Красное на красном - Вера Викторовна Камша

Окделла, не стоит доставлять ему такое удовольствие. Правду сказать, меня несколько удивляют ваши отношения. Чему он вас учит? Каковы ваши обязанности?

– Обязанности… – Дикон отчего-то почувствовал, что краснеет. – Ну… маршал, когда нужно по этикету, берет меня с собой.

– И много времени это занимает?

– Как когда. Я редко его вижу.

– Так я и думал. Поэтому вы и болтаетесь, где и с кем хотите. Странно, что вы не проигрались раньше… Вы часто встречаете Валентина или Эдварда? А ведь они в Олларии. Но их учат, они заняты делом. Алва, захоти он и впрямь вам помочь, мог сделать из вас полководца. Воинский талант у него в крови, да и знаний хватает. Он хотя бы раз говорил с вами о стратегии и тактике?

– Нет.

– Что и требовалось доказать. Вы наливаете маршалу вино и стаскиваете с него сапоги. Вы – оруженосец, а не лакей, Ричард. Без сомнения, Ворона забавляет, что у него в услужении сын Эгмонта, но вы сами?! Неужели вас это не унижает, не говоря уж о… – Кансилльер прервал себя на полуслове и нагнулся за свитком. – Хорошо, Дикон. Будем считать случившееся недоразумением, но Алву лучше держать на расстоянии. Не нужно, чтобы ваши имена связывали.

– Но, эр Август, я же его оруженосец.

– Ты – оруженосец Первого маршала, а не паж герцога Алва. Пусть и он, и другие видят, что ты понимаешь разницу между этими понятиями. Твой долг – прикрыть его собой в бою, но не спать в прихожей на его плаще в доме какой-нибудь куртизанки.

– Он не брал меня к куртизанкам, – Дикону непонятно почему стало обидно, – только в тот раз…

– Это еще хуже. – Глаза кансилльера стали тревожными, и он отчего-то сделался ужасно похож на Эйвона. – Ричард, я постараюсь устроить так, чтобы ты вернулся в Надор, а до этого, прошу тебя, будь очень осторожен. Очень! Но мы отвлеклись. Я нанесу визит Людвигу Килеану-ур-Ломбаху и передам твои извинения, хотя это ничего не исправит. – Теперь перед Диком сидел хорошо знакомый человек, друг, которому было очень невесело. – Возможно, я делаю ошибку, рассказывая тебе некоторые вещи, но ты уже взрослый, ты – сын Эгмонта, а твой отец всегда понимал и жалел других. Скажи, только честно, граф Килеан тебе понравился?

– Эр Август… – начал Дик и запнулся.

– Не понравился, – тихо сказал кансилльер. – Он мало кому нравится, особенно с первого взгляда. Людвиг – прекрасный человек, умный, добрый, верный, но он не умеет быть приятным. Видимо, дело в застенчивости и во внешности. Он, в отличие от Ворона, не красавец. Людвиг одинок, он всего себя отдает делу освобождения Талигойи, но он живой человек. Так вышло, что он влюбился в Марианну. Не будь у этой, с позволения сказать, дамы мужа, граф предложил бы ей руку и сердце, несмотря на ее поведение и род занятий, но, к счастью, красотка замужем.

Нынешний покровитель Марианны, виконт Валме, моложе, красивее и богаче Килеана, а женщины в своем большинстве корыстны, не очень умны и ценят галантность и внешность, а не душу и честь. Конечно, есть твоя матушка или ее величество, но это жемчужины в куче овса… Людвигу не на что рассчитывать, Дикон. Да, он поступил глупо, особенно с учетом его лет и положения, но единственное, в чем он превосходит Валме, – это в умении играть. Он решил выиграть свою любовь и выиграл, но тут появился Ворон. Ворон, у которого есть все, чего нет у Людвига, но нет ни совести, ни сострадания. Ему подвернулась возможность пустить своего мориска вскачь по чужой душе, и он этим воспользовался.

Алва, по своему обыкновению, не оставил противнику ни единого шанса. Вызвать Ворона на дуэль? Это равносильно самоубийству, а жизнь графа Килеана-ур-Ломбаха принадлежит не ему, а Талигойе. Уехать в свои владения? Комендант не может покинуть вверенный ему город без разрешения короля и Первого маршала. Сказаться больным? Для Человека Чести это невозможно. Теперь ты понимаешь, что вышло из твоей глупости?

Ричард понимал. Гораздо лучше, чем казалось эру Августу. Он знал, что такое безнадежная любовь. Бедный Людвиг…

– Надеюсь, все сказанное останется между нами. Я не стану возвращаться к твоему прегрешению, но я бы не советовал тебе иметь дело с Колиньяром и принимать услуги от Алвы.

– Я должен отдать эру Людвигу то, что…

– Нет. Что сделано, то сделано. Кольцо Окделлов должно быть у Окделла.

Реджинальд дожидался Ричарда в приемной. Юноша кивнул родичу и молча пошел к двери. Зарядивший с утра дождь и не думал прекращаться. Дик был одет не по погоде, но ему было все равно. Сменивший гнев на милость Наль выскочил следом, он что-то говорил, объяснял, советовал, и Ричард едва удержался от того, чтобы послать заботливого родича к Леворукому. Стать причиной чужой беды, разбить чужую любовь – что может быть хуже?! Отец возражал против убийства Алвы, и как же он ошибался! Лишь оказавшись рядом с Вороном, Дик впервые понял, что такое зло. Не то невидимое и вездесущее, о котором говорят церковники, а настоящее – дышащее, ходящее среди людей, смеющееся над самым святым, для забавы ломающее чужие жизни.

Глава 7

Талиг. Кошоне Оллария

398 год К.С. 2–3-й день Летних Скал

1

Для капитана Арамоны не было бо́льшего праздника, чем день рождения тещи. Госпожа Кредо́н зятя ненавидела, так что Арамона от визитов к вздорной старушонке был избавлен. Луиза с детьми уезжала, и бравый капитан ударялся в разгул, хоть и с оглядкой. Кошоне́ – город маленький, все у всех на виду, а у жениных подруг словно бы по дюжине глаз и ушей и носы что у гончих. Хорошему человеку ни выпить как следует, ни девку потискать – сразу учуют; служанок же Луиза с некоторых пор набирала таких, что и через порог не отплюешься. И все равно Арнольд, воспользовавшись отсутствием супруги, неплохо гульнул с одной вдовушкой со Скобяной улицы.

Две недели пролетели как один день, завтра к вечеру жена могла уже и вернуться. Арнольд не сомневался, что сплетницы незамедлительно донесут коряге про Жавотту, ну да восемь бед, один ответ! За летом придет осень, и прости-прощай семейная жизнь со всеми ее пышками и шишками. На сей раз унаров ожидалось больше сорока человек, и Арамона не собирался повторять прошлогодних ошибок. Один раз пронесло, но это не значит, что пронесет и другой, так что лучше не зарываться – и там, и здесь.

Перед приездом семейства Арнольд переполошил