде всего, обращенность философии к человеческой экзистенции, личности, субъективности. К вот этому конкретному, необобщаемому человеку, не имеющему никакой сущности и незавершенному. Интерес к человеческой повседневности и пограничным ситуациям. Трагизм человека, смерть, одиночество, заброшенность, абсурд (особенно эту тему