Выбираю таран - Людмила Жукова

«Еду к родителям! — торжественно объявил друзьям Амет-Хан. — Люди передали — оба живы, обо мне наслышаны. А вас всех приглашаю в гости».

Но почти половину полка отправляли в эти дни на отдых на неделю в Евпаторию, в уже открытый военный санаторий. Жизнь в те фронтовые годы быстро входила в привычное довоенное русло…

С Амет-Ханом поехали человек сорок летчиков и авиатехников. Гостили три дня.

Анатолий Плотников вспоминает:

«Так, ребята, было расчудесно, что не хватает слов. Слухи о нашем появлении домчались до родителей Амет-Хана намного раньше, чем мы у них появились. Дом их стоит высоко на горе, и нас приветствовали еще оттуда. Машиной на крутизну не доберешься — пошли друг за другом по узкой извивающейся тропке. А когда очутились у ограды, перед нами открылся такой простор, какой увидишь только в полете! Представляете себе: море как на ладони! А в саду, прямо на скале, хотите верьте, хотите нет, растут виноград, персики, цветы. Ну, поздоровались мы с отцом, с матерью, с многочисленными родственниками. В тени под орехом был накрыт стол, и тут поблизости жарился шашлык.

Амет-Хан сел между отцом и матерью. Тут мы и увидели, как он похож на обоих сразу. Ну, вы, конечно, понимаете, сколько добрых слов сказал каждый из нас об Амет-Хане, о его высоком летном мастерстве, о храбрости, о замечательных человеческих качествах.

Чудесные у него старики, приветливые, радушные. Не забыли даже тех друзей сына, которые не смогли приехать к ним, — прислали доброго виноградного вина всем вам».

Не знал тогда Амет-Хан, что в НКВД уже подготовлены списки подлежащих к переселению в дальние края крымских татар и стоят готовые под погрузку эшелоны.

Близких родных легендарного аса, кроме брата, эта кара не коснулась, но дальняя родня и многие соседи вскоре ощутили на себе горькую участь спецпереселенцев.

А герой Амет-Хан дрался уже далеко от родного Крыма.

В феврале 1945 года на подступах к Кенигсбергу шли особенно ожесточенные бои. Окруженные, прижатые к морю, блокированные с воздуха гитлеровцы оказывали упорное сопротивление. С воздуха их прикрывали воздушные асы на самолетах, разрисованных драконами и червонными тузами. Под Кенигсбергом вместе с нашими летчиками сражались французские летчики эскадрильи «Нормандия — Неман».

На Кенигсберг летали в те дни «пешки» и «илы», транспортные «дугласы» и По-2, засыпая бомбами укрепленные немецкие артбатареи.

«Мессеры» и «фокке-вульфы» взлетали в сторону моря, набирали высоту, а затем из-за облаков нападали на наши бомбардировщики. Истребители должны были перехватывать фашистские самолеты еще над морем. Завидев их, фашистские самолеты обычно убирались, давая простор для пальбы своим зениткам. Такой плотности зенитного огня, как под Кенигсбергом, наши летчики нигде больше не видели.

Прямо над Кенигсбергом разыгралась однажды схватка шестерки Бориса Масленникова с шестеркой «фоккеров». Но Масленников заметил только пару их и бросился в атаку. Четыре «фоккера» в это время навалились на новичков — Чубукова и Хвостова. Хвостова им удалось подбить, и Чубуков остался один против наседавшей четверки вражеских самолетов.

«Если бы не подоспел Амет-Хан, — рассказывал он после боя однополчанам, — неизвестно, чем бы все это кончилось для меня».

С конца апреля они, ища противника, уже летали над Берлином, на замечательных советских истребителях Ла-5. «Хороши американские «аэрокобры», а все же наш конек «лавочкин» лучше!» — резюмировал Амет-Хан. А фашистские самолеты, издали завидев Ла-5, поворачивали вспять, а одна их группа повела себя и вовсе странно: подавала сигналы, похоже, о том, что хотят сдаться в плен. Лавриненков с Амет-Ханом были удивлены, но и рады, привели группу на аэродром, гитлеровцы хорошо провели посадку. Видно, приходилось им здесь базироваться. Срулив с посадочной полосы, выключили моторы и подняли руки. Объяснили: они не хотят продолжать бессмысленную войну…

Свою тридцатую победу Амет-Хан одержал над знаменитым ныне берлинским аэродромом Темпельхоф.

Амет-Хан вел шестерку своих «лавочкиных» на перехват фашистских бомбардировщиков. Ожидая появления врага, Амет-Хан долго патрулировал над указанным ему участком города. Его время в полете уже истекало, горючее было на пределе, когда из-за облаков выскочили «фоккеры». Амет-Хан первой пулеметной очередью поджег ведущего группы. Пилот выпрыгнул с парашютом, а ведомые покинули поле боя.

29 июня 1945 года Амет-Хан Султан за участие в 150 воздушных боях и 30 сбитых вражеских машин был удостоен второй Золотой Звезды Героя Советского Союза.

А вот таран аса Амет-Хана, совершенный им на подступах к Ярославлю, остался в тени его громкой славы.

Один из биографов Амет-Хана Султана Б. Матулевич в общих чертах описывает жизнь легендарного аса после войны:

«Поступил в Военную академию имени Фрунзе — ушел; добился перевода в Военную академию ВВС (будущую Военно-воздушную имени Гагарина) — ушел. Несколько раз убегал в полк, в конце концов был вынужден уйти в запас — это в неполных-то 30 лет! — в звании подполковника… В рапорте на имя начальника Военной академии ВВС прославленный ас дает такое объяснение своему уходу: «Трезво взвешивая уровень своих знаний, не вижу возможности для дальнейшей учебы. Поэтому прошу отчислить меня…» Были крутые перипетии, были моменты отчаяния. Кое-кто не от большого ума напоминал ему о национальной принадлежности».

И только поддержка дважды Героя Советского Союза, бывшего командира 8-й воздушной армии Т. Т. Хрюкина и прославленного аса, трижды Героя Советского Союза А. И. Покрышкина дала мятущемуся Амет-Хану «второе дыхание» — он стал летчиком-испытателем.

Многим новым послевоенным машинам, уже реактивным, дал путевку в жизнь заслуженный летчик-испытатель СССР, лауреат Государственной премии Амет-Хан Султан.

Он погиб в феврале 1971 года при испытательном полете на Ту-16М. А незадолго, будто предчувствуя, рассказал другу слышанную в детстве от отца притчу: «Когда старый орел чувствует приближение смерти, он из последних сил рвется ввысь, поднимается как можно выше. А потом складывает крылья и летит камнем на землю».

На Новодевичьем кладбище в Москве могила Амет-Хана — вблизи места последнего упокоения его фронтового командира, дважды Героя Советского Союза генерал-полковника Т. Т. Хрюкина. На родине Амет-Хана Султана в Алупке установлен его бюст. Ему посвящены экспозиции в музеях Москвы, Волгограда, Симферополя, Калининграда, Каспийска, подмосковного города авиаторов Жуковского.

«Был у меня знаменитый друг, дважды Герой Советского Союза Амет-Хан Султан, — писал после трагической гибели летчика поэт Расул Гамзатов. — Отец у него дагестанец, а мать — татарка… Дагестанцы считают его своим героем, а татары — своим.