Цветок Америки - Жеральд Мессадье

Пегас в своей конюшне проявлял все признаки возбуждения.

Было видно, как по берегу носятся охваченные паникой животные, главным образом морские свинки. Птицы спасались от огня плотными стаями.

Рабы громко стенали, ибо у каждого были родственники в охваченной пожаром деревне.

Жанна решила отложить ужин и пошла в спальню, чтобы уложить вещи в сундук на случай, если огонь прорвется слишком близко к дому и придется бежать к морю.

По ее совету Франц Эккарт и Жозеф сделали то же самое.

Потом все вернулись на террасу, чтобы следить за пожаром.

— Где Жоашен? — вдруг спросил Жозеф.

Его стали звать и искать по всем комнатам. Он исчез.

Прошла, казалось, вечность, и все вдруг подскочили от невероятного, апокалипсического грохота. Карибские женщины закричали. Гром! Какой еще гром? Уже несколько недель на острове не было не то что грозы — даже обычного дождя. Но тут раздался второй удар, а за мгновение до него сверкнула молния, так что сомнений не оставалось. Третий, четвертый удар… их и считать перестали. Гроза разразилась на севере, прямо над горами.

Франц Эккарт сошел с крыльца в сад. На землю обрушился настоящий ливень. За несколько секунд, проведенных в саду, Франц Эккарт промок до нитки. Неистовый дождь хлестал по пальмовым крышам с яростью, достойной тропиков. Каменные плиты на террасе уже были сплошь залиты водой. Язычки пламени на свечах плясали под порывами ветра.

Рабы, все до единого укрывшиеся на террасе, воздели руки к небу и восклицали что-то непонятное на своем языке. Жозеф пошел успокоить Пегаса.

Но где же все-таки Жоашен?

Франц Эккарт устремил на Жанну задумчивый взгляд: ей показалось, что в нем сквозит едва уловимая усмешка.

Ливень продолжался целый час. Когда он кончился, Франц Эккарт вновь вышел из дому: пожар прекратился.

Жанна отпустила рабов в деревню, поскольку те тревожились за судьбу родственников; при себе она оставила только Стеллу, чья семья жила в порту. Вдвоем они стали готовить ужин. Франц Эккарт и Жозеф с большим трудом развели огонь в жаровне на дворе, также залитой водой.

И тут на террасе появился насквозь мокрый человек — грязный, растерзанный, с прилипшими ко лбу волосами.

Это был Жоашен.

Лицо его выражало радость. Он устремил взор на Жанну. Никто не произнес ни слова.

— Es el, — прошептала Стелла. — Es el, el hagador de lluvia.[53]

Она подошла к нему и посмотрела прямо в глаза; он и бровью не повел.

— !Es un brujo! — вскричала она. — !Un buen brujo![54]

Она схватила его за руки и в диком порыве прижала к себе. Он тоже ее обнял.

Ошеломленная Жанна застыла с тарелкой в руках. Она увидела, как глаза Жоашена наполнились слезами. Он плакал на плече у Стеллы.

Он думал о своей матери, Маре.

Жанна села, чувствуя, что тоже готова разрыдаться.

До конца недели все карибы Эспаньолы узнали, что в Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе живет творец дождя.

Они прислали делегацию, заполнившую весь сад до самой калитки.

Их вождь, старый кариб, которого также считали колдуном, приблизился к Жоашену, стоявшему на террасе, и преподнес ему травы, цветы, а также странную статуэтку из золота, изображавшую непонятно что.

Он припал к руке Жоашена. Тот обнял его и расцеловал. Толпа взревела.

Вызванная Жоашеном гроза спасла половину деревни.

Другие белые на террасе — Жанна, Франц Эккарт и Жозеф — наблюдали за этой сценой, не скрывая волнения.

Жоашен, наконец, отомстил за свою мать. Отомстил добротой.

Повернувшись к Жанне, он жестом подозвал ее к себе. Она встала перед этими людьми, пребывавшими в начале времен, когда любовь и жестокость еще не одряхлели. Здесь были дети каннибалов; быть может, и сами они не так давно пожирали людей. Она вспомнила, как выдала брата волкам. Склонила голову и улыбнулась. Раздался еще один вопль толпы.

Жоашен подозвал Франца Эккарта. Достаточно было увидеть их рядом, чтобы понять — это отец и сын.

— !El encantador de caballos![55] — сказал карибский вождь, который знал историю Пегаса.

Франц Эккарт улыбнулся и подозвал Жозефа. Мальчик подошел к отцу; попугай щекотал ему ухо. И вновь стало ясно, что это отец и сын.

— !El encantador de papagallos![56] — смеясь, воскликнул старый вождь.

Поднялся оглушительный шум, прерываемый взрывами хохота.

В саду само собой возникло некое празднество, выплеснувшееся на пляж. Стали жарить морских свинок, дичь и рыбу. Жанна послала Стеллу на рынок за пальмовым вином. Десяти кувшинов едва хватило.

Наконец наступила ночь.

Измученная Жанна сказала Францу Эккарту:

— Я жила ради этого дня! Теперь я могу умереть счастливой.

Умирать было самое время.

На следующий день явился насупленный отец Бальзамор.

— Дикари говорят, что здесь живет колдун! — бросил он, пылая негодованием.

Жанна приняла его благодушно и ответила тоном легкого упрека:

— Падре! Неужто вы верите в бредни туземцев?

— Я хочу видеть колдуна! Околдованную лошадь! Творца дождя! — проворчал он. — Это злокозненный дом! Колдуна зовут Жоашен!

— И что же он сделал?

— Вызвал дождь!

Она расхохоталась:

— В таком случае, падре, его следовало бы взять на королевскую службу!

Он испепелил ее взглядом:

— Позовите сюда этого человека!

Она ясно увидела за спиной кюре зловещую тень святой испанской инквизиции. И костер, на котором погибла мать Жоашена и где сама она едва не окончила безвременно свои дни. Гнусные костры церковной власти! В их пламени исчезла Жанна д'Арк. Ее охватил безудержный гнев.

Ставки были высоки. Нужно одержать сокрушительную победу.

Жоашен помогал Стелле прибить еще одну полку на кухне. Жанна позвала его, он подошел и взглянул на гостя. Тот выхватил из-за пояса флакон и выплеснул содержимое в лицо изумленному Жоашену.

Естественно, там была святая вода. Она не сожгла Жоашена. Он не превратился в рогатого зверя. Просто обтер лицо и с удивлением посмотрел на падре Бальзамора.

Разочарованный кюре уставился на Жоашена. Тот в свою очередь посмотрел ему в глаза. Они стояли лицом к лицу.

— Сатана, изыди из этого человека! — провозгласил падре, взмахнув крестом перед Жоашеном.

Ничего не произошло. Ни один демон не выпрыгнул со свистом изо рта Жоашена, который лишь улыбнулся в ответ.

— Почему он не говорит? — спросил падре.

— Неверные магометане подвергли пыткам Хоакина Кордовеса, когда тот был еще ребенком. Они отрезали ему язык, падре, — ответила Жанна сурово. — Полагаю, теперь вы понимаете, сколь оскорбительны ваши обвинения. Вы преследуете жертву язычников. Я пожалуюсь епископу и губернатору!