Асканио - Александр Дюма

И все же, когда император ступил на французскую землю, он не мог побороть своих сомнений и страхов. У границы его встретили два сына Франциска I, а в продолжение всего пути французы оказывали Карлу V всяческие почести и знаки внимания. Но хитрый монарх трепетал при мысли, что это радушие лишь показное и за ним, быть может, скрывается ловушка. «Да, плохо спится на чужбине», — сказал он однажды. На празднествах, которые устраивали в его честь, он появлялся озабоченный и грустный; и по мере продвижения в глубь страны выражение его лица становилось все настороженнее и мрачнее.

Слушая приветственные речи, которыми его встречали в каждом городе, или проходя под триумфальными арками, он неизменно спрашивал себя, не этот ли город станет его тюрьмой, и тут же отвечал на свой вопрос: «Ни этот, ни какой-либо другой. Вся Франция — моя тюрьма, а все эти льстивые придворные — мои тюремщики». И с каждой минутой возрастал дикий страх этого тигра, которому чудилось, что он в клетке и что все окружающие — его враги.

Однажды во время верховой прогулки Карл Орлеанский, этот милый шалун, которому не терпелось, как оно и подобает истинному сыну Франции, стать отважным и учтивым кавалером, проворно вскочил на круп императорского коня и, схватив императора за плечи, с задорной ребячливостью крикнул: «Вы мой пленник!». Карл V побледнел как мертвец и чуть не потерял сознание.

В Шательро мнимого пленника с чисто братским радушием встретил Франциск I и на следующий день представил ему в Роморантене весь двор: славных и галантных сынов высшего дворянства — гордость отечества; ученых и людей искусства — гордость короля. Роскошные празднества и увеселительные прогулки возобновились; император расточал любезные улыбки, но в глубине души трепетал и непрестанно корил себя за необдуманный шаг. Иной раз, желая удостовериться, действительно ли он свободен, Карл V уходил на рассвете из замка, где провел ночь, и с радостью убеждался, что, если не считать официальных церемоний, он пользуется неограниченной свободой. И все же как знать — не следят ли за ним издали? Порой, к великому неудовольствию Франциска I, император внезапно менял заранее намеченный путь и этим портил предусмотренные торжества.

За два дня до прибытия в Париж Карл V вдруг с ужасом вспомнил, чем в свое время оказался Мадрид для французского короля. Ведь столица — самая почетная и самая надежная тюрьма для императора. При мысли об этом Карл V остановил коня и попросил немедленно отвезти его в Фонтенбло, о котором, по его словам, он столько наслышан. Франциск I был слишком гостеприимен, чтобы как-нибудь проявить свою досаду, и, хотя это разрушало все его планы, поспешил отправить в Фонтенбло королеву и придворных дам.

Карла V ободряло лишь присутствие сестры Элеоноры и то доверие, которое она питала к своему прямодушному супругу; но, даже временно успокоившись, он чувствовал себя неуютно при дворе Франциска I. Дело в том, что Франциск I был зеркалом прошлого, а Карл V — прообразом грядущего. Современный монарх не мог понять чувств средневекового героя; не могло быть и речи о симпатии между последним представителем рыцарства и первым представителем нарождающейся дипломатии.

Правда, Людовик XI имел право на звание дипломата с некоторыми оговорками, но мы придерживаемся мнения, что этот король был, скорее, алчным собирателем, нежели хитрым дипломатом.

В день прибытия императора в лесу Фонтенбло была устроена охота — излюбленное развлечение Франциска I. Карла V охота утомляла, тем не менее он ухватился за эту новую возможность проверить, действительно ли он свободен. В разгар охоты он углубился в лес и скакал до тех пор, пока не очутился один-одинешенек в самой его чаще и не почувствовал себя вольным, как ветер в поле, как пташка в небе. Он почти успокоился, и к нему начало возвращаться хорошее расположение духа. И все же императору Карлу пришлось еще раз испытать беспокойство: подъезжая к месту сбора, он увидел возбужденного охотой Франциска I, который спешил ему навстречу с окровавленным копьем в руке. Победитель при Мариньяно и Павии чувствовался в нем даже во время королевских забав.

— Полно, любезный брат, развеселитесь! — воскликнул король, когда оба монарха спешились возле дворца, и дружески взял Карла под руку, чтобы показать ему галерею Дианы, сверкавшую дивной росписью Россо и Приматиччо. — Бог мой! Да вы не менее озабочены, чем я в свое время в Мадриде. Но согласитесь, дорогой брат, у меня имелись на то веские основания — ведь я был вашим пленником! А вы — мой гость: вы свободны, окружены почетом, и вас ждет триумф. Порадуйтесь же вместе с нами если не забавам, которые слишком ничтожны для столь блестящего политика, то хотя бы новой возможности хорошенько проучить этих толстобрюхих пивоваров из Фландрии, задумавших, видите ли, возродить свои коммуны… А еще лучше — забудьте на время о смутьянах и отдайтесь общему веселью! Но, может быть, вам не по душе наш двор?

— Ваш двор изумительно хорош, — ответил Карл V, — и я завидую вам, брат! Вы были при моем дворе и знаете, что он суров и мрачен; угрюмое сборище государственных мужей и генералов, таких, как Ланнуа, Пескер, Антонио де Лейра; а у вас, кроме воинов и купцов, кроме Монморанси и Дюбелле, кроме ученых — Бюде, Дюшателя, Ласкари, — есть также великие поэты и художники: Маро, Жан Гужон, Приматиччо, Бенвенуто Челлини, и, главное, ваш двор украшают прелестные дамы — Диана де Пуатье, Маргарита Наваррская, Екатерина Медичи и множество других. И право, брат, я начинаю думать, что охотно променял бы свои золотые прииски на ваши усеянные цветами поля.

— О! Вы еще не видели прелестнейшего нашего цветка! — наивно воскликнул Франциск, позабыв, что говорит с братом Элеоноры.

— В самом деле? Горю нетерпением полюбоваться этой жемчужиной, — отозвался император, поняв, что Франциск I намекает на герцогиню д’Этамп. — Но уже теперь могу сказать: да, правы люди, утверждающие, что вам принадлежит лучшее в мире королевство.

— А вам — лучшее в мире графство — Фландрия и лучшее герцогство — Миланское.

— От первого из этих сокровищ вы сами отказались месяц назад, — с улыбкой возразил император, — и я глубоко вам за это признателен; а второе из них вы страстно желаете получить. Не так ли? — спросил он, вздыхая.

— Не будем сегодня говорить о серьезных вещах, любезный брат! — взмолился Франциск I. — Признаюсь, не люблю я омрачать пиры и бранные потехи.

— По правде говоря, — продолжал Карл V с гримасой скряги, сознающего необходимость уплатить долг, — Миланское герцогство мне бесконечно дорого, и просто сердце кровью обливается, как подумаю, что придется отдать его.