Хроники Темного Универа. Начало (сборник) - Саша Готти

– Когда-то на месте Носферона находилась Сухарева башня, построенная людьми в шестнадцатом веке, – продолжала вещать фурия. – Москва того времени служила полем раздора между кланами нечисти и светлых магов, которые настраивали толпы людей под действием тех или иных заклинаний, чтобы те служили их интересам. Москва тогда была небольшой, и в этом месте ее границы заканчивались, а башня была сторожевой и служила чем-то вроде пограничной таможни в город.

– Наверное, уже тогда в ней шарились Клоповы и втюхивали всем проезжающим в Москву путникам футболки с надписью «МОСКОВИЯ РУЛИТ», – добавил Ганц, и аудитория захихикала.

– Тихо, я не позволяю смеяться на своих лекциях! – прошипела фурия, и аудитория замолкла. – Итак, в петровские времена магическая власть в Российской империи окончательно перешла к династии магов Палеологов, а в Москве всем заправлял маг Яков Брюс. Он поселился в башне, которая к тому моменту была отстроена из деревянной в каменную, но с правящими в России Палеологами у него отношения были не самые лучшие. Его подозревали в том, что маг знается с нечистью, – и не без оснований. После убийства Брюса башня не захотела переходить под контроль светлых магов. Это место бунтовало против них всей темной магией, которую заложил в него Брюс. Маги оставили башню в покое на какое-то время, пока в 1934 году ее не снесли. Они надеялись убрать, уничтожить территорию нечисти, но было поздно. Маг предусмотрел это, и едва был снесен последний кирпич, как башня возродилась в ином пространстве, ушла, отодвинулась от мира людей, став недосягаемой и для магов. На входе в нее, как обычно и бывает, образовалась зловоротня. На ее месте позднее построили вход в метро, так что нам очень удобно выходить из Университета и заходить в него незамеченными. Увидеть башню из реального мира невозможно, но если зайти в янв, то она прекрасно видна во всей своей красе. Правда, заходить в янв на территории Москвы по Конвенции запрещено, поэтому мы можем судить о ее внешнем облике только по сохранившимся фотографиям.

На экране вспыхнула проекция Носферона, а фурия принялась водить указкой, чтобы картинка крутилась, показывая арочные бока и остроконечные причудливые окна.

– Поскольку башня находится в отодвинутом от реального мира подпространстве, ее внутренние помещения намного больше, чем они были в реальном мире. Подземные этажи – это архивы, библиотека, хранилища экспонатов и спортзал; на первом этаже расположены вестибюль и бассейн; на втором – кафедры и атриумы младших курсов; на третьем то же самое для старших; в башне находится столовая и общежития. А вот эта остроконечная башенка наверху – посмотрите… – Фурия ткнула в доску указкой, и проекция здания запульсировала, а самый верхний ярус башни ярко засветился. – В ней расположен отличный наблюдательный пункт, из которого видна вся Москва. Сразу сделаю всем студентам предупреждение – не надо пытаться бросать с башни предметы, а валькерам – не советую пытаться вылететь! У нас есть только один безопасный вход в Университет – это зловоротня. Вообще, вам всем следует знать наизусть правила поведения в нашем учебном заведении. Эти правила входят в курс Основ безопасности нечисти, которые преподает наша уважаемая Соня Морфеевна. – Фурия выдержала паузу, глядя куда-то на дальние ряды, за спины студентов. – Соня Морфеевна! – повторила она громче. – Проснитесь!

На самой дальней скамье зашевелился кто-то, кого Влада сначала приняла за уснувшую студентку-старшекурсницу. По виду это было совершенно бесцветное создание с плоским лицом и забранными в узел на затылке волосами мышиного цвета. Соня Морфеевна открыла сонные глаза, осоловело уставившись на деканшу, и заморгала белесыми ресницами.

– Соня Морфеевна, мы хотим услышать правила дисциплины в Носфероне, – громко отчеканила фурия. – Думаю, вам лучше выйти сюда, на середину, чтобы вас все видели.

Сонная преподавательница встала и, зевая, начала шагать вниз по ступенькам нетвердыми шагами. В руках у нее была толстая тетрадка, которая не внушала оптимизма.

– Имя креативное, – прошептал Владе на ухо Егор. – Особенно нравится ее бодрый вид и толстая тетрадочка в руках.

– Правила дисциплины для студентов Носферона заключаются в следовании предписаниям деканата, в соответствии с установленными в Университете ограничениями и законами…

Когда Соня Морфеевна заговорила, Владе показалось, что запела очень нежная и мелодичная флейта. Только вот через несколько секунд после этого по голове будто бы ударили мягкой-мягкой подушкой и потребовали срочно и немедленно заснуть. Вот прямо сейчас за столом, уронив голову на руки, отключиться, окунувшись в сладкую дрему…

– Е-мое, – прошептал Марик Уткин, пытаясь удержать голову на весу. – Это же сирена! Она сирена, точно… Такие усыпляют голосом. Я как чувствовал, что нормальную нечисть Соней не назовут…

– Полеты над Москвой в дневное время валькириям и валькерам категорически запрещены, – распевно продолжала Соня Морфеевна. – Разрешенное время – это время с секунды захода солнца за горизонт до момента секунды его восхода. В Носферон летучая нечисть проходит обычным способом с помощью ног, при этом на ногах должна быть приличная обувь, соответственно дресс-коду нашего учебного заведения. Для вампиров: ограничение на драки за пределами спортивного зала на подземном этаже. Тролли не имеют права наводить морок на студенческие зачетки, журналы преподавателей и оценки… Всем студентам запрещается мусорить во избежание травм от убормонстра Тетьзина, произносить порочащие темную сторону слова в зловоротне, а также нервировать преподавателя по физкультуре Водиона Водищевича высказываниями о его внешности…

На плечо Влады бухнулось что-то тяжелое: голова Егора, чья светлая пшеничная челка разметалась по ее синему свитеру. Влада принялась пихать тролля локтем, даже дернула за нос, но тот только сонно пробормотал в ответ: «Отстань, маман, не трогал я твою паршивую канарейку». Раздался звонкий БАМЦ – лоб Колыванова соединился со столом, оставив на нем внушительную воронку, как от падения метеорита.

Влада отчаянно боролась со сном, слушая, что вурдалакам запрещается пожирать мебель, не списанную в утиль, а кикиморам нельзя устраивать громкий квизг, убивающий все живое вокруг.

Зевки, казалось, хотели разорвать рот или сделать его значительно шире, чем он был. Голос сирены сводил с ума, убаюкивал, уносил в прекрасные далекие края. Как же это хорошо: не думать ни о чем плохом, не вспоминать про неведомую опасность, не тревожиться мыслями о борьбе Тьмы и Света…

Над головой лазурное небо пронзали крики чаек.

…Край утеса, обтекаемый бирюзовым ласковым морем. Оно похоже по цвету на воду в стакане, в которой Влада долго-долго полоскала кисточку с небесно-голубой акварельной краской, когда рисовала чистое, совсем не питерское небо. Море лижет и так выглаженный до идеала белый песочный пляж, который ждет и зовет к себе, обещая теплую водичку. Но Влада продолжает сидеть на утесе, свесив босые ноги, и по голеням гуляет горячий ветер. Обернулась – рядом плечо в черном свитере, профиль вполоборота, гордый изгиб шеи. Гильс сидит здесь, рассказывает что-то, показывая вдаль загорелой натренированной рукой. Что бы вампир ни говорил, его можно слушать бесконечно.

– Мы что тут, совсем одни? – перебивает его Влада, хотя уже знает ответ.

Вампир кивает головой с улыбкой, которая всегда сводит ее с ума. Одни, у моря, на прекрасном пляже, и до ближайшего чего-то там сотни километров плотного, отутюженного зелеными волнами песка…

– Скажи, я для тебя хоть что-нибудь значу? – решается Влада задать вопрос, который давно мучает ее. – Ты всегда такой, что к тебе и подойти страшно…

– Я тебя выбрал из всех людей, – отвечает Муранов, пожимая плечами. – Это значит многое.

Влада смотрит на лицо Гильса, вспоминая их давний поцелуй. Неужели он забыл, или для него это так… уже что-то выброшенное на задворки, в сумерки мальчишеского сознания. Он целовал ее после вампирских боев, из которых он вышел победителем, раненый и плохо соображавший…

Влада вдруг ощущает на своих губах легкое прикосновение. Удивительно, ведь Гильс не целует ее сейчас. Тогда кто, кто?

– НЕ СПА-А-АТЬ!!!

Нирвану разорвал противный вопль, ударивший в ушах. Влада вдруг поняла, что лежит щекой на черном пластике стола, а к ее губам прикатился чей-то термос, покрытый облупившейся красной эмалью.

– Я сказала, НЕ СПА-А-А-АТЬ!!! – орала Ада Фурьевна, топая ногами. Соня Морфеевна обиженно всхлипывала, сморкаясь в клетчатый платочек. Ацкий дремал, свернувшись по-кошачьи на полу и подложив под голову сложенные ладони, но фурия подскочила к нему и, нагнувшись, проорала:

– Я вам устрою, Ацкий, вы у меня год маршировать пешком по Садовому кольцу будете!!!