Хроники российской Саньясы. Том 4 - Владислав Лебедько

Вообще русских в этом городке почти не было. Где-то в переулке ко мне подошли три молодых туркмена, явно с недобрыми намерениями. Завязалась драка, — в результате я оказался уже без денег и вещей, которые умыкнули парни, в местном отделении милиции. Причем, тут же оказались еще и свидетели, что я был зачинщиком драки. В общем, мне предстояло просидеть в отделении, как минимум дня три до выяснения обстоятельств. Но, в тот момент, когда, ломая русский язык, милиционер пытался меня допрашивать, в кабинет постучали и вошел человек средних лет. Когда я позже пытался выяснить у него, — его звали Шамиль, — почему он оказался тогда в отделении милиции, он неохотно объяснил, что у него было кое-какое дело к участковому. Так вот, увидев тогда меня и, видимо, поняв ситуацию, он тоном, не допускающим возражений, сказал участковому: «Отпусти парня» и потом еще что-то на туркменском языке. Тут у меня произошло дежа-вю, а в голове забегали мысли «Вот оно!» Участковый, только что разгоряченно грозивший мне бог знает чем, сразу сник, вызвал дежурного и велел выпроводить меня.

В: А что твои друзья? Они не стали тебя разыскивать?

К: Нет, как потом выяснилось, они уехали на том поезде, в котором мы и договорились встретиться и начали искать меня уже через несколько дней, после того, как приехали в Ашхабад, решив, что я просто задержался и вот-вот объявлюсь. Но, когда начали искать, позвонили родителям и все такое — уже было поздно…

В: Что было дальше с тобой?

К: Я вышел из отделения и стал дожидаться Шамиля. Его гипнотический взгляд и влияние на участкового подкрепили мои надежды, что это и есть та самая чудесная встреча. Поэтому, дождавшись его на улице я так прямиком и сказал: «Вы суфий? А возьмете меня в ученики?» На это Шамиль ничего не ответил, только расхохотался. Так и продолжалось еще некоторое время — я упрашивал его взять меня в ученики, а он все хохотал…

В: Так он был суфием?

К: Он был необыкновенным человеком. Все время, пока я приставал к Шамилю, мы куда-то шли, пока не свернули в один дворик. Затем мы вошли в дом, где сидела древняя старушка — видимо родственница Шамиля. «Пусть парень переночует у тебя» — сказал он старушке, вынул из кармана халата две двадцатипятирублевки, протянул мне: «Это тебе на дорогу», и ушел. Я хотел было броситься за ним и продолжать доставать его своими вопросами, но Шамиль на пороге обернулся и посмотрел на меня так, что я остановился.

Утром старушка накормила меня, но на все мои вопросы «где найти Шамиля» только качала головой. И вот я стал бродить по Тедженту, везде высматривая Шамиля. Вечером наткнулся на него прямо на улице. Весь его вид выражал недовольство. Когда он спросил, почему я не уехал, я ответил, что я никуда не поеду, что та жизнь, которой я жил дома не представляет больше для меня ценности и я хочу учиться…

В: Ты что, действительно понял, что не уедешь уже домой? Почему?

К: Ну, во-первых, я и ехал уже с надеждой найти Учителя и остаться с ним. Учеба в институте и все эти городские дела нисколько меня не привлекали. А, во-вторых, когда я впервые встретил взгляд Шамиля, что-то окончательно оборвалось во мне и я понял, что остаюсь. Видимо моя решимость была понятна Шамилю, поэтому он в этот вечер был уже более серьезен. Он попросил меня утром дать телеграмму родителям, чтобы они не волновались и не искали меня.

В: Что ты написал родителям? По-моему, в такой ситуации любые доводы не принесут спокойствия.

К: Ты знаешь, мне повезло в том, что родители с детства воспитывали во мне самостоятельность и уважали мои решения. А написал я им примерно такой текст: «Я жив здоров. Не волнуйтесь. Я остаюсь здесь. Минимум несколько месяцев. Нашел свою судьбу.» Конечно же они переживали. Конечно же пытались искать. Но, слава богу, все обошлось спокойно и для них и для меня.

На следующий день Шамиль посадил меня в автобус и велел ехать до селения И., а там найти некого Салама. Шамиля я больше не встречал.

Селение И. располагалось в горном районе, хотя горы там и небольшие. Дом Салама мне показали сразу. Сам Салам оказался человеком уже весьма преклонных лет. Жил он один. И я оказался у него чем-то вроде слуги. Копал огород, убирал в доме… Так продолжалось где-то полгода…

В: И ты что же, не удивился тому, что тебя ничему не учат и ты батрачишь на какого-то старика?

К: Я как-то был готов к такому ходу дел. Я сообразил, что обучение уже началось. А лишние вопросы не задавал — Салам был глуховат и плохо понимал по-русски. В любой момент я мог уехать обратно. Но что-то меня держало. Я все эти полгода чего-то ждал, я знал, что этим не закончится, что будет что-то еще.

Салам окрестил меня Джафаром. А на следующий день после моего переименования, в дом Салама вошел очень энергичный человек лет сорока, которого Салам назвал Хош. Хош без всяких предисловий просто сказал мне: «Собирайся, Джафар, пойдем.» Вещей у меня практически не было и, простясь с Саламом, я пошел с Хошем, не зная, куда и зачем я иду, просто доверяя судьбе. Полгода проведенные у Салама не прошли даром. Я научился смирению, научился доверять судьбе и научился не задавать лишних вопросов. Думаю, что это немало.

Мы шли по горной тропинке часа три — четыре. Целью нашей прогулки оказался довольно большой дом, стоящий на пологом плато.

В: Это было что-то типа монастыря?

К: Я не стал бы называть это монастырем. Большой двухэтажный дом. Кроме Хоша там жили еще десять человек. Хош и женщина, которую мы звали Джи были нашими Учителями. Я стал одним из учеников с этого дня. Еще были пять молодых людей и четыре девушки. Возраст учеников был от шестнадцати до двадцати пяти лет. Два-три раза в неделю к нам из селения, где я жил у Салама приезжал на лошади человек с продуктами и прочими вещами…

В: Европейцем был ты один?

К: Нет, еще один парень Сережа — там мы звали его Фарид. Он был родом из Подмосковья. Из нас он был самым старшим. У каждого из нас в доме была отдельная комната. Кроме того, в доме было еще несколько помещений для общих занятий, хотя чаще всего мы занимались на природе или уходили в одну из нескольких пещер, каждая из которых обладала особым качеством.

В: Что это были за пещеры?

К: Например, одна была как бы специально предназначена для пения, для зикров. Что бы ты не пел, пещера давала очень мощный резонанс, да так, что усиливалась не только мощность звука, но и длительность звучания. Каким-то образом в этой пещере удавалось тянуть звуки как минимум раза в три дольше, чем на улице или где-либо еще. Другая пещера обладала тем свойством, что входя в нее, ты сразу заполнял ее всю собой, хотя размеры пещеры были громадными. Трем людям одновременно было тесно там. Третья, наоборот, при скромных размерах, делала тебя песчинкой и ты терялся в ней, как в бескрайнем пространстве. Было вокруг еще множество пещерок, которые вызывали самые разные состояния. И телесные, и энергетические, и эмоциональные. Иногда мы по несколько суток просиживали поодиночке или небольшими группками в той или иной пещере. Делалось это как в целях наполнения себя тем или иным качеством, так и в исследовательских целях. А зачастую предлагалось провести несколько часов в пещерках, которые вызывали очень сильные дискомфортные энергетические или эмоциональные состояния. Тебе нужно было так отрегулировать свое состояние, чтобы свести на нет действие пещеры. Но это, конечно не в первый год…