Мир приключений 1963 - Алексей Бобровников

— Я сказал — не попадусь!

В тюрьме он подхватил старинную русскую поговорку и без конца повторял ее: «Беднее всех бед, когда денег нет!»

Жоржу снова пришлось жить с матерью. Она не хотела кормить его, гнала из дома. «Иди куда хочешь! Ты мне не нужен, ты мне мешаешь!» Шестнадцатилетний парень ненавидел женщину, давшую ему жизнь. Даже Гарник, не уважавший никого ни дома, ни в школе, приходил в ужас от тех гнусных слов, которыми обменивались сын с матерью.

Однажды Жорж явился в школу с расцарапанной щекой. Учители спрашивали его, что случилось, — он молчал. Гарнику на перемене он сказал:

— Я так ей двинул, что она свалилась…

Гарник сразу понял, что речь идет о матери. Он опять, как в детстве, приносил приятелю бутерброды, только до поры до времени ничего не требовал взамен.

— Я решил ее убить, — сказал Жорж. — Ты поможешь мне?

Гарник нерешительно сказал:

— Нас поймают…

— Удерем за границу!

Это все говорилось со зла, под влиянием минуты. И это были случайные, первые пришедшие в голову слова. Но не случайно было то, что эти слова не забылись. Они все чаще и чаще стали повторяться в их разговорах.

Жорж и Гарник уединялись на переменах или встречались по вечерам и с мстительным удовольствием повторяли: «Убьем! Убежим!» Пет, в то время они еще не верили, что сделают это. Но им приятно было говорить о преступлении и убеждать себя, что в своих руках они держат жизни и судьбы людей.

Но вскоре разговоры стали более серьезными. Убийство отпало. Для чего оно? А вот побег за границу стал казаться им необычайно заманчивым. «Какая здесь у пае может сложиться жизнь?» — растравляли они друг друга. Надо работать. Все время работать и работать. Получать зарплату. Рассчитывать и экономить. «Здесь мы обречены прозябать», — повторял Гарник. Им правились слова чужого языка: «босс», «бизнесмен», «магнат». Они примеряли их к себе. И когда писали друг другу записки, то начинали с обращения: «Мой дорогой босс!»

Они уверяли друг друга, что их призвание — вершить людские судьбы. Они — люди большого размаха. Власть им могут дать только деньги. А какие деньги полагаются советскому человеку? Зарплата! Если же человек скопит деньги как-нибудь иначе, его разоблачают. Вот недавно в газетах было напечатано, что у одного продавца из продуктового магазина отняли дачу, потому что он построил ее на нетрудовые доходы…

Они не пропускали ни одного иностранного фильма. У армян, приехавших из-за границы, доставали американские иллюстрированные журналы. Жоржа больше всего интересовали приморские курорты, где отдыхали миллионеры. С помощью словаря он пытался разобрать подписи под снимками и опьяненно выкрикивал: «Сто тысяч! Миллион долларов!» Гарник отбирал картинки из жизни ночных баров и кабаре. «Если прийти сюда с деньгами, — говорил он. — то получить все удовольствия, которые существуют в мире». И оба сходились на одном: «Деньги могут все!»

Друг с другом они разговаривали теперь только об одном — как бы уехать за границу. И не просто уехать, а так, чтобы о них сразу заговорил весь мир. Стать героями газетной сенсации. Пройти с улыбкой по экранам Нью-Йорка и Парижа…

— По сравнению с тобой природа меня обделила, — говорил Гарник. — Но я возвышусь над людьми. Вы все забудете, что я маленький ростом, что я некрасивый. Дай мне только вырваться в тот мир, и я страшно, я сказочно разбогатею. Деньги купят мне все, о чем мечтают и умники и дурачки…

Жорж жаловался:

— Знаешь, в тот день, когда я без денег, я чувствую себя до самого конца несчастным. Честное слово, я тогда могу даже убить. Для меня запретов нет, потому что я незаурядный. Таких, как я, мало. Но я задыхаюсь, когда мне говорят: «Трудовые доходы». А что делать, если я рожден для крупного бизнеса? Здесь мне приказывают: «Живи, как все!» А там говорят: «Если ты хоть плюнуть можешь дальше, чем другие, и то тебе почет!»

Время от времени они спрашивали друг друга:

— Это ми всерьез разговариваем или треплемся?

И заверяли один другого:

— Всерьез!

И все-таки им опять пришлось разъехаться, когда они кончили школу. Жорж уехал в маленький городок, спрятавшийся среди гор, потом стал ездить — искать счастья. Письма от него приходили то с Приморья, то из среднеазиатских республик. Донесся слух, что он побывал и в Москве. Гарник поступил в медицинское училище, бросил его, попробовал работать слесарем-инструментальщиком. Все было ему неинтересно.

Наконец Жорж вернулся. И при первой же встрече объявил:

— Ну, я поездил, посмотрел, как люди живут. Везде то же самое. Нам нужно сматываться.

Он стал жестче, злее, чем раньше, хотя в присутствии посторонних следил за собой и улыбался по-прежнему — приветливо и добродушно.

Они порешили: довольно болтовни! Разговоры отныне должны быть только практическими: я предлагаю то-то, ты предлагаешь то-то и то-то. И ничего другого. А главное — тайна.

Вот тогда-то, отбросив десятки неподходящих вариантов, они избрали самолет. За границу они попадут на самолете!

Вскоре Гарнику удалось познакомиться с Борисом Махмудовым. План стал оснащаться деловыми подробностями. Болтовня кончилась.

Жорж всегда был осторожным и расчетливым. Он потребовал:

— Раз уж я принимаю участие в деле, то хочу, чтобы оно было верное. Нам нужен третий. Втроем и с летчиком легче будет справиться, если он не пойдет на наши требования. И главное — в кабине-то три пассажирских места; вдруг купит билет кто-нибудь посторонний и в воздухе может получиться два против двух.

Подбор подходящего третьего Гарник взял на себя. Ему было легче это сделать, чем приятелю. Пока Жорж Юзбашев ездил по свету, искал счастья и терял связи, Гарник оставался в городе и завел много знакомств с самыми разнообразными компаниями молодежи. Все же начать он решил с того места, где сам работал: с инструментального цеха. Тут было несколько молоды к ребят, которых стоило прощупать. Но делать это надо было осторожно, чтобы, по возможности, не раскрыть себя.

В цехе рядом с ним работал молодой токарь Роберт Дейкарханов. Мисакян не уважал его. Дураком парня не назовешь и что умный — тоже не скажешь. Так, серенький какой-то. Но поговорить с ним стоило, потому что Дейкарханов часто ворчал, выражал недовольство порядками в цехе, ругался с начальством из-за расценок и упрямо требовал, чтобы ему выписали больше, чем он заработал.

Утром Гарник Мисакян улучил минуту, когда поблизости никого не было. С этим увальнем он решил не особенно церемониться. Если возникнет опасность, всегда можно сказать: я пошутил!

— Слушай, Роберт, — он протянул токарю раскрытый портсигар, туго набитый папиросами, — хочешь со мной поехать за границу?