Зверь с той стороны - Александр Сивинских

Тут его прорвало. Похоже, этот "mad scientist", безумный учёный крайне нуждался в слушателе, не способном от него сбежать. И, обретя такового в моём лице, сделался по-настоящему счастлив. Я мало что запомнил из его продолжительной речи, там было намешано всякого, но некоторые полезные сведения в голове сохранились.

Например, кое-какие фамилии координаторов «Предстоящих». Организация не имела единовластного лидера, руководил ею координационный совет. За силовые органы отвечал один из высших чинов губернского УВД, за PR — бывший сотрудник влиятельнейшего "Фонда интенсивной политики", за деятельность фанатиков-сатанистов — известнейший некогда понтифик "Нагорного Братства АУМ". Между прочим, разыскиваемый Интерполом по подозрению в организации кровавых терактов, прогремевших несколько лет назад в крупнейших европейских и азиатских столицах. За финансы — важный чиновник Казначейства. Ну, и так далее. Свора честолюбцев, готовых на совершение любой пакости. Наукой медициной руководил, само собой, Гойда.

Грязные их делишки, разумеется, не имели ничего общего с тем мёдом, который разливал Гойда с телеэкрана в своём нашумевшем выступлении. Успешная реморализация преступников и возвращение их, "тёплых и пушистых" обществу? Ложь! Убаюкивающая сказочка для обывателя. Все бедняги, пойманные «Фагоцитом» и двумя десятками подобных ему боевых групп (причем, не только негодяи и отщепенцы, попадались под горячую руку и обычные граждане), доставлялись в «Игву». Это ужасная контора, наполненная вперемешку самыми отпетыми дьяволопоклонниками и самыми увлечёнными научниками. Причём чаще всего обе ипостаси объединены в "одном флаконе". Там с «материалом» проводилось тестирование для отбора пригодных к использованию в качестве "лейденских банок". Годных сажали в мешки при «этажерках», а негодных казнили, верша импровизированные чёрные мессы. Медленно и мучительно убивали, резали на кусочки… Грандиозный выплеск психоэмоциональной энергии!… "Лейденские банки" заряжались под завязку…

Я слушал страстную речь профессора, полную первобытного восхищения собой — и тихо зверел. Объектами ненависти становились поочерёдно «Фагоцит», "Игва", сам я — из-за бессилия что-либо изменить. А наипаче всего и вне всякой очереди — Гойда, Гойда, Гойда. Несколько раз ненависть доходила до крайнего предела, я снова и снова силился порвать цепь, добраться до омерзительного старикашки-профессора, раздавить, как гадину. Оковы были по-прежнему прочны.

В какой-то момент я, наверное, окончательно перевалил порог информационной восприимчивости и вовсе перестал Гойду понимать. И слышать, в общем. Гойда сыпал специальными медицинскими терминами, пытаясь связать коренные положения религии и диалектического материализма с коренными же уставами любезной его сердцу психиатрии. В доказательство он приводил множество цитат из различных, авторитетных для него источников, в том числе литературно-художественных, но запомнилась мне только одна. Да и то потому лишь, что была она позаимствована из читанного мной самим произведения. "Дьявол есть человеческий разум, лишившийся Бога". Юз Алешковский, «Рука». Гойда собирался лишить людей Всевышнего, которого почему-то люто недолюбливал, вытеснив Его из человеческого разума и заменив Величайшим Земным Правителем.

В этом месте я отвлекся на кое-какие процедуры физиологического характера. Припёрло… не до смущения стало. Впрочем, Гойда не обратил на меня ни малейшего внимания. Я пустил слив, насколько позволяла цепь, обмыл руки и вдруг, сквозь шум утекающей в канализацию воды, уловил знакомое имечко.

Никита Возницкий, студент. Симпатично-зловещий персонаж родом из таракановской папки. Оказывается, Гойда не только знавал этого самого Возницкого, но и был даже дружен с ним по-своему.

С содержимым папки Гойда, кстати, тоже был знаком. Вскоре после пленения на моей квартире был произведён тщательный обыск. Многого отыскать не удалось. Изыскатели удовлетворились вышеназванной папкой, помеченной штампом журнала "Взгляд сверху". А также изъятием документов, удостоверяющих мою личность, писем (частных, интимных писем, сволочи! — неистовствовал я) и некоторого количества наличных денег и оружия.

— Пистолетик ваш нашли, — сказал Гойда, демонстрируя мне «беретту», извлечённую из подмышки. — Я прельстился, взял его себе. И, верите ли? — не расстаюсь. А ведь не любил допрежь оружие. Никогда не любил.

Познакомились Гойда с Возницким в психбольнице, где mad профессор собирал материал для научного труда, а Никита «косил» от армии. Возницкий, между прочим, владел некими любопытными записками, доставшимися ему по наследству от прадеда. Прадед в свою очередь откопал эти записки в посёлке Серебряном, куда он умудрился весьма ловко эвакуироваться в начале Великой Отечественной войны советского народа. И семью с собой прихватил. Включая военнообязанного младшего брата. Принадлежали записки перу (ну же! ну! — нетерпеливо ёрзал я) некоего авантюриста Артемия Трефилова (ага!) и были выполнены в начале ХХ века.

Записки делились на две части.

В первой содержались довольно мутные, неудобопонятные и путаные теории, частично зашифрованные, которые всякий читатель волен был толковать по-своему. Во второй — чёткие практические советы. Увы, тоже частью сделанные тайнописью. Главная беда состояла в том, что выяснить, для подтверждения какой магической теории из первой части следует применять те или иные советы из второй не представлялось возможным. Однако прадедушка Возницкий вместе с братцем решили, что расшифровали некоторые указания. И что касаются они ни много ни мало борьбы с мировым злом.

Чтобы побеждать большое зло, необходимо вершить малое, сопровождая злодеяния некоторыми специфическими действиями. Тем самым большое зло оттянется на жертвующих собой мучеников, где безвредно сгорит дотла, а мир станет чище. Вот так — в русле некоторых средневековых ересей. Короче говоря, братья принялись растлевать местное отрочество, обставляя банальные преступления против девственности таинственностью и мистицизмом. Как раз в это время гитлеровская Германия начала терпеть поражение за поражением — что, естественно, было воспринято Возницкими, как собственная заслуга. Долго ли коротко, братья и сами не заметили, как борьба со злом отошла на второй план, заслонённая всё растущим сластолюбием. На том они и погорели; при аресте оба были убиты. Художественное описание их последних минут имеется в соответствующей главке "Фуэте очаровательного зла".

Наш современник Никита весело смеялся над наивностью предков. Он был совершенно уверен, что Трефилов учил (вот только кого учил?) вызывать, а затем и материализовать демонов. А также осуществлять обратный процесс. То есть проникать в их измерение человеку. Живому. В преисподнюю, можете себе представить? Проникать и возвращаться, обогатившись невиданными знаниями. Трефилов (похоже, с убедительными фактами в руках) считал преисподнюю не религиозной абстракцией, не духовно-поэтической метафорой, но вполне материальным местом. И даже будто строил механизм для постановки этого дела, то есть движения туда-сюда, на поток. Насчет возможности проникнуть «туда» Никита сомневался, зато «оттуда»… Вызвать беса, подчинить его, подгрести с его помощью под себя толику власти — вот чем собирался он вплотную заняться в ближайшее время, едва лишь окончится его медицинское освидетельствование!…