Супервольф - Михаил Ишков

«Все проморгали, а какой-то заезжий оккультист не проморгал. Предупредил тебя, старого ишака, а ты не поверил! Изменнику поверил, а честному провидцу не поверил!».

Он сложил карту с резервами, убрал ее в стол, затем принялся в который раз изучать нанесенный на карту Генштаба общий замысел операции. О нем знали только три человека — он сам, Жуков и Василевский.

«Хорошо рисует Василевский, — одобрил Сталин, разглядывая стрелы, вонзившиеся в синие — немецкие — надписи и значки. — Красиво рисует! А как на деле? Этот Мессинг о нем не упоминал».

«Он о другом упоминал — (немцы докатятся) до Волги. Не до Харькова, а до Волги. Дальше не пойдут. Может, стоить поверить оккультисту?»

Усатый дядька, подвинув поудобнее карту, написал красным — «Одобряю. Подготовить развернутые предложения. И. Сталин». Затем помедлил и подписал сверху — «Операция «Уран».

Я схватился за сердце.

Только под утро Мессингу удалось забыться пульсирующим, скачущим по годам и странам, суперсном. Увиденное подтвердило — ни в коем случае нельзя праздновать труса. Будь на виду, но не высовывайся. Держи дистанцию и ни в коем случае не допускай пренебрежения к себе. Тебе есть чем гордиться. Пусть лубянский следопыт ни на час не забывает о тебе. Пусть страшится приблизиться. Это верный путь в будущее.

Битва не кончена.

С высоты четырнадцатого этажа подтверждаю, эта тактика оказалась верной, меня оставили в покое — вызывали только в случае утери каких-либо важных документов или при необходимости подтвердить диагноз высокопоставленным чинам. Даже после смерти Сталина меня опасались и старались держать подальше — запрет кремлевского балабоса оказался действенным даже в самые разнузданные годы «развенчания» культа его личности.

Вот какой страх он нагнал на своих бывших соратников.

Это неустойчивое согласие с властью позволило будущему протоптать дорожку в наше бедовое время. Мы шли с ним рука об руку, пока меня не подвели подвздошные и реберные артерии. Их необходимо было заменить, но я готов был отдать себя в руки только доктору Майклу Дебейки — это диктовалось предвиденьем. Я обратился к правительству с просьбой вызвать заокеанскую знаменитость, давал обязательство из собственного кармана оплатить его приезд и саму операцию. Я умолял, настаивал, напоминал, как в сорок втором меня хотели представить к правительственной награде.

Мне не сочли нужным даже ответить, хотя Мстислава Келдыша оперировал именно Дебейки и за счет государства.

Пусть даже так. С облачной высоты я ни в чем не могу упрекнуть профессора Покровского, он сделал все, что мог, даже больше, но если условие не соблюдено, значит, твой срок подошел к концу. Значит, пора в дорогу! Операция прошла блестяще, однако на ее фоне у Мессинга развился ателектаз легкого, то есть закупорка бронхов. Затем отказали почки, и 8 ноября 1974 года в 23 часа главный советский мистификатор, пронира, псевдопровидец, шарлатан и всемирно известный проходимец скончался.

С ангельской высоты обозревая пройденный путь, я хотел бы выразить признательность всем, кто так или иначе помог несчастному шнореру и кабцану выйти в люди. Я благодарен судьбе, что мне повезло внести свой вклад в развенчание «измов» — этих гнусных химер, которые одни выдумывают на горе другим. Не слушайте голоса, доносящиеся из-за горизонта, какими бы сладкими они не казались. Если что не от сердца, не от живой жизни, не от внутренней потребности — это ловушка. Держите дистанцию, уважайте себя, ищите согласие со вселенной, а не с убогими плодами чьих-то досужих размышлений.

Что касается Сталина — кто он? — я отвечу. Я обязательно отвечу всем, кто оказался во власти химеры мести, кто куда охотнее танцует в обнимку с «измами», чем прислушивается к будущему, и бездумно закрыв глаза, идет на голоса, зовущие за горизонт.

Сталин наше спасение и наказание. Дальше понимайте, как знаете. Пораскиньте умом — на что мы годимся, если и впредь позволим себе искать спасение в наказании самих себя. Не лучше ли попытаться отыскать дорогу в будущее в согласии между собой?

Это я вам с высоты четырнадцатого этажа заявляю.

Эпилог

Истина — в диалоге, поэтому, что касается согласия, я не отвергаю ни доводы за, ни доводы против.

Загадки истории открываются с годами — это правило я проверил на себе.

Даль ташкентского прошлого прояснилась много лет спустя, когда отсидевший срок за связь с «бандой Берии» Николай Михайлович Трущев, в ответ на мою просьбу объяснить, чем бедный шнорер провинился перед органами НКВД, рассказал занятную историю, которая могла бы послужить хорошей иллюстрацией к библейской заповеди — не рой яму другому.

В конце июля 1942 года Сталину представили список граждан, пожертвовавших личные средства на помощь фронту. Трущев пояснил, в те дни хозяин перенес второй микроинсульт, так что ему было не до поздравительных телеграмм. Немцы, смяв под Харьковом наш ударный кулак, подошли к Воронежу. В городе завязались уличные бои, и никто не мог с уверенностью сказать, куда повернет враг, захватив этот стратегически наиважнейший пункт, а ведь от этого зависела судьба страны. Вариант поворота на север, в обхват Москвы, грозил реальным, если у немцев хватит сил, поражением в войне. Южное направление давало надежду на передышку.

Только в середине сентября, когда ситуация на фронте прояснилась, секретарь Сталина Поскребышев посмел напомнить вождю об этом злополучном списке. К тому моменту вполне определились намерения врага захватить Сталинград и Кавказ. Поражение в войне Генштаб теперь рассматривал как маловероятную возможность — удержать фронт на расстоянии более двух тысяч километров у врага не хватит ни сил, ни резервов. К сентябрю в общих чертах стало ясно, как исправлять положение. Жуков и Василевский, побывавшие в районе Сталинграда, заверили вождя — просто так наши город не отдадут. Героизма нам не занимать. На Сталина особенно подействовал рассказ о девушках-зенитчицах, ценою собственных жизней остановивших немецкие танки. Вот мастерства бы побольше!.. Обнадеживало и то, что и немцы намертво вцепились в узкую полоску берега. Этим можно и нужно воспользоваться.

Просматривая список, Сталин наткнулся на небезызвестного Мессинга. Что привлекло его внимание — беседы на даче, а может, злосчастные сто тысяч рублей, которые заезжий шарлатан выцыганил у кассира сберкассы, — неизвестно, только вождь продиктовал ему особую благодарственную телеграмму.

Спустя несколько дней Поскребышев не без некоторой доли обескураженности поинтересовался — уместны ли поздравления в адрес Мессинга, ведь этот артист находится под следствием? Сталин приказал разобраться. Когда спустя несколько дней Поскребышев доложил, что Мессинга притянули за измену родине, теракт и контрреволюционную пропаганду, вождь никак не прореагировал на такие зловещие обвинения. Никаких указаний насчет телеграммы тоже не дал. Таков был его стиль — запоминать все и пользоваться этим в самый неподходящий для ответственного за тот или иной вопрос товарища момент. Он умел вгонять ближайших соратников в смертельный страх.

Во время очередного доклада Берии о внутреннем положении страны Сталин между прочим поинтересовался — что с Мессингом?

Нарком растерялся.

— Бил задержан в запретной зоне за нарушение пограничного режима.

Сталин пыхнул дымком.

— Как Мессинг оказался в запретной зоне?

— Он прилетел туда на самолете.

Сталин удивился.

— Мессинг умеет водить самолет?

— Нет, товарищ Сталин. Самолет вел летчик.

— Где летчик?

Лаврентий Павлович замялся.

Сталин сменил тему.

— Что с Мессингом?

— Его задержали пограничники.

Сталин приблизился и ткнул в Берию трубкой.

— Лаврентий, тебе не кажется, что, поставив во главу угла кадровый вопрос, партия должна строго спрашивать с каждого, кто по тем или иним причинам нарушает ее решения? Партия попросила — я попросил! — оставить человека в покое, а ты докладываешь, что известный тебе Мессинг, насчет которого ты получил специальные указания, вдруг решил бежать за границу и не нашел ничего лучше как приземлиться в пограничной полосе. Это странно, Лаврентий. Ты полагаешь, товарищ Сталин выжил из ума и не в состоянии задуматься, зачем Мессингу приграничная полоса, если наши войска стоят на территории Ирана на двести километров южнее. Почему самолет не проследовал прямо в Тегеран? Разберись, Лаврентий и доложи, что там за история приключилась?

Затем Сталин вызвал Поскребышева и в присутствии Берии приказал отправить Мессингу телеграмму с поздравлениями. Немедленно. Можно опубликовать в газетах.

Трущев в особым удовольствием вспомнил, как в телефонном разговоре Берия обозвал Гобулова «грязным ишаком, неспособным не то что наркоматом руководить, а навоз на дороге собирать».