Орфей - Николай Полунин

— Одевайтесь живей. — Хватов кинул нам пакеты В них были неновые походные куртки-энцефалитки на «молниях», резиновые сапоги. Обувь пришлась впору. Хватов надел такую же. Мы свернули к Тушинскому автовокзалу. Даже не автовокзал это, просто станция пригородных автобусов. Общую идею я теперь понял. Но вот смысл?

— Ну а смысл, Миша? Ну, доедем мы в область, до самого места даже доедем, там-то все равно кто-то есть? Прямо в руки прибудем.

— Меня, сатирик, Мишей только бабы зовут. А Мишкой — только шеф. Михаил Иванович меня устроит. Как в русских народных сказках.

— Как всесоюзный староста Калинин.

— Тебе шеф что про не те, какие надо, руки говорил? — проигнорировав мое замечание, сказал Хватов. Он застегивал «молнию». — Ты так из города вырваться хотел. Вон, опасаешься, что за-ради тебя входы-выходы позапирают.

— У тебя с шефом некробиотическая телепативная связь? Вы незримо присутствуете друг подле друга?

— Иди-ка ты, сатирик… Ты просил, чтобы как в кино, вот я тебя как в кино и вывожу. Самым незаметным способом. Демократически, на автобусе. В гуще народных масс.

«Понтиак» стоял укромно, и если кто и обратил внимание па вылезших из богатой машины трех скромных туристов, то таких было не слишком много. Я не мог не отметить со всем уважением постановку дела: здесь нас тоже встречали. Хватову были переданы билетики — три белых квадрата, он подхватил рюкзак и указал мне на другой. Их сторожил тот же парень, что передал билеты. На долю Жени пришлась наша сумка. Парень буркнул:

— Автобус — вон тот. — И добавил что-то. И пропал в толпе.

— Что-что? — спросил я.

— Это конечный пункт наш так называется — Черная Грязь. А ты думал?

— Я думал, вы под занавес паролем обменялись.

— Садимся, отправление через минуту.

Мы были совершенно неотличимы от других пассажиров. Мы затерялись в сумках и рюкзаках. Никому до нас не было дела, когда мы с извинениями пробирались в хвост автобуса, перешагивая мешки и коробки.

Автобус просто закрыл двери и просто поехал. По известному своему маршруту. Я вспомнил многочисленные сцены погонь, которые описывал когда-то.

Мишка Хватов сидел позади нас. Место рядом с ним было свободно.

— Эй, сатирик, — позвал, — ты, похоже, не ошибся почти. Неплохо бы мы на тачке ехали.

Возле поста выстроилась длинная вереница машин. По-моему, там тормозили через одну. За окном пошли мелькать деревни, темные поля.

— Катастрофа, но еще не беда, — прокомментировал Хватов. — Быстрота и точный расчет. Пятьдесят восемь минут, между прочим, за все про все. Как подруга?

— Я в порядке, Михаил Иванович. — Женя говорила вполоборота, на Хватова не глядя. — Вы не могли бы в качестве ответной любезности прекратить обращаться к Игорю «сатирик»? Вы нас очень обяжете, Миша.

Мне стоило большого труда не хмыкнуть. Я спросил:

— Что значит Черная Грязь — конечный пункт? Что это такое? Где?

— Промежуточный, — ответил Хватов. Посопел. — Не боись, куда надо доедем. Куда ты так хотел.

— По-твоему, я так хотел?

Хватов копался у себя в рюкзаке. Между спинок к нам протянулась фляга. Металлическая, тонкая. Я помотал головой. Женя отпила несколько глотков.

— Ого. Пахнет розами. Что это? На лепестках?

— Коньячок из Туркмении, чтоб вы знали.

В автобусе было полутемно. От дальнего света встречных по потолку бежали без конца темно-светлые полосы. Мотор гудел. Кажется, почти все спали. После всего, что было, картина казалась нереальной.

— У тебя тоже так? — шепнула Ежик. — Как будто не с нами? Рука болит?

— Ничего у меня не болит.

— Бедненький, как же ты работать будешь?

— Ты думаешь, я буду?

— Конечно. А что же ты еще будешь? Как же иначе?

Меня вдруг охватил неподдельный ужас от того, сколько мне еще им всем и ей предстоит сказать. И сколько не сказать Мне пришла та же мысль, что уже бывала неоднократно.

— Ежа, а ты… ничего, что мы — в автобусе? Тебе не…

— Не волнуйся Ты видишь, я спокойна. Я правда спокойна, Гарь Там что-то не срабатывает словно.

Мне показалось, что она не совсем искренна Но что я мог поделать? Ничего

— Не хочу об этом. Гарька, помнишь нашу песню? Ну, Пугачевой? Со старого диска? «Деревеньки, купола… И метель белым-бела…» Что-то там «закружила, чтобы снова я решила все вернуть». Мы вернули?

— Нам.

— Ну, нам. Все равно наше.

— Не совсем еще. Вот приедем, я тебе дам почитать одну смешную цитату. И потом, сейчас лето.

Женя отодвинулась, якобы пристально всматриваясь в меня. Я понял, что она выпила хорошенько. Язык у меня не повернулся что-нибудь сказать.

— Точно, Гарька. Ты стал нудным. Старость подкрадывается. Эй, как вас, Михаил Иванович Топтыгин. У вас там осталось? За счастливое избавление?

Вместе с флягой просунулся вихор. Во фляге звенело на донце.

— Слушай, Михаил Иванович, где шапочка твоя? Такая у тебя была лихая?

— Подарил. Лелика с Геником жалко, — сказал Хватов. — А еще жальче тачку. «Понтиак», видел, да?

— Да с ними-то что будет?

— Хотя тоже верно, может, вывернутся. — Хватов принял фляжку, опрокинул остатки. — А вообще, ни хрена ты, блин, не понимаешь, сатирик.

Эта группа с самого начала повела себя нестандартно. Во-первых, они разделились. Часть — примерно половина, — насмотревшись за три дня на Третьяковку, Кремль, панораму с Останкинской телебашни, довоенные станции метро с их позолотой, витражами и мозаикой, отужинав последний раз в «Савое», где были размещены, укатила на неделю по Золотому Кольцу. Оставшиеся выразили желание ознакомиться прежде с Санкт-Петербургом, а также Тверью и озерами Тверской области «Я из Мичигана, — настойчиво твердил один (он крикнул про времена в России в аэропорту), — у нас тоже озера. Огромные озера! Настоящие пресные моря! Мичиган. Верхнее, Гурон, Эри. «Край водных просторов» — так написано даже на номерных знаках автомобилей у нас в штате. Я уже был на озере Виктория в Африке и на вашем Байкале. Это грандиозно! Но наши озера все-таки больше». Вежливо улыбаясь, гид согласился, напомнив, однако, что Каспийское море тоже можно считать озером. «Нет! Не говорите мне! Море — это море. В нем соленая вода?.. Вот видите, соленая. Значит, море. Мы признаем только пресноводную рыбалку!» С нарастающим удивлением среди заядлых рыболовов гид отметил и глухонемого старика индейца с двумя его гороподобными сыновьями. В группе по Москве они ходили со всеми, держась тихо и незаметно, насколько это им позволяли их габариты.

Для поездки в Тверь к ним присоединилось еще несколько сопровождающих. Гиду это не было в диковинку. К группе, выражавшей желание изменить первоначально намеченный маршрут, всегда присоединялись дополнительные сопровождающие. Гид еще помнил времена, когда маршруты загрантуристов вообще были подобны рельсовому пути — только так и никак иначе. Теперь, конечно, не то. Мы туризм развиваем. Только если надо, то с группой поедут еще два-три человека. Гостиницы в провинции, российские дороги… И мало ли чего. Обыкновенно гид таких новых сопровождающих знал, но в этот раз обменявшиеся с ним рукопожатиями все были неизвестны. Но никаких сомнений относительно их у гида не возникло. Ему на всякий случай показали документы.

Американские рыболовы пришли в восторг от Селигера, от озера Сиг, от Вселуга, Волго, озер Большое Пено и Малое Пено. В Осташкове жили пять дней, выезжая на рыбалки, один раз с ночевкой. Восхищались природой и красотой русской земли. Тот же неугомонный мичиганец заразил всех рассказами о том, как неделю путешествовал на вертолете по окрестностям Большого Невольничьего озера в Канаде, и к гиду обратились с просьбой о воздушных экскурсиях. Зная, что в округе находится несколько крупных военных частей и что вряд ли военным понравится, чтобы поблизости болтался вертолет с туристами, гид выразил сомнение. Кроме того, он вообще не представлял себе, как это можно устроить без предварительных договоренностей. Это же все-таки не Америка, где заказать воздушное такси можно по телефону. Откуда он им вертолет возьмет? «Это поправимо», — сказал один из сопровождавших, извинившись, покинул обед, на котором подавалась рыболовная добыча минувшей ночи, и, к удивлению гида, перешедшему все явные пределы, назавтра вертолет-такси появился. «Из Ржева перегнали, — пояснил сопровождающий гиду. — Будем гостеприимны, тем более что вопрос с оплатой решен. Мы туризм развиваем», — напомнил он.

Внизу разлеглись темные одеяла лесов и светло-зеленые плеши квадратных полей, по которым тянулись нитки дорог с редкими россыпями деревенек. Вид изогнутых саблями малых речек и многочисленных, как слезы, лесных озер, нестерпимо блестевших в косом закатном солнце, был великолепен.

Старик индеец все более занимал гида. Его поведение было абсолютно непонятным. Если в Москве он еще что-то смотрел, то, очутившись в этой фишин-джоней, к главной цели, собственно «фишин», никакого интереса не проявлял. Как и его сыновья, между прочим. Пока другие рыбачили, они торчали в номере. Неизвестно, что они там делали. Может быть, смотрели новости Тверского телевидения.