Дворянин великого князя - Роберт Святополк-Мирский

Василий вытащил из мертвого тела свой меч и, пучком травы отирая кровь, с лезвия, сказал:

— Не прячьте оружие. Кажется, к покойникам идет подкрепление.

Все прислушались.

— Та! — удивленно воскликнул Шлейниц. — Не меньше десять коней.

— Если бы не мальчик, я не двинулся бы с места, — сквозь зубы произнес Глинский, — но он еще слишком мал, чтобы драться, а стоять в стороне я бы ему не позволил.

Медведев пожал плечами и вскочил в седло.

Набирая скорость, они помчались к Гомелю. Василий, ехавший последним, оглянулся.

Позади, на дороге, появилась группа всадников и окружила мертвые тела. Всадники спешивались, и Медведев понял, что погони не будет…

— Михаил, — сказал Глинский сыну, не сводившему с Медведева восхищенных глаз, — сегодня этот человек спас тебя от смерти. Он настолько благороден, что считает свой поступок не заслуживающим внимания и не пожелал открыть нам своего имени. Мир тесен, а храбрых и благородных людей в нем не так уж много. Запомни этого человека на всю жизнь, и если ты когда-нибудь встретишь его — не забудь, чем ты ему обязан!

— Я запомню, — твердо сказал мальчик и низко поклонился Медведеву.

— Я уважаю чужие тайны и ни о чем тебя не расспрашиваю, — сказал Глинский Василию, — но хочу, чтобы ты знал людей, которых спас. Я — князь Лев Глинский, это мой сын Михаил, а это — наставник сына Ганс Шлейниц. Михаил с Гансом едут за границу и вернутся не скоро, но я остаюсь здесь. У меня есть еще сыновья и дочери — я расскажу им обо всем. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь, передай любому Глинскому всего два слова: "Стародубская дорога". Мы сделаем для тебя все.

Медведев вежливо поклонился:

— Благодарю, князь. При необходимости — воспользуюсь.

Они стояли на дороге у въезда в город, и впереди виднелся костер стражников на гомельской заставе.

— Если позволишь, князь, простимся здесь, — сказал Медведев. — Я поеду вперед. Не надо, чтобы нас видели вместе.

— Будь по-твоему, хотя я не знаю, почему это необходимо.

— Князь, я умею хранить свои тайны и, как ты, уважаю чужие. Я ни о чем тебя не расспрашивал, потому что это не мое дело. Я оказался на дороге случайно, ничего о тебе, как и о тех людях, что на тебя напали не знаю, и забуду обо всем этом происшествии, как только мы расстанемся. Я хотел бы, чтобы ты поступил так же.

— Твоя воля. Но помни: князья Глинские — твои друзья!

— Спасибо, князь!

Ганс поклонился Василию молча, а Михаил, прощаясь, сказал:

— Я вырасту и вернусь. Лет через десять. И тогда мы непременно встретимся. Я отдам тебе долг. Только ты подожди эти десять лет, ладно? Ну, постарайся, чтоб тебя до этого времени не убили!

Медведев улыбнулся.

— Князь, — почтительно сказал он мальчику, — я обещаю тебе остаться целым и невредимым хотя бы для того, чтобы увидеть, каким ты станешь, когда вырастешь! Прощайте!

И, весело махнув рукой, он галопом помчался к заставе.

— Странный шеловек, — задумчиво сказал Ганс, глядя вслед Медведеву. — Одет как смерд, говорит, как князь.

— Отец, я не хотел при нем спрашивать — кто были эти люди?

— Михаил, тебе следовало бы взять урок скромности у человека, который только что был здесь.

Раз я сам не говорю тебе об этом, следовательно, это дело, которое тебя не касается.

— Но я уезжаю, а ты остаешься в опасности!

— Не тревожься за меня. Впредь я буду осторожнее. О сегодняшнем же событии забудь все, кроме человека, которому ты обязан жизнью.

Вдруг Шлейниц побледнел и сказал Глинскому по-немецки:

— Я вспомнил! Олелькович спрашивал, по какой дороге мы поедем. Это были его люди!

— Молчи, Ганс, — по-немецки ответил ему Глинский. — И никому об этом ни слова, если дорожишь своей и моей жизнью! Уезжай спокойно и позаботься, чтобы Михаил вырос сильным и бесстрашным воином. Неизвестно, какое его здесь ждет будущее.

— Клянусь тебе, — торжественно произнес Ганс, — твой сын вернется воином, каких мало будет в Европе! Я отдам его воспитанию весь свой жизнь, а мой сын станет ему брат. Два года я учить Михаил. У него большой способности. Поверь, князь, его ждет великий будущий.

— Боюсь, ты преувеличиваешь Ганс.

— О чем вы говорите? — обиделся мальчик. — Я тоже хочу слушать! Скажите по-русски.

— Мы говорим о том, что князя Михаила Глинского ждет большое будущее. Так утверждает Ганс, а я не решаюсь этому поверить.

— О та! — подхватил Ганс. — Я спорю с твой отец, что ты будешь знаменитый и мудрый шелофек! Твой слава, как воин, будет гром и молния на весь литовский и русский народ, а твой имя будут уважать каждый европейский государь!

Глаза мальчика вспыхнули.

— Отец, — сказал, он, — мне жаль, что ты не веришь! Я постараюсь сделать все, чтобы Ганс выиграл ваш спор!

…Кто знает, быть может, именно здесь, на Стародубской дороге, в этот самый момент в юном князе Михаиле Глинском впервые проявилась его знаменитая гордость, которая впоследствии так дорого обошлась Великому Московскому княжеству!

Пройдет двадцать лет, но Ганса уже не будет в живых, чтобы своими глазами увидеть, с каким блеском он выиграл спор и как причудливо сбылись все его предсказания!

Было уже далеко за полночь, когда Медведев вернулся на постоялый двор, где его ждали друзья. Никому не удалось обнаружить кареты с похищенной девушкой. Егора оставили ночевать на том дворе, где, по словам Алеши, намерен был остановиться Кожух.

— Боюсь, они проехали мимо Гомеля… — озабоченно сказал Медведев. — Завтра нам обязательно надо узнать, где находится князь Семен Вельский, Но кто может знать это?

И вдруг Филипп радостно взревел и хлопнул себя по лбу ударом, который мог бы свалить быка.

— Йоххо! Знаю? Гомельский князь Иван Андреевич Можайский! Он ведь близкий друг семьи Беяьских! Он наверняка знает, где Семен. Клянусь уздечкой! Он не сможет мне отказать. Мой отец был с ним до конца, когда они бежали от Василия Темного.

— Это очень опасно, — заметил Медведев. — Если Можайский в дружеских отношениях с Семеном и предупредит его о твоем посещении, Семен сразу поймет, в чем дело, и тогда мы наверняка даже близко не сможем подъехать к его владениям!

— Не думаю, чтобы старик Можайский так плохо отплатил сыну за верную службу отца! Кроме того, я не скажу ему, зачем мы ищем Вельского. Почему он должен предполагать, что мы хотим Семену зла? И, наконец, у нас просто нет другого выхода!

— Фиши прав, — оживился Картымазов. — Если есть в Гомеле человек, который точно знает, где Семен" так это только князь Можайский.

— Ладно! — Медведев снял кафтан и лег на лавку. — Тогда на рассвете ты отправляешься к Можайскому, а мы ждем на конях, чтобы сразу мчаться во весь опор и перехватить гонца, которого князь пошлет к Семену, как только ты выйдешь из дома.