Джунгар. Небесное Испытание - Ольга Погодина

- Гхи посылают, точно определив их жертву. Они не видят так, как видят люди, и не мыслят,как люди. Они идут по следу своей жертвы, подобно волкам, улавливая ее магический запах. Ничто более не интересует их.

- А кто… их жертва? - решился спросить Илуге.

- Скорее всего я, - пожала плечами Элира, - Они могли послать их за тобой, но никто не может передать им твое "описание". Только имя, - она помедлила, - Кроме меня. Если они…доберутся до меня, они смогут его у меня получить.

- Каким образом?

Элира нехорошо улыбнулась.

- Тебе лучше не знать каким, - после длинной паузы она добавила, - И мне тоже.

Воцарилось долгое тревожное молчание. Обе девушки невольно придвинулись друг к другу.

- Илу…! - в юрту влетел Баргузен, встрепанный, с незавязанными ремешками на сапогах.

- Молчи! - прошипел Илуге, - Не произноси наших имен!

- Что это было? Совсем рядом? Ты видел? В становище переполох - никто не может объяснить, что происходит?

- Потом, - раздраженно отмахнулся Илуге. Он видел, как по лицу жрицы пробегают, словно рябь по воде, какие-то странные чувства.

- Что-то еще? - осторожно спросил он.

- Я думаю… Утром мы получим ответ, - загадочно сказала она и неслышно вышла.

… Ночь они провели, поминутно просыпаясь,вскакивая и заново будя друг друга. В глазах обеих женщин читался откровенный страх, несмотря на то, что обе храбрились и не снимали рук с рукояти своих мечей. Баргузен, посерьезнев после разъяснений, которые из них вытянул, тоже изо всех сил боролся со страхом. Илуге же чувствовал себя очень странно: словно холодный воздух из щели, он чувствовал вокруг себя сгущающееся дыхание смерти. " Трещина расширяется", - сказала Элира. Орхой Великий покинул их, но Илуге чувствовал, что, если не в его теле, то в его душе осталась какая-то еле заметная щель, из которой сейчас тянуло этим холодом.

Утром в становище пришел на взмыленном коне посланный Элирой бритоголовый монах, - и мир Илуге перевернулся в очередной раз. Но на этот раз - до основания.

- Они посадили ее в клетку на дворцовой площади? - не в силах поверить, повторял он, - Без одежды, питья и еды? За что?

- Она нарушила обет. В школе Гарда жрицы приносят обет целомудрия, - от этих слов Элиры у него внутри все завязалось в узел.

- То есть… князю стало известно, что Ицхаль Тумгор…моя мать…про меня, - невнятно проговорил Илуге. Каково это - даже еще не обретя матери, узнать, что стал причиной ее смерти?

- Да. Монастырь сожжен. Настоятельница совершила самоубийство, чтобы не выдать нас. Она оставила мне сообщение в заранее уговоренном тайнике. Судя по всему, обо всем стало известно после боя у перевала Тэмчиут.

- Значит, эти ургаши действительно узнали меня… - прошептал Илуге.

- Может быть, она еще жива? - дрожащим голосом спросила Янира, - Может быть, ее еще можно спасти?

- С того дня прошло уже двадцать дней, - слова Элиры падали, как камни.

- Она мертва, - безнадежно сказал Илуге. В горле застрял комок.

- Твоя мать туммо - обладающая внутренним огнем, - жрица старалась говорить отчетливо, но Илуге видел, как побелели ее сплетенные в замок пальцы, - Она может находиться на холоде… долго. Никто не знает, насколько долго, - она предупреждающе подняла руку, увидев вспыхнувшую в его глазах надежду.

- Тогда я должен идти за ней, - это не было вопросом.

- Ты можешь погибнуть за то, что уже не будет иметь смысла, - проронила ургашка. Но Илуге уже понял, что она пойдет с ним.

- Я пойду с тобой! - Баргузен вскочил.

- И я тоже! - одновременно выкрикнули обе девушки. Илуге ожег обеих сердитым взглядом.

- Одному тебе не справиться, - жрица словно что-то прокручивала в голове, - Нужны…воины… двадцать…тридцать… да, тридцати будет достаточно. И столько же запасных лошадей. Но даже с этим шанс у нас слишком маленький. Ты должен действительно подумать, стоит ли брать с собой людей на верную гибель, и самому лезть в расставленную князем ловушку. А это, несомненно, ловушка.

- Мы теряем время.

- Да пребудет с тобой Волк, хан! - Илуге не без труда выговорил это приветствие, переступая порог ханской юрты и склоняя голову перед незнакомым человеком. Воин, убивший Джэгэ, симпатии в нем не вызывал. Не вызывало сомнений, что это был честный бой, в котором Джэгэ проиграл: Марух ростом был лишь чуть ниже Илуге, и несомненно шире в плечах. Под его одеждой угадывались литые мышцы бойца, поза была расслабленной, как у сытого хищника. Выражением глаз он чем-то неуловимо напомнил ему Тулуя.

- Что у тебя за дело, ургаш? - неприветливо спросил хан. Он, конечно, понимал, с чем пришел Илуге.

- Ты отказал в моей просьбе Чиркену, - медленно проговорил Илуге, - Теперь я пришел просить сам.

- Я отказал своему военному вождю, - Марух улыбнулся. Казалось, его все это слегка забавляет, - Почему же ты думаешь, что я изменю свое слово?

- Потому что речь идет о моей матери, - Илуге уже понял, что его ждет, и только из последних сил пытался сдержать слепую и огромную ярость, застилающую ему глаза, - Я прошу дать мне всего тридцать воинов, - и только тех, кто согласится пойти со мной добровольно.

- Не повторяйся, - Марух брезгливо дернул губой, - Решение Темрика не идти в Ургах было верным, и теперь джунгарские женщины не оплакивают, как по всей степи, своих сыновей и мужей. А ведь принцы предлагали богатую добычу. Что можешь предложить им ты?

- Ничего, - честно ответил Илуге, - Мы можем только попытаться спасти одну женщину.

- Я, хан, должен думать о племени, - улыбаясь все шире, говорил Марух, - Почему мои воины должны умирать за неизвестную ургашку? Твоя просьба глупа. И отошли свою беловолосую колдунью, - ее вопли распугали всех лошадей.

Илуге стиснул зубы.

- Я должен за ней поехать. В одиночку мне туда не пробраться.

- Ты забыл, что и ты не должен покидать племя без согласия главы рода…или самого хана, если у тебя его нет. А я тебя не отпускал, - Марух слегка пошевелил пальцами, словно в задумчивости, - За неисполнение воли хана полагается смерть. В конце концов, ты ведь ни разу ее не видел. Твоя ли она мать - или тебе наплели сказок, которым слишком хочется верить бывшему рабу?

- Я просил Крова и Крови и был принят. Я не раб, - Илуге надеялся, что его голос все-таки не дрожит. Его мышцы были напряжены до боли.

- Да, - хан подбадривающе развернул ладони, - Ты воин. А воин обязан повиноваться своему хану. Теперь иди. Ты утомил меня, - Марух смотрел на него в упор, готовый крикнуть своих горганов в любую минуту.

Илуге встал. Вся ярость, вся боль куда-то ушла. Так с ним бывало, когда он действительно принимал решение. Единственное из возможных. Он тоже улыбнулся, наклоняя голову в почтительном поклоне.