Изгой - Ульяна Соболева

— Ты вернулся…

— Конечно, вернулся, госпожа Мокану, даже не думайте стать вдовой, я вам не позволю.

Они словно отстранились от всего мира, и я почти физически ощущала их связь, они как единое целое каким то образом разделенное на две части. Такие разные и в то же время дополняющие друг друга, как частицы сложной головоломки.

— Он живой? — тихо спросила я и посмотрела на князя, чувствуя как сердце пропускает удар за уларом.

— Живой, но он тяжело ранен и, если я вовремя не отнесу ему противоядие — он умрет.

Я пошатнулась, перед глазами поплыли круги. Марианна успела поддержать меня за плечи:

— Ник! — с упреком воскликнула она.

— Это правда. У меня мало времени. Точнее у него слишком мало времени. Я вернусь обратно, как только Фэй изготовит лекарство.

Камилла обняла отца, прижавшись к его ноге.

— Да, папа обещал. Пап, Мстислав дал тебе кое что для нее, помнишь?

Ник погладил дочь по голове.

— Конечно, помню, милая.

С этими словами он сунул руку в карман на груди и протянул мне мою цепочку.

Я судорожно глотнула воздух. Изгой вернул мой подарок.

— Он попросил, чтобы я передал тебе и сказал, что он не забыл. Возьми.

Я отрицательно качнула головой.

— Нет, пусть он сам…пусть он вернется и отдаст мне.

Мною овладело странное чувство — если я сейчас возьму цепочку, Мстислав не вернется. Словно эта тоненькая ниточка удерживала его в живых. Слово, которое он дал мне. Хотя нет, Мстислав ничего не обещал мне. Никогда.

— Все так плохо с ним? — тихо спросила я.

— Все было очень плохо, когда я оставил его там, и я не уверен, что найду его живым, но я поклялся, что вернусь за ним. Он спас нашу дочь, только благодаря нему Камилла снова с нами.

Николас ушел ближе к вечеру. Я запрещала себе думать о плохом. Просто поставила барьер между мной и образами смерти, которая стучалась ко мне в душу. Я занялась малышками, которых привел Ник. Мы с Фэй и Марианной помогли им искупаться, переодеться. Накормили несчастных и разместили в комнатах для гостей. Но они яростно противились, и пришлось дать им возможность спать вместе в одной комнате. Их ждал глубокий сон. Я знала, что детям–вампирам нужен отдых. Они спят как люди. Особенно если истощены и обессилены. Мы поставили кровати в одну большую спальню и разместили их всех вместе. Я смотрела на маленькую Ками, так похожую на Мстислава и радовалась каждому ее жесту, каждой улыбке. Я видела как ревниво ее обнимает мать, словно боится отпустить хоть на минуту. Я любовалась ими обеими и с гордостью понимала, что есть в этом и моя заслуга, пусть маленькая, но есть. Камилла жива и я приняла участие в ее судьбе и довольно немаловажное.

Я никогда раньше не задумывалась о детях. Я любила их, но они были чужими, далекими. Конечно милыми, нежными, забавными, но никогда я не ассоциировала себя с материнством. И именно сейчас я поняла, что тоже хотела бы быть матерью. Познать эту бесконечную радость растить своего ребенка. Частичку меня. Только я уже хорошо знала о физиологии вампиров — у нас с Мстиславом детей быть не может. Никогда. А ни с кем другим я детей не хотела.

Когда стихли голоса, все разошлись по комнатам, я снова подошла к окну и посмотрела на небо. Я тихо молилась. Пусть хоть кто то там, наверху, услышит мои молитвы. Ведь Бог любит даже грешников. Они все его дети. Пусть позаботится о Мстиславе. Пусть простит и пощадит его. Пусть вернет его мне живым, и я клянусь, что уйду, перестану преследовать его. Я начну жить своей жизнью. Возможно, даже уйду в монастырь, потому что другие мужчины мне не нужны.

Какие яркие звезды на небе. Пусть он их тоже увидит, сегодня, вместе со мной.

 Глава 27

Его мучили кошмары. Словно души убитых им бессмертных терзали его разум, старались схватить и утащить в кровавую бездну, утопить Палача в их черной крови.

Изгой чувствовал липкие прикосновения их пальцев, слышал их страшные голоса, крики, рычание. Они жаждали заполучить его — их мучителя. Иногда он выныривал из бреда, но уже через секунду выл от боли и мечтал погрузиться в омут диких кошмаров. Он уже не знал, что лучше истязание души или плоти. Его тело разлагалось медленно, раны становились глубже, проедали мясо до костей. В те короткие минуты сознания он смотрел на звезды и считал, сколько времени осталось до рассвета, а потом так же взирал на голубое небо и уже с ужасом ждал заката. Через два часа после того как солнце спрячется за горизонт — он умрет. Инфекция доберется до сердца и мозга.

Изгой старался не думать о боли, но она поглощала его, вытягивала все силы, изматывала нудной пульсацией, жрала его, как голодный зверь свою жертву. А потом снова забвенье и жуткое лицо смерти. Нет, смерть не была похожа на него самого, она была страшней в своей откровенной обнаженности. Впавшие глазницы, и голый череп под темным капюшоном и эти слепые глаза, которые смотрели ему в душу, тянули из него жизнь. Смерть смеялась оскаленным ртом и манила его костлявой рукой.

Боль исчезла внезапно. Словно его поразило зарядом электрического тока. Перед глазами вспыхнул яркий свет и погас. Его окружила темнота. Непроглядная, плотная темнота. Может это и есть конец? Наверное, это все. Уже пришло его время. А он не попрощался с Дианой…не увидел ее в последний раз…не услышал ее голос. Постепенно мрак рассеивался, до него доносились странные звуки, это был голос. А потом он услышал собственное имя. Оно отчетливо прозвучало у него в голове. Сиреневые глаза Анны со слезами смотрели на него.

"Еще рано, Мстислав. Я еще не звала тебя. Ты обещал вернуться и попрощаться со мной. Еще рано. Мы ждем тебя там. В другом мире. Вернись Мстислав…Вернись…Ты обещал…я жду тебя …у старого камня…жду тебя…еще не время"

— Эй, посмотри на меня! Да, вот так, ты меня слышишь, Палач!

Изгой с трудом разлепил тяжелые веки, в глазах плясали разноцветные круги, все расплывалось, пока наконец то он не увидел лицо Мокану.

— Если слышишь, дай знать. Моргни, закрой глаза.

Изгой прикрыл веки. Прислушался к собственному телу. Боль затихала. Она все еще вгрызалась в него своими клыками, но уже не причиняла невыносимые страдания.

— Я смазал раны. Теперь мне нужно напоить тебя отваром. Посмотри на меня, Изгой.

Мстислав с усилием воли заставил себя сфокусировать взгляд на лице князя.

— Вот так то лучше. Давай, пей.

Николас поднес к его губам кружку и влил ему в рот горькую, терпкую жидкость, которая наполнила гортань липкостью и вязкостью, заставив закашляться. Изгоя затошнило и он почувствовал позыв к рвоте.