Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва

слаб, и новый допрос для него может быть губителен. Вы можете просто потерять обвиняемого.

– Именно поэтому, – хмыкнул де Борд, – следствие ведете не вы, Лоран.

После этого холодного замечания де Борд покинул кабинет епископа и отправился на поиски Ренара. Он решил, что ему надоело упорство арестанта. Пришло время покончить с этим.

***

Шаги в коридоре Вивьен заслышал сразу, и невольно напрягся: к нему шло несколько человек – примерно четверо, если верить разносящемуся по коридору эху. Вскоре у дверей камеры показался Гийом де Борд в сопровождении Ренара и двух палачей.

Вивьен вжался в стену больной спиной. Ему хотелось мысленно взмолиться о Божьей милости, но, казалось, обращение к Господу жгло даже его разум после того, как он позволил себе обвинить Спасителя во лжи.

– Взять его, – холодно скомандовал де Борд.

На этот раз он даже не попытался склонить своего арестанта к сотрудничеству. Палачи грубо подхватили Вивьена под руки, и он, сколько хватило его иссякших сил, попытался сопротивляться, но все попытки были тщетными. Он обратил внимание на посеревшее лицо Ренара, который не решался столкнуться с ним взглядом. Не укрылось от него и раскрасневшееся от злобы в свете настенных факелов лицо де Борда.

«Это конец…» – сокрушенно подумал Вивьен. Ему отчаянно захотелось завопить от страха и признаться во всем, в чем его подозревают, но он каким-то чудом заставил себя промолчать.

Ноги арестанта в слабой попытке к сопротивлению волоклись по полу, однако это не мешало палачам тащить его в допросную комнату. Вивьена повергала в ужас мысль о том, что с ним будут делать дальше, а все нанесенные прошлыми допросами раны начали заунывно давать о себе знать.

В допросной комнате палачи вновь привязали его к колоннам – как в прошлый раз – предварительно сорвав с него рубаху.

«Нет, нет, только не снова, пожалуйста, нет!» – завопил он про себя.

– Попробуем еще раз, – строго произнес де Борд. – Система та же, Вивьен. Считай удары вслух. Ты продемонстрировал аббату Лебо тяжесть своих преступлений молчанием, и я милостиво даю тебе шанс искупить за это вину.

Вивьен отчаянно воззрился на Ренара, но тот даже не смотрел в его сторону.

Палач без предупреждения нанес первый удар, и искалеченная спина вспыхнула болью с такой силой, что тут же вырвала из арестанта громкий крик.

– Сосчитай, – приказал де Борд.

Вивьен стиснул зубы, хотя уже не понимал, почему молчит. Ему ведь уже ничто не поможет – с каждым ударом сердца он все больше уверялся в этом, но зачем-то продолжал упорствовать.

Второй удар обрушился на него болезненным росчерком по воспаленной израненной коже, выбив слезы и заставив вновь до крови закусить губу. Вивьен сдавил рвущийся наружу крик и заставил себя не произнести ни слова, хотя губы хотели разомкнуться, чтобы послушно сказать: «один».

Третий удар также последовал без предупреждения, и на этот раз Вивьену не удалось не застонать от жгучей боли.

– Вивьен, ты усугубляешь собственное состояние, не более того, – напомнил де Борд после первого десятка ударов плетьми.

Палач продолжал работу, выбивая из арестанта сочащиеся нечеловеческим страданием жалобные вскрики. На тридцатом ударе Вивьен вовсе перестал их сдерживать, на сороковом осознал, что тихо и жалобно всхлипывает в такт взмахам плетей. На пятидесятом де Борд вдруг воскликнул:

– Остановитесь!

Вивьен со стоном и слезами уронил голову на грудь, не веря тому, что чувствует благодарность к своему мучителю.

«Это он тебя истязал, не смей благодарить его!» – приказал Вивьен самому себе, но что-то в его разуме жалобно простонало: – «Но ведь он… прекратил».

– Отвяжите, – скомандовал де Борд, затем обратился к арестанту: – Ты вынуждаешь нас идти на крайние меры, Вивьен. Ты и никто другой.

Вивьен слабо застонал, попытавшись сопротивляться, когда палачи, отвязав веревки, схватили его под руки и потащили к установленному у стены стулу рядом со столом. Они грубо усадили его, зафиксировав руки, ноги, корпус и шею арестанта кожаными ремнями.

– Ренар, разогревай жаровню, – скомандовал де Борд.

– Ваше Высокопреосвященство…

– Выполняй! – воскликнул архиепископ, и лицо его раскраснелось от гнева.

Ренар замер, перепуганным взглядом уставившись на Вивьена. В тусклом свете факелов допросной он с ужасом смотрел на человека, превратившегося в тень его бывшего друга. Исхудавший, бледный, истощенный, измученный пытками, Вивьен столкнулся с ним взглядом, полным мольбы.

– Ваше Высокопреосвященство, я бы…

– Палач! – прервал де Борд, обратившись к одному из своих подчиненных и окинув Ренара уничтожающим взглядом. – Разогревайте жаровню!

Один из палачей молча отправился выполнять указание архиепископа. Тем временем де Борд кивнул второму, и тот взял со стола пыточные тиски. Расположив их так, чтобы зажать большой палец Вивьена, лежавший на ручке кресла, он зафиксировал пыточное орудие в положении готовности.

Вивьен тяжело задышал, предчувствуя новую волну чудовищной боли.

– Ты будешь проклят за свое молчание, – с нажимом заговорил де Борд, явно потерявший всякое терпение. – Ты будешь обречен на вечные муки ада за свою ересь. И ничто не поможет тебе снискать прощения Господне, если ты не сознаешься в своих преступлениях. Говори, кто передал тебе книгу катаров! Кто твои сообщники? Где вы проводили свои богомерзкие церемонии?

Прежде, чем Вивьен успел осмыслить, о чем его спрашивают, палач начал закручивать винт, и в большом пальце правой руки появилось болезненное давление. Вивьен стиснул зубы.

– Кто передал тебе катарскую книгу? Кто был твоим учителем?

Вивьен только плотнее стиснул челюсти. Он понимал, что наступил момент некоей решающей схватки между ним и де Бордом, но не был уверен, что у него хватит сил ее выдержать.

Палач по кивку архиепископа закрутил винт дальше, и в пальце вспыхнула острая и одновременно давящая боль, пробежавшая по всей правой руке и сосредоточившаяся на кончике пальца. Вивьен зарычал от боли, попытавшись дернуться, но тщетно – тело было накрепко зафиксировано ремнями, врезавшимися в кожу.

– Кто передал тебе книгу? – продолжал де Борд. – И как давно? Вивьен, ты делаешь своим молчанием хуже только самому себе! Ты предаешь Господа, предаешь веру, предаешь все, что было тебе когда-то дорого!

Боль стала невыносимой, и Вивьен вновь застонал сквозь сомкнутые зубы. Из глаз брызнули слезы, и он с силой зажмурился, стараясь убежать от этой боли.

«Пожалуйста!» – взмолился он про себя. – «Пожалуйста, прекратите! Не надо… умоляю!»

Он не знал, смолчал ли из упрямства, или оттого, что сил говорить попросту не осталось. А тем временем боль нарастала. Послышался тихий хруст, и Вивьен ощутил, как из покалеченного пальца начинает течь кровь. Он прерывисто задышал, понимая, что может вот-вот провалиться в забытье: похоже, только так тело могло помочь