Василий Сталин. Сын «отца народов» - Борис Вадимович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во всех предъявленных обвинениях Сталин В. И. признал себя виновным, и следствием совершенные им преступления полностью доказаны».
Однако в своем заявлении в Президиум ЦК КПСС от 23 февраля 1955 года Василий обвинения в антисоветских разговорах и клевете на правительство отверг:
«Из чего могло быть составлено мнение о клевете на правительство? Очевидно, из следующих высказываний:
а) Первый день похорон организован был плохо. Об этом звонили на квартиру совершенно не знакомые люди. Сам я был в таком состоянии, что к телефону не подходил, а все время принимал уколы (врач Мартынушкина) (следовательно, раз принимал уколы, то не пил. — Б. С.), так как было плохо с сердцем. Мое возмущение заключалось в ответах адъютанту Полянскому и Екатерине Тимошенко, которые надоедали своими рассказами о звонках и безобразиях, происходящих якобы при прощании с телом отца. Да, я возмущался вслух. Что это было? Оскорбления в адрес правительства? Нет (если отбросить Берия) (поскольку Лаврентия Павловича уже казнили, оскорбления в его адрес не считались теперь оскорблением власти. — Б. С.). Это была обида за тех, кто, не учтя всего, допустил не столько ужасов, сколько поводов для разговоров о них. Возмущался в адрес милиции и Берия, обеспечивавших порядок. Обидно было за Н. С. Хрущева (так как он был председателем комиссии) (хоть председатель комиссии Хрущев, но виноват все равно Берия! Хотя, справедливости ради, надо заметить, что Лаврентий Павлович всего несколько дней находился во главе объединенного МВД и даже не успел войти в курс дела; в этом, возможно, была подлинная причина давки с большим числом жертв во время прощания народа с телом Сталина; новый начальник еще не мог отдать нужные распоряжения, а нижестоящие милицейские начальники боялись взять инициативу на себя. — Б. С.)…
б) Читая газету с Постановлением Совета Министров и Указом Верховного Совета (о распределении должностей между преемниками Сталина. — Б. С.), бросил реплику: «Не могли подождать до окончания похорон». Реплика просто глупая, высказанная под впечатлением утраты, и вряд ли стоило строить на ней криминал.
в) На площади 9 марта.
При словах Берия: «пусть не надеются наши враги на раскол» я сказал: «на воре шапка горит». Слышали это адъютант, Екатерина Тимошенко и врач Мартынушкина.
Заметил вслух, что Вячеслав Михайлович снял шапку, когда выступал, а Берия нет.
Возмущался на поведение Берия при вносе тела в Мавзолей и просто обрадовался, когда Лазарь Моисеевич обрезал его «чего ты орешь».
г) Попав домой, высказал свое мнение, что лучше бы выступил Н. А. Булганин, а не Берия, так как отец был Министром Обороны, но от Министерства Обороны никто не выступил.
д) Прочитав «В Министерстве Внутренних дел» об освобожденных врачах в газете «Правда» (имеется в виду опубликованное 4 апреля 1953 года сообщение о пересмотре так называемого «дела врачей» и освобождении ранее арестованных кремлевских медиков. — Б. С.), я высказал свое мнение, что этого делать не следовало (печатать такое заявление), так как, кроме пищи для провокаторов и сволочи, оно ничего не давало.
е) Прочитав Указ об амнистии, сказал, «не слышал, чтоб в дни траура, дни смерти вождя бывали амнистии. Амнистии бывали при коронованиях и сменах династий или в дни больших праздников. Поэтому лучше было бы приурочить амнистию к 9 Мая — дню победы». По существу амнистии я высказался только положительно. Подбор же срока объявления в печати считал неудачным.
Все вышеперечисленное было сказано в присутствии Екатерины Тимошенко, адъютанта Полянского и врача Мартынушкиной.
Не знаю, может быть, я и не прав, но во мне было столько переживаний, что они должны были находить какой-то выход наружу. Если этот выход был резок и не сдержан в подборе выражений, то его нельзя отнести к разряду клеветы на правительство, этого не было и не могло быть. Она (резкость) относится к крайне раздраженному состоянию, которое вполне объяснимо обстановкой, и странно изображать ее как клевету на правительство».
Василий всячески подчеркивал, что если кого и ругал сгоряча, так это Берию, четырнадцатью месяцами раньше расстрелянного как «врага народа». И доказывал, что издавна не любил Лаврентия Павловича:
«Тут я обязан оговориться о Берия. Отвращение к Берия внушено мне было матерью. Она ненавидела его и прямо говорила: «он много зла и несчастья принесет отцу». До сих пор смерть матери я, в какой-то мере, связываю с влиянием Берия на отца. Позже я утверждался в плохом мнении об этом человеке. Часто замечал, как он разыгрывал перед отцом «прямодушного человека» и отец, к несчастью, попадался на это, верил, что Берия не боится говорить «правду». Невозможно было в этом переубедить отца. Впервые я прямо заговорил с отцом о Берия, рассказав случай в вагоне поезда по прибытии из Германии в Москву. (Отец спал, хотя уже прибыли на место, и пора было выходить. Разбудил отца Вячеслав Михайлович, рядом находился и Берия. Отец спросонья, не разобрав, где он и что происходит, страшно рассердился и уехал один. Я случайно попал в машину Берия, в которой ехал и Меркулов. О разговоре Берия с Меркуловым об этом случае я рассказал отцу, как о нечистоплотности Берия в отношении к Вячеславу Михайловичу.) Последний разговор о Берия был в Боржоми. На этот раз отец, увидав кое-какие грузинские «порядки» своими глазами, не сердился, а задумался и даже вспомнил: «Надя его терпеть не могла». Я вынужден воспроизвести эти далеко не все разговоры с отцом, чтоб стало ясно, почему так резко о Берия я высказывался после смерти отца. Это не случайность, а последовательное, все более и более утверждающееся мнение, что он подлец. Счастье мое, что он не вызвал меня после ареста. Отец однажды при нем заставил меня повторить мое мнение о нем. Берия перевел все в шутку. Но не такой он был человек, чтобы забыть, хотя внешне разыгрывал, особенно перед отцом, моего покровителя».
Трудно сказать, что здесь правда, а что придумано Василием в попытке представить свой арест следствием козней Берии и тем самым добиться освобождения и реабилитации в качестве жертвы разоблаченного партией «врага народа». Но действительно ли мать Василия ненавидела Лаврентия Павловича? Настораживает, что в заявлении Василия Иосифовича есть ссылки только на уже умерших свидетелей — отца, мать, Берию, Меркулова. Следует отметить, что Надежда Сергеевна Аллилуева, скорее всего, знала Берию лишь последние год-два своей жизни — после того, как Лаврентий Павлович в 31-м возглавил парторганизацию Грузии. Совершенно непонятно, за что она успела его так возненавидеть. И уж совсем невероятно, чтобы Берия мог повлиять
