Издалека - Константин Бояндин

Хиргол же смотрел на Альмрин (тогда ещё в облике молчаливого слуги) и поражался тому, что «он» нёс по три штуки зараз, причём с лёгкостью.

Намного хуже было то, что амулет–треугольник, врученный Первым, этой же ночью сменил свой цвет с серого на красный. Это означало — будь готов выполнить любой приказ.

Приказ, исходящий от Первого, а не от Тнаммо. Для большей убедительности на оборотной стороне медальона появилась надпись крохотными буквами о том, что семья Хиргола жива–здорова и будет счастлива его вновь увидеть. Даже если бы Тнаммо не велел ему всю ночь готовить вещи к отправке, Хиргол не сомкнул бы глаз. От страха. Как в той детской сказке, когда людоед раз за разом проходил мимо колючего куста, в котором спрятались перепуганные дети, и не мог разглядеть их.

В этот раз людоед раздвинул ветви, плотоядно усмехнулся и подмигнул. Живи, мол, пока. Но мы ещё встретимся.

И выучить ничего толком не успел. Сокрушаться по поводу своей пропащей жизни Хиргол не успевал — поручения сыпались на него, как из рога изобилия. И даже приветливо улыбающаяся Альмрин не смогла отогнать мрачные предчувствия.

— Вот оно что, — указал Унэн. — Тайная дверь. А мы–то старались, паутину распутывали.

Решение было действительно простым. Рядом со входом — вполне возможно, в месте, не прикрытом нитями–ловушками (действие которых оставалось неизвестным), находилась дверь, ведущая в то самое место, из которого исходили тревожащие флосса эманации. А собственно проход длился и длился… и конца ему не было видно. Несомненно, что там, в глубине ложного хода, были и другие, рассчитанные на более интеллектуальных взломщиков, приспособления.

Дверь не была защищена.

И внутри было светло. Унэн даже прищурился. И ощутил, как съёжился, вздрогнул Шассим. Не нужно было быть телепатом, чтобы осознать, что флосс испуган. Монах и сам ощущал необычную атмосферу этой комнаты: в ней были сосредоточены мощные силы… но чему они должны служить?

Вдоль стен стояли стеклянные шкафы; стекло было толстым, прочным и, несомненно, стойким к самым разным видам атаки. За стеклом этим располагались, помимо батарей склянок и шкатулок, фигурки, таинственные амулеты, прозрачные мешочки с чем–то лёгким и сыпучим… Сквозь серые стёкла из глубин шкафов проникало в комнату и отравляло её воздух тяжёлое, почти физически ощутимое давление на разум. Сам Унэн почувствовал себя всего лишь неуютно: словно в одной комнате со множеством людей, озлобленных и опасных, которые ещё минуту назад были верными друзьями.

Флосс же прилагал все силы, чтобы не потерять сознание. Его что–то обволакивало, тянуло, уводило вниз, вниз, вниз… в бездну, в небытие.

— Вон там, — шевельнул он крылом и свалился бы наземь, словно тряпичная кукла, не поймай его монах.

— Ага, — Унэн увидел крохотную каменную фигурку: флосс, сидящий на свернувшейся двойной восьмёркой змее. — Ясное дело. Ну что же…

Стекло оказалось прочнее стали. Унэн, правда, справлялся и со сталью. Потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться и сосредоточиться на заклинании…

Окружающий мир потемнел и застыл, стал хрупким и серым. Унэн собрал пальцы правой руки в щепоть и, плавно разворачиваясь, ткнул этой щепотью в ту часть стекла, за которой скрывалась статуэтка.

Со стороны показалось бы, что монах исчез, и только тень метнулась к шкафу. Тень — да воздух, потревоженный огромной скоростью перемещения.

Стекло не раскололось, не взорвалось, не потекло. Оно расступилось, пропуская руку внутрь. Унэн не ожидал такого, и едва не потерял равновесия. Вот была бы потеха… Он успел схватить статуэтку в кулак — осторожно, так, чтобы не задеть остальные — и рывком вытащил кулак наружу. Словно кожа туго натянутого барабана, качнулась стеклянная поверхность и вновь стала гладкой и целой.

Статуэтка же не казалась особо прочной. Посему… Монах, постепенно возвращаясь в нормальный поток времени, повернулся в сторону входной двери и направил вещицу в её последний полёт к порогу двери.

Не дожидаясь завершения полёта, он снял концентрацию.

Статуэтка с сухим треском превратилась в облачко пыли.

Шассим тут же шевельнулся, а мгновением позже уже сидел и озадаченно моргал.

— Всё в порядке? — монах присел перед ним и подмигнул. — Не самая трудная работёнка, на мой взгляд.

— Похоже, что в порядке, — голос ещё не вполне вернулся к флоссу и тот перешёл на телепатию. — Ещё пять минут — и со мной было бы кончено. Нужно срочно сообщить…

Он осёкся. Быстро оглянулся, прислушался; на миг встопорщил перья; взвился и растаял сиреневый ореол вокруг его головы. Унэн смотрел на это с завистью — так быстро не мог даже он.

— У нас гости, — сообщил флосс коротко и… исчез.

Унэн разинул рот.

Флосс действительно пропал бесследно. Это была не телепортация: её монах ощущал. Не иллюзия: к ней он был невосприимчив. Что же тогда? Монах вспомнил слова жреца о «своём друге из Невидимого народа» и понял, что так и не спросил, что всё это означает.

Но сидеть, раскрыв рот, некогда. Где–то поблизости прозвучал глухой хлопок и, судя по звукам, пришелец (или пришельцы?) знал, что здесь кто–то есть.

В этот момент Унэна осенила новая идея — как всегда, крайне простая.

Вейлер Куангто был известным ювелиром, ему принадлежали богатейшие магазины в Киннере и, по слухам, даже в Оннде. Только сейчас никто не узнал бы в появившемся спесивого, но опытного ювелира, способного за один миг отличить сотни камней один от другого, безошибочно распознать подделку, несколькими быстрыми прикосновениями выткать из бесформенного кусочка металла тончайшие узоры.

Сейчас в тайной, известной только немногим посвящённым лаборатории стоял мрачный, искушённый в магии и многих приёмах боя воин. Сейчас даже самый смелый грабитель кинулся бы наутёк, едва завидев «ювелира». Дело есть дело; интересы империи — прежде всего. Тем более сейчас, когда долгожданный артефакт вот–вот окажется у них в руках.

И тут он заметил, что здесь только что кто–то побывал.

Прежде всего потому, что тайный шкафчик с коллекцией вин оказался разграбленным. Это вывело «ювелира» из равновесия настолько, что вместо того, чтобы подать сигнал тревоги и немедленно отступать, он решил во что бы то ни стало вначале разобраться с грабителем. Тем более, что в принципе в убежище могли пробраться воры. Непонятно, правда, почему вор не лежит на пороге, рассечённый нитями на сотни кусочков, но — ничего не поделать.

Я займусь тобой сам, процедил Вейлер сквозь зубы. Он двинулся по направлению к складу, откуда доносились странные, совершенно невероятные звуки. Жаль, что среди «ловушек разума» на складе нет ни одной, настроенной на людей. Тогда с вором было бы давно покончено: оставалось бы только войти и избавиться от тела. Ну что же…