Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание - Иларион Алфеев

7. Плачу по Богу предшествует смирение, а следуют за ним радость и веселие невыразимые, от смирения же по Богу произрастает надежда на спасение. Ибо в какой степени кто‑либо от души считает себя самым грешным из всех людей, в такой степени вместе со смирением возрастает в нем надежда и цветет в сердце его, давая ему уверенность в том, что он будет спасен через смирение.

8. Чем больше кто‑либо нисходит в глубину смирения и презирает самого себя как недостойного спасения, тем в большей степени он плачет и дает свободу потокам слез; по мере их пробуждается в сердце духовная радость, а вместе с ней изливается и возрастает надежда, которая укрепляет абсолютную уверенность в спасении.

9. Каждый должен следить за собой и думать о том, чтобы не полагаться на одну надежду без плача по Богу и духовного смирения или на смиренномудрие и слезы без сопровождающих их духовной надежды и духовной радости.

10. Бывает мнимое смирение, происходящее от нерадения, лени и сильного осуждения совести: те, кто приобрели его, думают, что оно дарует им спасение. Но оно не спасительно, потому что не имеет сопряженного с ним радостотворного плача [1682].

11. Бывает плач без духовного смирения, и плачущие таким образом полагают, что он очищает грехи. Но они обманывают себя, напрасно думая так; ибо они лишены сладости Духа, таинственно рождающейся в умственной сокровищнице души, и не вкушают благость Господа. Поэтому такие люди быстро воспламеняются гневом и не могут полностью пренебречь миром и тем, что в мире. А кто полностью не пренебрежет этим и не приобретет ненависть к этому от всей души, тот никогда не может приобрести твердую и несомненную надежду на спасение, но всегда в сомнении носится туда–сюда, ибо не заложил фундамент на камне [1683].

12. Плач бывает двояким по действиям: он, как и вода, посредством слез гасит всякое пламя страстей, очищая душу от скверны, происходящей от них; но и, как огонь, присутствием Святого Духа оживотворяет, возжигает, объемлет и согревает сердце, воспламеняя его влечением и любовью к Богу.

13. Наблюдай за действиями, происходящими в тебе от смирения и плача, изучай их и исследуй, какую пользу они приносят тебе ежечасно. Для новоначальных от них происходит отложение всякой земной заботы, беспристрастие по отношению к своим родителям и друзьям, отречение от них, отсутствие забот обо всех вещах и деньгах и презрение к ним — не только вплоть до последней иголки, но и вплоть до своего собственного тела.

14. Как земля, бросаемая кем‑либо в пламя горящей печи, гасит его, таким же образом житейские заботы и всякое пристрастие даже к самой последней и ничтожной вещи истребляет воспламенившуюся поначалу в сердце теплоту.

15. Кто в совершенном чувстве сердца с радостью совершил отречение от внешних предметов, людей и всего житейского, забыв об этом и преодолев пристрастие, как стену, становится как бы чужим для мира и всего, что в мире, собирая свой ум и имея единственной заботой память и мысль о смерти. Поэтому он всегда размышляет о Суде и воздаянии и в этом размышлении всецело пленяется неизреченным страхом от таких мыслей, бросаясь в исследование их.

16. Тот, кто в глубине [души] охвачен страхом Суда, бывает в театре здешней жизни подобен некоему осужденному, закованному в цепи. Поэтому он бывает влеком страхом, как неким палачом, и кажется идущим на смерть; он ни о чем другом не думает, кроме как о муке и страдании, которые должен претерпеть от вечного наказания. Эту [мысль] он неизгладимо носит в сердце, а порожденный ею страх никоим образом не позволяет ему заботиться о чем‑либо человеческом; ибо он всегда живет так, будто он уже пригвожден ко кресту и объят неимоверным смертным страданием, не позволяющим ему ни взглянуть кому‑либо в лицо, ни обратить внимание на честь или бесчестие от людей. От всего сердца считая себя достойным всякого бесчестия и уничижения, он не думает о наносимых ему оскорблениях.

17. Тот, кто носит внутри себя страх смерти, будет гнушаться всякой пищей, питьем и красотой одежды; он ни хлеба не съест в удовольствие, ни воды не выпьет, а только удовлетворит потребность тела, насколько это необходимо для жизни, он отвергнет всякое свое желание и будет рабом для всех, с рассудительностью по отношению к тому, что ему приказывают.

18. Отдавший себя в рабство своим отцам по Богу, когда ему приказывают что‑либо, не станет из‑за страха перед мучениями избирать то, что облегчает страдание сердца его или развязывает узы страха, и не послушается тех, кто дружески или с лестью или повелительно побуждают его к этому, но скорее предпочтет то, что увеличивает это страдание, захочет то, что крепче стягивает узы, и возлюбит то, что делает более сильным палача. Он пребывает в этих [страданиях] как вовсе не надеющийся когда‑либо получить свободу от них. Ибо надежда на избавление делает более легким сердечное страдание, что не слишком полезно тому, кто горячо кается.

19. Всякому начавшему жить по Богу полезен страх перед мучениями и порождаемое им страдание. А кто воображает, что сможет положить начало без такого страдания и уз и палача, тот не только закладывает фундамент своих дел на песке, но и мечтает построить дом на воздухе без фундамента — а это совершенно невозможно. Ибо такое страдание порождает почти всякую радость, и такие узы разрывают узы всех грехов и страстей, а такой палач приносит не смерть, но жизнь вечную.

20. Кто не захочет уклониться от страдания, порождаемого страхом вечной муки, и избежать его, но будет с искренней решимостью следовать за ним и все больше стягивать себя его узами, того оно соответственно будет быстрее вести вперед и поставит перед лицом Царя царствующих. Когда же это произойдет, лишь только увидит он, хотя бы и не вполне ясно, славу Его, тотчас разорвутся узы, палач–страх далеко убежит от него, а сердечное страдание превратится в радость и станет в нем бьющим источником, чувственно всегда изливающим реки слез, мысленно же — тишину, кротость и несказанную сладость, а также мужество и готовность свободно и беспрепятственно стремиться к полному послушанию заповедям Божиим, что невозможно для новоначальных, но свойственно восшедшим в среднюю меру преуспеяния; для совершенных же этот источник бывает светом, при том, что сердце внезапно изменяется и прелагается.

21. Имеющий внутри себя свет Всесвятого Духа, не вынося видеть его, падает ниц на землю, кричит и вопиет в изумлении и великом страхе как видящий и претерпевающий действие, которое выше естества, выше слова, выше мысли. Он становится подобен человеку, у которого все внутри по какой‑то причине зажглось огнем: попаляемый им и будучи не в силах вынести жжение пламени, он делается словно исступленный. Совершенно не имея силы совладать с собой, орошаемый непрестанно слезами и ими освежаемый, он еще сильнее разжигает огонь любви. От этого он проливает больше слез и, омываемый их излиянием, сияет еще ирче. Когда же, всецело разгоревшись, становится, как свет, тогда исполняется сказанное:«Бог, вступивший в соединение с богами и познаваемый ими — и притом, вероятно, настолько, насколько Он уже соединен с сочетавшимися с Ним и открыт познавшим Его» [1684].

22. Насколько Бог хочет быть познанным нами, настолько и открывается, и насколько открывается, настолько видится и познается достойными. Но испыты–мть это или видеть никто не может, если прежде не соединится со Святым Духом, приобретя трудами и потами смиренное, чистое, простое и сокрушенное сердце.

23. Прежде плача и слез — никто пусть не обманывает вас пустыми словами, и не будем обманывать самих себя — нет в нас ни покаяния, ни истинного раскаяния, ни страха Божия в сердцах наших, мы еще не»судили самих себя, и душа наша не пришла в чувство будущего Суда и вечных мук. Ибо если бы она приобрела это и пребывала в таких [чувствах], тотчас испустила бы слезы, ибо без них ни наше жестокое сердце никогда не могло бы смягчиться, ни душа наша — приобрести духовное смирение, и мы не были бы в силах стать смиренными. А кто не стал таким, тот не может соединиться со Святым Духом; не соединившийся же с Ним благодаря очищению не может быть в созерцании и знании Бога, и недостоин научаться таинственным добродетелям смирения.

24. Как вздумавший преподавать риторику и философию тому, кто лишь учится читать по складам, не только не принесет ему никакой пользы, но скорее добьется того, что он начнет пренебрегать и теми [уроками], которые начал проходить, и будет уклоняться от них, потому что его разум совершенно не в силах вместить смысл преподаваемого, так и тот, кто говорит о совершенстве новоначальным, особенно же склонным к лени, не только совсем не принесет им пользы, но еще и заставит их обратиться вспять. Ибо, взглянув на высоту добродетели, поняв, насколько они далеки от ее вершины, и подумав, что им невозможно дойти до конца, они пренебрегут и тем малым, что уже начали творить, как бесполезным, и погрузятся в отчаяние.