Белый шайен - Сергей Юров

— Горит костер, — лаконично сказал он, указав на стоящую впереди березовую рощу.

В остроте обоняния я никогда не годился соперничать с индейцами. В этом меня мог перещеголять любой вылезший из колыбели краснокожий чертенок. И если Боевое Оперенье сказал, что горит костер, то он действительно горел, пусть даже размером со спичечный коробок. Однако кто вздумал развести огонь в такие непредсказуемые дни и в такой опасной стороне? Или сумасшедшие, или уверенные в себе люди.

К роще мы подошли неслышно и столь же осторожно выбрались на край маленькой поляны. Посреди нее, на стволе упавшей березы сидел спиной к нам одинокий краснокожий, держа над костром какую-то дичь. Его старый «спенсер» был приставлен к стволу березы на расстоянии вытянутой руки. В стороне, опустив голову к траве, стояла пегая длиннохвостая лошадь.

— Если это враг, — шепнул я Боевому Оперенью, — то мы прикончим его, и завладеем и лошадью, и оружием, и тем, что так вкусно пахнет над костром. А если это дружественный индеец, то ему просто придется поделиться.

Оглала кивнул и наклонился к моему уху.

— Я обойду и возьму тот карабин.

— Конечно, иначе он перестреляет нас прежде, чем мы с ним познакомимся.

Едва Боевое Оперенье сделал шаг, как на ствол карабина легла левая рука незнакомца. Исходящий от дичи запах сводил меня с ума, и я потерял терпение.

— Ступай, Вапа! — прошипел я. — И если он не уберет руку с карабина, съезди ему рукояткой ножа по затылку.

Незнакомец, словно расслышав мой негодующий голос, в ту же секунду оставил оружие в покое, и стал подкладывать в костер сучья.

— Мни-кте-ло, — произнес Вапа Хакиту. — Я пошел.

— Инанкни йо! — толкнул я его в спину. — Торопись!

Оглала, выхватив нож, крадучись направился к центру поляны. Индеец слез со ствола и, присев на корточки, раздул пламя. В этот момент оглала осторожно взял карабин, заткнул нож за пояс и отошел шага на два от незнакомца, целя ему в голову. Когда он снова уселся на березу, его левая рука по привычке потянулась влево, но вместо карабина она нащупала лишь воздух. Он повернул голову влево, а потом назад и его удивленный взгляд в упор уставился в зловещее дуло собственного оружия.

Не верьте тому, что краснокожие всегда сохраняют самообладание. У нашего пленника враз полезли глаза на лоб. Ему было не до шуток, зато я в следующее мгновение не сумел сдержать легкого смешка, ибо передо мной находился не какой-нибудь арикара или пауни, а чистокровный брюле, и к тому же мой давнишний знакомец, снабдивший меня первой индейской одеждой.

— Вот так встреча! — проговорил я. — Длинная Стрела!

Пока я приближался, испуг сошел с лица индейца, и на его губах заиграла улыбка.

— Ты тот, кого оглала зовут Шайеласка, — указав на меня пальцем, сказал он. — И тот, с кем я давным-давно поменялся одеждой.

— Ну, вот мы и признали друг друга, — произнес я. — А как же ты оказался здесь в одиночестве?

— Вожди выслали Вахин Ханску на разведку, — гордо промолвил индеец.

— Разведчик не должен жечь костры, — упрекнул я его.

— Вахин Ханска целый день был в седле, — с вызовом сказал брюле. — И он прочесал эти места вдоль и поперек.

— В твоем прочесывании нашлись бреши, — с усмешкой сказал я, стукнув себя в грудь и кивнув на Вапа Хакиту.

Индеец хотел было сказать что-то, но, нахмурившись, промолчал.

— Вахин Ханска позволит нам присесть к костру, раз уж он разжег его? — спросил я, взяв у друга карабин и поставив его на прежнее место.

Брюле сделал широкий жест рукой, и уже через несколько минут мы наслаждались поджаренной индейкой. Потом мы раскурили трубки. Я вкратце поведал Вахин Ханске о том, что произошло с нами, и принялся расспрашивать его о последних новостях.

— Где сейчас стоит лагерь? — начал я.

— На западном берегу Жирной Травы, — ответил он.

— В каком месте на Литтл-Биг-Хорн?

— Там, где река делает большой изгиб у устья Целебного Ручья.

В принципе, я и раньше догадывался, куда Сидящий Бык повел людей. Именно за Целебным Ручьем были превосходные пастбища для индейских пони.

— Когда же Та танка разбил лагерь на Жирной Траве?

— Вчера.

— Большая стоянка?

— О, вы еще не видели такого огромного лагеря! — Вахин Ханска важно покачал головой. — На Жирной Траве стоят около тысячи типи, и людей там не меньше семи тысяч. Когда сегодня утром Вахин Ханска отправился на разведку, то, выехав на пригорок, он оглянулся и с великой гордостью посмотрел на эту громадную стоянку нашего народа!.. На ее южном конце высились типи хункпапа, черноногих, ухенонпа, санти и янктонаев, далее, вниз по реке, обосновались миннеконджу, сансарки, брюле и оглала. А напротив небольшого острова поставили свои жилища северные шайены и арапахи. Лошадиный табун свободно пасся на густой траве за лагерем, и у Вахин Хански зарябило в глазах от бессчетного множества животных!..

— Какие вожди, кроме Сидящего Быка, Галла, Американской Лошади и Бешеного Коня, сейчас там? — перебил я разошедшегося индейца.

— Я видел большой последний совет, и вот имена тех, кого мне удалось разглядеть. Прикоснись-К-Тучам, Рисует Коричневым, Черный Щит, Большая Дорога, Вороний Король, Белый Волк, Черная Луна, Пятнистый Орел, Горб, Белый Бык, Горб, Маленький Великан и много других — от тетонов. Шайенов и арапахов возглавляют Две Луны, Ледяной Медведь, Дикий Мустанг, Старый Медведь, Грязные Мокасины, Хромой Белый, Старик-Койот и Последний Бык.

— А есть ли свежие новости о движении генералов?

— Трех звездный Крук остается на Гусином Ручье. Генерал Терри там, где воды Роузбад смешиваются с Рекой Желтых Камней. Сейчас Терри с Кастером приближаются к нашему лагерю. У Длинноволосого есть разведчики кроу, и они обнаружили наш след.

Длинная Стрела умолк, посасывая трубку и глядя в огонь, блики которого играли на его лице и на прическе с единственным орлиным пером. На восточном горизонте показалась яркая луна, в вышине замерцали звезды.

— Ну что ж, Вахин Ханска, — сказал я, зевая. — Пора устраиваться на ночлег.

Индеец кивнул и указал на место рядом с костром.

— Нет, мой краснокожий друг, — покачал я головой. — Только не там, где горят костры.

— Оставайтесь, в предгорьях по ночам холодно.

— Ты же сам сказал, что где-то поблизости Кастер. А этот генерал едва ли спит, когда охотится за индейцами.

— Не будет же он двигаться ночью!

— Он, может, и не будет. Но у него есть кроу, а это опасно.

— Я могу оставить в костре только тлеющие угли.

Упрямство Длинной Стрелы начинало меня раздражать. Индеец облюбовал себе эту поляну и, видно, уже давно решил остаться на ней. Когда после очередного довода, он замотал головой. Я рассердился.