P.S. Реквием - I.R

Что ж, Любомира сгубила любовь к прекрасному полу и гордыня. Не то, чтобы Алёну поразил столь печальный финал единственного друга, но сердце, словно разрывалось на части. Хотелось вырвать его из груди и более не мучиться.

Зная тяготу мужчины ко всему экстравагантному и необычному, девушка принесла в Сосновый Бор розу. Такую ярко — алую и ароматную, что от неё кружилась голова. Её посадили на могиле друга, и вскоре она разрослась буйным цветам, выделяясь среди прочих захоронений на семейном кладбище Кириваткиных.

После приезда детей Краевских, дом, словно перевернули с ног на голову. Царившая до этого спокойная атмосфера теперь прервалась криками Павла, рыданиями Анастасии и тихим поскуливанием Никиты.

— Это невозможно вынести и остаться в здравом уме, — жаловалась Мария мужу. — Мне кажется ещё немного, и я буду стенать так же, как Паша. Мне безусловно их жаль, но более терпеть нет сил. Отрядите их в какой — нибудь пансион.

— Да кто им там поможет? — не соглашалась Алёна. — Запрут по комнатушкам и всё.

— Ну хотя бы Пашу, — умоляла Мария.

И к сожалению Алёны, мольба снохи была услышана.

— Не могу поверить, что ты поступаешь так жестоко, Андрей, — порицала она брата. — Ты был Краевскому другом, а теперь ссылаешь его детей?

Тот тяжело вздохнул и уселся рядом с камином, потирая больное колено.

— Не говори глупостей. Тут остаются Настя и Никита, из них ещё выйдет толк, а у Паши душа в клочья, ему уже ничем не помочь.

— Да разве не для нас эта работа? — возмущённо взмахнула она веером.

— Куда ты лезешь? — вдруг накинулся на неё Андрей. — Или жизнь тебе более не дорога? Венемид сказал, что мальчишка безнадёжен, и даже мольбы не смогут его излечить. И чем скорее он уедет, тем для нас лучше. Он может навредить нам всем.

— Ах, какие речи, — закатила девушка глаза. — А Золотарёвы значат ставят себя выше всего. Даже выше мира.

Андрей тяжело вздохнул и уткнулся лицом в ладони, а затем поднял на неё тяжелый взгляд и спросил:

— Неужели этот мальчик тебе дороже, чем Наденька или Влад?

На это Алёне нечего было возразить.

Вскоре экипаж с ничего не ведающем Павлом выехал за ворота Сиреневого Сада и потонул в утреннем тумане. Алёна провожала его с крыльца, сожалея о неизбежности данного решения. Рядом, жался к её боку Никита.

— Давайте постоим тут ещё, — попросил мальчик, когда дворовые принялись закрывать ворота. — Рядом с вами так тихо. Я совсем ничего не слышу.

Вместо ответа, Алёна обхватила его одной рукой и прижала к себе чуть ближе, стараясь передать ему чуточку душевного тепла, в котором так сама нуждалась.

Годы шли, а житейская мудрость обходила Алёну стороной. Судьба, словно подавала ей руку, пытаясь одарить ясностью разума. Но вместо того, чтобы принять её предложения, женщина брала судьбу за руку и смело делала предложение:

— А давай станцуем кадриль!

Из сезона в сезон ветви сирени расцветали и увядали. Старые цветы сменялись новыми, пышущими жизнью. Природа обновлялась, и по летней свежей росе бегали уже не Никита с Андреем, а один Семён. Его звонкий смех разносился в округе, словно делая краски ярче.

И только Алёна отвергала изменения. Она видела неизбежность хода времени и всё же предпочитала жить единым днём, получая письма от друзей из высшего света. Она смеялась над сплетнями, которые доносились до неё в сей глуши. А когда становилось невмоготу, и воздушная лёгкость покидала женщину. Она брала в руки старые письма Любомира.

Здесь были его последние чувства и слова, грязные слухи, которыми он с ней делился уже давно прогремели, и даже эхо затерялось в дали. Но главное — на этих страница он жил, хохотал и ещё не знал, что двоюродный брат выстрелит ему в грудь.

К сожалению, самые ценные бумаги, на которых красовался витиеватый подчерк, были давно сожжены Андреем. Она сама видела, как брат бросил из в камин, чтобы Алёна и помыслить больше не могла о том молодом иностранце.

Как бы сильно она не терзала душу, а время не воротишь. Схоронив чужой образ в своём сердце, Алёна продолжила наблюдать, как луна сменяет солнце, а зима лето, с радость возвращаясь к жизни высшего света в моменты торжества.

Иногда, во время семейных посиделок, она замечала, как потускнел брат. Мужчина осунулся и не чувствовалось в нём больше той силы, что была ранее. В такие моменты голосок, где — то глубоко в её сознании, ехидно замечал: «Это тебе наказания за мои мучения». Но родная кровь брала своё и она тяжело вздыхала, надеясь на милость богов.

Но когда они отвечали на её молитвы? В тот майский день, когда она впервые за долгое время облачилась в чёрное платье, Алёну разрывали на части множество противоречий. Ей виделась гроза, и как гаснет свет, и тёплое прикосновение трав к босым, детским ножкам, и тёплую мальчишескую руку, за которую она цеплялась в детстве.

В тот момент, когда она кидала горсть земли, душа женщины воспарила. Сомнение отступили, и она поняла, что готова простить брату все обиды. В это мгновение так хотелось посмотреть Андрею в глаза, в последний раз, сказать о томлении сердца, и поведать о том облегчении, которое испытала, отпустив таившуюся злобу.

Невестка, которая была так привязана к мужу прожила недолго.

Алёна разочарованно вздохнула. Несмотря на приход весны, дом был словно окутан тоскливым холодом, который пробирал до костей и бередил души. Верочка всё оплакивала родителей и свой не состоявшийся брак. Алёна бы покривила душой, заявив, что испытывает к этому ребёнку искреннюю жалость.

Куда более её беспокоил Пётр, оставшийся без защиты матери. Женщина хорошо помнила, что он, родившись последним из тройняшек не сразу закричал, и с ним уже успели распрощаться, как Екатерина взяла его на руки.

Она качала его дрожащими руками, бледными губами нашёптывала ласковые слова, и когда синие губы малыша вдруг налились краской, Екатерина бессильно откинулась на подушки. Её глаза закатились, и более напоминая покойника, она перепугала своим видом и приглашенных лекарей, и домочадцев.

Видимо, то был переломный момент.

Не имея привычки бродить ночью, Алёна сильно удивилась — решив, что заберёт своё зеркальце из Гаэлии, оставленное в гостиной, сейчас и другого варианта не приемлет — когда столкнулась с Петром в коридоре.

В полной темноте он стоял у отцовского кабинета и остервенело дёргал за ручку, будто наровясь оторвать.

— Петя, — шепотом позвала Алёна, но видя, что племянник совершенно не хочет её замечать, повторила громко и настойчиво. — Петя, что ты