Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942 - Юрий Владимиров

Это означало, что мы и все другие войсковые части, вышедшие вслед за нами из Лозовеньки, теперь находимся в полном окружении противника и проскочить просто через его позиции к Северскому Донцу уже нет возможности. Кстати, часть войсковых соединений, не успевших 23 мая покинуть Лозовеньку и ее окрестности, как я потом узнал, продолжала и последовавшие дни пытаться отдельными группами выходить из образовавшегося котла, и это происходило вплоть до 28 мая. Причем одновременно еще до этого числа в село продолжали прибывать поодиночке и группами по несколько человек другие воинские части, отступавшие из районов главным образом западнее, юго-западнее и северо-западнее Лозовеньки. Согласно скупым данным литературных источников, приведенных мною выше, в период до 29 мая лишь весьма небольшому количеству красноармейцев удалось выйти из окружения. Но я сам, конечно, непосредственным свидетелем тому не был.

…Почти одновременно с началом обстрела зенитной батареи минами началась интенсивная стрельба из оружия разных видов между немцами и другими нашими группами, двигавшимися непосредственно впереди нас справа по проселочной дороге южнее Марьевки и севернее леса. В результате эти группы были вынуждены остановиться, скрыться на опушке леса и частично окопаться перед ним на лугу.

В это же время шел бой за Марьевкой и за тем же лесом, что восточнее 8–10 километров от Северского Донца. Его вели, наверное, те части, которые ушли из Лозовеньки еще значительно раньше, чем мы – зенитная батарея.

Увидев, что происходит перед Марьевкой, войска, шедшие следом за нами, повернули назад, в Лозовеньку, намереваясь, вероятно, повторить движение на восток с наступлением ночной темноты.

…Во время движения зенитной батареи к северной окраине Марьевки и минометного обстрела моя правая нога свисала с кресла на платформе пушки рядом с ее правым передним колесом, имевшим четыре широких и толстых стальных ступицы. Вдруг мина взорвалась метрах в десяти от этого колеса, и образовавшийся крупный осколок с большим острием пробил со звоном насквозь одну ступицу, пройдя лишь в двух сантиметрах от моей ноги. Меня это сильно потрясло. Я автоматически вспомнил Всевышнего и поблагодарил Его в душе за свое спасение.

С началом минометного обстрела движение наших грузовиков на одну-две минуты приостановилось. Затем они снова тронулись, резко повернули вправо на 90 градусов и опять встали, обеспечив таким способом для прицепленных к ним пушек пространство для обзора, чтобы орудийные расчеты смогли хорошо увидеть, откуда стреляют минометы, и начать по ним ответную стрельбу снарядами.

Подносчики снарядов к нашей пушке Пастухов и Мишин моментально соскочили с грузовика, сняли с его кузова пару ящиков с боеприпасами и быстро поднесли их к платформе орудия. То же самое повторилось на грузовике для второго орудия. При этом специально не стали отцеплять пушки, чтобы при необходимости можно было быстро менять позицию. Почти все находившиеся на кузовах машин свободные люди немедленно разбежались по полю в разные стороны и начали окапываться. А мины продолжали падать, и их осколками уже поранило двух или трех человек.

На орудии нашего взвода Виктор Левин и я повернули платформу пушки на 90 градусов, поставили ее ствол на восток и определили на глазок место, откуда стреляет миномет. Оказалось, что он занимает позицию примерно посредине деревни перед небольшой белой хатой, покрытой соломой. На оптическом устройстве, предусмотренном для каждого наводчика пушки, оба мы установили тот миномет точно в центре штрихового крестика на своих стеклах для прицеливания и после команды лейтенанта Кирпичева, находившегося рядом, нажали правыми ногами на педали – гашетки орудия.

Автоматически последовали друг за другом пять выстрелов. По огненному следу, оставленному трассирующим снарядом, увидели, что все снаряды, среди них один зажигательный, а остальные осколочные, попали не точно в сам миномет, а на крышу хаты, которая тут же загорелась ярким пламенем. Но выстрелы, сделанные из второй пушки, у которой первым наводчиком был мой соплеменник Василий Алексеев, получились более точными – цель была уничтожена. Однако начал стрелять другой миномет – с северного конца Марьевки, куда как раз мы и стремились. Пришлось обоим орудиям пострелять несколькими очередями по этому миномету, и на какое-то время минометный обстрел прекратился.

И тогда командир батареи Сахаров, убедившись, что теперь для нас дальнейший путь на восток закрыт, а также для того, чтобы не расходовать впустую снаряды, которые могут еще пригодиться, дал команду больше не стрелять и отступить обратно в сторону Лозовеньки. По-видимому, командир решил отложить на ночь попытку вывести батарею из возникшего кольца окружения и до наступления полной темноты подержать свое подразделение на месте более или менее безопасном от вражеских обстрелов как с земли, так и с неба.

Принесенные от грузовиков подносчиками снарядов к пушкам лишние ящики с боеприпасами погрузили обратно в кузова автомашин. Оба грузовика, двигатели которых во время стрельб оставались невыключенными, повернули опять резко вправо на 90 градусов и поехали по полю обратно, к Лозовеньке. Пересекли ту же проселочную дорогу, проехали еще немного по ее южной части и остановились в поле приблизительно посредине между Марьевкой и Лозовенькой. Здесь мины, снаряды и пули, которые могли посылаться из немецких позиций в Марьевке и около нее, нас достичь были не в состоянии.

По команде Сахарова грузовики встали примерно в 10–15 метрах в стороне от проселочной дороги, на стерне убранного в прошлом году поля. Все ехавшие слезли с грузовиков и платформ орудий, отцепили от автомашин пушки. Затем номера орудийных расчетов с помощью товарищей, не имевших прямого отношения к пушкам, отрыли для них позиции и вкатили туда оба орудия. Около них же сложили близко для подносчиков снарядов почти все ящики с боеприпасами, снятые с кузовов автомашин.

Позиция для пушки нашего взвода оказалась метрах в двадцати севернее большого стога прошлогодней соломы, которую оба орудийных расчета и водители грузовиков почти наполовину растащили для тщательной маскировки своих объектов с воздуха и со всех сторон на земле. Расстояние между орудиями выбрали около 50 метров.

После того как пушки окончательно установили на позициях и зарядили орудия полным комплектом снарядов, практически все бойцы и даже командиры отрыли себе маленькими саперными лопатами поблизости от пушек или грузовиков индивидуальные защитные окопы длиной около двух и глубиной более одного метра. Грузовики поставили на относительно безопасном расстоянии от орудий.