Заклинатели - Анастасия Александровна Андрианова

колдовство и, как оказалось, не был защищён от чар перемещения – по неосмотрительности или легкомыслию. Альюды вышли в коридор, закрыли за собой дверь кабинета Дивидуса и одновременно исчезли.

* * *

Костёр потрескивал и сыпал искрами, бросая резкие тени на измождённые лица. Их было больше дюжины – молодых, когда-то самоуверенных, дерзких, но теперь уставших и напуганных… Кайл по привычке сел рядом с Ханером – как ни раздражал его черномазый конюх, всё же он знал, чего от него ожидать, тогда как новобранцы вызывали недоверие.

Ханер чаще, чем Кайл, уходил с моурами: контролировал их перемещения, следил, чтобы они не забегали далеко вперёд и не сеяли панику в городах раньше времени. Эти дежурства давались ему нелегко. Конюх осунулся, стал выглядеть болезненным и уставшим, белозубая улыбка всё реже появлялась на его лице.

На костре булькал котелок с куриной похлёбкой. У костра и в компании людей было теплее, и Кайл тянул руки к огню. От одежды почти сразу пошёл пар: иней на рукавах таял и испарялся.

– Чего он не наколдует нам нормальную хату? – проворчал один из новичков, крепкий парень с выпуклым лбом и растрёпанными волосами цвета соломы. Его щёки и нос были пунцовыми – то ли от холода, то ли он, наоборот, уже запарился, сидя у костра. – Говорил, что может всё. А мы ныкаемся по чужим дворам да кур воруем.

Некоторые согласно закивали.

– Это всё из-за глупых девок, – поддакнул тощий длинноволосый мальчишка. – Наплодили болот и хохочут. А вокруг дома оседают, в топь проваливаются, даже заночевать негде.

– Хватит молоть чепуху, – рыкнул Кайл. – Видели, что делают моуры с местными? Того же хотите?

За костром затихли. Из темноты послышалось девичье хихиканье – нежить всегда подслушивала, о чём говорят сборщики и непосвящённые Чернокнижники.

– Радуйтесь, что Владыка оставляет вас в живых. И даёт пищу и кров. Пока куриная похлёбка, костёр и сарай с худой крышей, но дальше будет лучше. Прекратите ныть и осмотритесь внимательно. Авенум уже близко, скоро мы будем ночевать в королевских палатах и жрать фазанов в шоколаде, – процедил Кайл, зло разломал хворостинку и швырнул в костёр.

– Не уверен, что фазаны в шоколаде – это вкусно, – проворчал Ханер.

Кайл подобрал толстую ветку и тоже отправил в огонь. Целый фонтан алых искр взвился в чёрное небо. Кайлу понравилось, как послушно все замолчали. Послушно или испуганно – без разницы. Пусть боятся и затыкаются, когда он этого хочет, а хозяин пускай видит, что без Кайла у него бы ничего не получилось.

Моуры бесновались в темноте, окружённые мерцающим туманом. Они прошли уже множество деревень и посёлков, везде оставляя заиндевевшие покосившиеся дома, увязшие в расползшихся болотах. Жильцов моуры утаскивали в чёрную жижу, и это происходило так стремительно, что каждая деревня заходилась криком буквально на несколько минут, а потом воцарялась тишина. Самая жуткая тишина на свете – безмолвие мёртвых.

Некоторых моуры оставляли в живых. Точнее, не по своему желанию, а по приказу Кайла и Ханера. Эллекену были нужны молодые и сильные юноши, способные сослужить ему службу. Кайл сначала опасался, что мальчишки не станут повиноваться тому, кто оставил их без семей и домов, но тёмная магия быстро делала своё дело. Эллекен дарил им силу – совсем немного, лишь один язычок серебряного пламени, который за мгновения выжигал из их сердец всю боль, всю тоску и всю любовь. И когда армия нежити перемещалась от одного разорённого городка к другим, ещё дышащим, ещё полным ничего не подозревающих смертных, служки Эллекена разбегались по окрестностям, чтобы принести ему охапки магических сгустков.

– Придём в Авенум, и хозяин выделит каждому хоромы, – мечтательно протянул Гежед, нескладный парнишка с вечно сопливым носом. Он что-то чертил палочкой на земле и тут же яростно стирал ногой. – Он может, да? Он всё что хошь может. Вон девок голых наколдовал – и дома, значит, наколдует.

Послышались смешки. Агор, ответственный за похлёбку, деловито помешал варево, пригубил и довольно кивнул – мол, готово. К нему сразу потянулось множество рук с мисками, тарелками и суповыми чашками – с тем, что находилось в домах и присваивалось.

– Дома посложнее устроены, чем голые девки, – произнёс Агор, разливая похлёбку – сначала каждому по половнику, стараясь выловить одинаковое количество курятины и крупы. – Но раз обещал, значит, исполнит. Вы же уже поняли, кто наш хозяин? – Он обвёл собравшихся у костра заговорщическим взглядом и продолжил, понизив голос: – Наш хозяин – самый сильный демон из Преисподней. Сильнее даже тех, о ком в сказках говорится. И сильнее нашего короля, так что мы всё правильно сделали.

Загремели ложки по мискам, зачавкали рты и захлюпали носы. От горячей похлёбки в носу у Кайла тоже стало мокро, и он потёрся лицом о рукав. Хотелось только скорее доесть бурду Агора и сбежать куда-нибудь от этих болванов, да хоть бы к моурам, танцевать посреди болот и высекать пятками из земли серебристые искры.

В котелке Кайл видел смазанные, нечёткие отражения: своё, Ханера и длинноволосого Бека. Все трое выглядели очень похожими друг на друга: у каждого тёмные волосы и чёрные точки глаз. В одном из осиротевших домов Кайл долго разглядывал себя в зеркало, пытаясь понять, отчего его русые волосы потемнели, а серые глаза налились свинцом закатных туч, но так и не придумал объяснения. Незнакомец в отражении смотрел насмешливо и совсем чуждо, и Кайл бросил в зеркало подсвечник, чтобы раскроить это странное лицо на тысячу осколков, и бросился прочь из страшного дома.

Скоро они закончат ужинать и устроятся на ночь в кособокой избе. Будут храпеть, а некоторые – звать матерей, которые уже стали моурами и забыли всё, чем жили. Кайла затошнило при мысли о том, что придётся провести ещё одну ночь под одной крышей с грязными, глупыми мальчишками, мечтающими только о домах в столице. Разве они не видят, что Эллекен способен на большее? Разве не понимают, что единственное, ради чего стоит жить, – это сила, которой он способен одарить? Узколобые, недалёкие идиоты, не видящие ничего дальше собственных прыщавых носов.

Во мраке запели стригои. Пением это можно было назвать с большой натяжкой. Нежить перекликалась, затягивая скрипучие, гортанные крики, переливающиеся от низкого гула до визга, похожего на стон пилы. Этот звук вгрызался в мозг, доставал до зубного скрежета, а сливаясь с разговорами за костром, становился вовсе отвратительным. Перед глазами у