«Если», 1997 № 09 - Рэй Брэдбери

Как говаривал один чересчур свободомыслящий гражданин, «одни утверждают, что Грета Гарбо умерла, другие — что она по-прежнему жива; но я не верю ни в один из этих глупых слухов»… Оба вышеприведенных утверждения — конечно, мифы. И, как всякий уважающий себя миф, просто по определению, представляют лишь искаженный образ реальности.

Хотя и не совсем от нее оторванный.

Опровергать первый — не стоит особого труда. А вот контрдоводами ко второму могут послужить имена, выстраивающиеся в великолепный ряд: Айзек Азимов, Артур Кларк, Хол Клемент, Фред Хойл, Чарлз Шеффилд, Грегори Бенфорд… И Вернор Виндж.

Вернор Стеффен Виндж (его фамилия, оказывается, правильно произносится иначе: ВИНЖЕ) родился 2 октября 1944 года, в городе Уокеша (штат Висконсин). Родители его были географами, а отец преподавал в местном университете, так что нет ничего удивительного в том, что гены взяли свое. Еще в школе отличавшийся способностями к наукам Вернор закончил математический факультет Университета штата Мичиган в Ист-Лэнсинге и без перерыва — аспирантуру Калифорнийского университета в Сан-Диего. Там же, в Сан-Диего, в 1971 году защитил диссертацию и годом позже получил ставку преподавателя.

В 1972 году произошло и другое важное событие в жизни молодого ученого-математика: он женился на выпускнице университета в Сан-Диего, дипломированном археологе Джоан Кэрол Деннисон. Она приняла фамилию мужа и с той поры известна читателям как Джоан Виндж. Знакомы с ней и российские любители фантастики по «хьюговскому» роману «Снежная Королева» и великолепной повести «Брандер»[1].

Общность интересов сыграла с супругами дурную шутку: начав писать фантастику, Джоан поначалу быстро вырвалась вперед — а там последовало знакомство с известным редактором Джимом Френкелем… Короче, спустя семь лет семейной жизни брак двух фантастов распался.

С тех пор и поныне, насколько мне известно, Вернор Виндж все так же проживает в Сан-Диего — самом южном городе Калифорнии, находящемся почти на границе с Мексикой, и преподает в местном университете.

Так что первый раз молодой писатель-фантаст «потерялся» в тени жены: долгое время читатели еще должны были сообразить, что, кроме Джоан Виндж, есть кто-то еще, подписывающий этой фамилией свои произведения… А второй раз затерялся в науке, расставаться с которой окончательно не хотел. А потому и писал мало, печатался редко, что на американском книжном рынке — блажь непростительная.

Это, пожалуй, самая интригующая деталь его биографии: даже сейчас, несмотря на десяток научно-фантас-тических книг, многочисленные номинации и даже одну премию «Хьюго», Вернор Виндж в первую очередь ученый и лишь затем писатель.

Писать он начал рано. Его первой публикацией стал рассказ «Разобщенность», напечатанный в 1965 году в «боевом листке» революционной «Новой Волны» — английском журнале «Новые миры». Рассказ-дебют сразу же попал в очередной ежегодный том «Лучшего в научной фантастике», который в ту пору собирали Терри Карр и Дональд Уоллхейм. И новичка заметили.

Однако к шумным ниспровергателям основ и авангардистам Виндж не примкнул, оставшись добросовестным фантастом-«технарем» и приключенцем, регулярно появляясь на страницах журнала, представлявшего оплот другого лагеря, в кэмпбелловском «Эстаундинг сайнс фикшн».

Начинал он, как подавляющее большинство дебютантов, с рассказов и повестей, лучшие из которых включены в сборники «Истинные имена и другие опасности» (1987) и «Угрозы и другие обещания» (1988). Заглавная повесть первого сборника, вышедшая в 1981 году отдельным изданием, привлекла к автору нешуточный интерес, но не сразу (хотя благодаря ей Виндж впервые был выдвинут на соискание премии «Хьюго») — как я уже говорил, писатель относится к ста-ерам, а не спринтерам. Интерес к повести и ее автору возник позже, когда вовсю заговорили о «киберпанке». Тут-то и выяснилось, что Виндж за несколько лет до Гибсона описал и иллюзорную компьютерную реальность (киберпространство, где современные высокие технологии фактически играют роль магии), и компьютерных взломщиков-хакеров, и многое другое.

Хотя самого Вернора Винджа вряд ли можно назвать преданным соратником Гибсона, Стерлинга и других. Если он, как писатель, и развивает какую идеологию, так, скорее, старомодную либертарианскую[2], сближаясь в этом со многими авторами американской научной фантастики — от Хайнлайна и Андерсона до Нивена и Пола Уилсона. А вообще-то, он не идеолог и не тусовщик; просто про-фессор-математик, которого время от времени одолевает необоримое желание написать что-нибудь фантастическое. Не больше и не меньше.

Впрочем, нет — больше! Вернор Виндж обращается к, казалось бы, окончательно скомпрометированной «космической опере» и показывает, во что может превратить ее талантливый, интеллигентный и образованный автор…

Его первый роман, «Мир Гримм» (1969), переписан из повести «История Гримм», тремя годами раньше опубликованной в достаточно авангардистской серии антологий «Орбита» (под редакцией Даймона Найта), — при том, что внешне это традиционная НФ. Место действия — планета, цивилизация на которой еще не вышла из до-технологической стадии, причем слаборазвитые аборигены беззастенчиво эксплуатируются колонизаторами некоей «высшей» звездной цивилизации. Но как только дело доходит до центрального персонажа, произведение Винджа перестает отдавать дань традиции (а для конца шестидесятых становится и вовсе революционным). Хотя бы потому, что герой романа — женщина, аборигенка по имени Татжа Гримм — в своем мире «сверхчеловек», если говорить не о крепости мускулов, а о свойствах личности. Она единственная, кто способен на равных общаться с пришельцами. И ее история донельзя мрачна и безысходна, на что прозрачно намекает «говорящая» фамилия (Grimm и grim — мрачный, зловещий, страшный).

Гениальная, хотя и эмоционально искалеченная женщина стала центральным персонажем и следующего романа Винджа, название которого правильнее всего, видимо, перевести как «Полуумок». По замыслу автора, в начале романа это слово служит аттестацией инопланетянина-урода (все представители его расы обладают врожденной способностью к телепортации, а он один — нет), встреченного героиней; а ближе к парадоксальному концу «полуумком» с долей иронии можно назвать и ее саму. Ибо, утеряв в результате мозговой травмы часть своих замечательных «сверхспособностей», она в результате становится простым, нормальным человеком и приобретает взамен такое же простое нормальное счастье: теперь она может ответить взаимностью влюбленному в нее «убогонькому» пришельцу…