Записки средневековой домохозяйки - Елена Ковалевская

Но я смело встретила ее ненависть.

– Я бы сожалела, если бы приняла ваше предложение. А пока не о чем, – и, гордо выпрямив спину, развернулась и начала подниматься по лестнице в свою комнату. Более в этом доме опасаться мне было некого.

Достав из шкафа первое попавшееся платье, я вызвала служанку и с ее помощью торопливо переоделась, кое-как прибрала голову, а после поспешила к его светлости. Нужно было что-то предпринять, чтобы спасти Себастьяна. Обвинение было абсурдным до невозможности! Я знала, что он не убивал Кларенса, чувствовала это всем сердцем.

Камердинер не хотел пускать меня и даже преградил дорогу, но достало одного взгляда, чтобы он уступил и, отойдя на шаг в сторону, распахнул двери.

Его светлость, и до этого выглядевший неважно, ныне лежал в постели, а возле него суетился доктор. Он тоже попытался возмутиться моему вторжению, но герцог лишь махнул рукой, дозволяя, и я присела на краешек кровати.

– Ваша светлость, скажите, что мне необходимо сделать, и я сделаю, – начала я с горячностью. – Может быть, обратиться к его величеству? Подать прошение или еще что? Если нужно, я сама отправлюсь во дворец и добьюсь аудиенции. Благо мне получить ее довольно просто.

– Я все уже сделал, – тихо проговорил Коненталь, ободряюще похлопав меня по руке, – только его величество в отъезде и будет не раньше чем через неделю.

– Но?! – вскинулась я.

– Ты не волнуйся, его сможет осудить только суд королевской скамьи, а это долгий процесс…

– Он же не виноват! – едва не вскричала я.

А герцог лишь тепло, по-отечески улыбнулся.

– Ты это уже знаешь, – утвердительно произнес он. – Значит, легенда сбывается…

– Ваша светлость, но нужно же!.. – попыталась достучаться до него я, мало что понимая из его невразумительных речей.

– Все будет хорошо. Поверь. Ты во многом не смыслишь и, как женщина, не должна смыслить, это непосильный груз для твоей юной головки, – по-прежнему тихо заверил меня герцог. – А теперь ступай, мне нужно отдохнуть…

Раздосадованная бездействием герцога и возмущенная его пренебрежением к женскому уму, я нехотя поднялась. Конечно же, я понимала, что герцог Коненталь в таком состоянии не способен что-либо предпринять, но я-то была на ногах! Меня не стоило сбрасывать со счетов! Я могла пойти к королю, что-то сделать, главное – сказать, что именно. А герцог, как назло, считал, что женщина ни на что не способна, и ничего не поручил.

Напоследок я попыталась еще раз воззвать к его разуму, но доктор выгнал меня, закрыв дверь перед моим носом. В бессилии я стиснула кулаки и замерла в коридоре, пытаясь совладать с собой. И тут, словно холодный душ, в чувство меня привели раздавшиеся за спиной слова:

– Потаскуха! Хоть бы приличия соблюла – оделась в траур!

Я обернулась. Невдалеке стояла свекровь и холодно взирала на меня. Весь ее вид источал презрение, а страданий убитой горем матери не было и в помине.

– Выкажи уважение к усопшему!

– Уважение? – выгнула я бровь – щека тут же отозвалась болезненным подергиванием. – Что-то ваш сын его мне весьма своеобразно выказывал! Или, может быть, пройти поближе к свету, чтобы синяки виднее было?

– Он мало тебя бил, раз ты под другого полезла! Науку послушания получше вколачивать следовало.

– Эту науку в сына вам тоже вколотить не удалось, – колкостью на колкость ответила я. Похоже, после смерти сына я для свекрови стала врагом номер один. – При смерти такого мужа мне не в траур следует облачаться, а в карнавальные одежды.

– Шлюха и тварь неблагодарная! – От таких слов свекровь напрочь растеряла достоинство и самообладание.

– Зато не лицемерка, как некоторые, – дернула я плечом и, развернувшись, пошла прочь.

Нужно было что-то делать, как-то помочь Себастьяну оправдаться, и я старалась изо всех сил. За два дня я умудрилась прорваться во дворец на прием к первому канцлеру, раза три трясла Ковали, подбивая, чтобы он отправил весточку королю, но все без толку. Мне казалось, всем было совершенно безразлично, что Себастьяна арестовали и посадили в тюрьму. Даже его отцу – герцогу Коненталю – и то наплевать.

На третий день мытарств, почти выбившись из сил и отчаявшись добиться хоть какого-нибудь результата (надо сказать, в тюрьму к Себастьяну меня тоже не пустили), в полном отчаянии я засела в герцогской библиотеке с намерением проштудировать книги по юриспруденции, чтобы понять, отчего же все так спокойны. Но даже не успела толком начать читать, как, прервав мои сосредоточенные усилия продраться сквозь казуистические фразы, в комнату вплыла свекровь. Я решила проигнорировать ее появление, но та, нимало не смущаясь, без приветствия довольно произнесла:

– Я дождалась. Завтра твоего полюбовника сам лорд Брогерст станет судить, – и, более ничего не добавляя, словно одна фамилия лорда должна была все прояснить, как торжествующий победу над врагом, вышла с гордо поднятой головой.

Чтобы сдержать рвущийся из груди крик, я закусила губу и, лишь отдышавшись и придя в себя, поспешила к герцогу в комнату. Однако он вновь не сказал мне ничего вразумительного, лишь туманно ответил, что дело будет рассматривать суд королевской скамьи, и попросил не волноваться понапрасну.

Но как я могла не волноваться?! Как не переживать?! Мир в очередной раз перевернулся с ног на голову, отняв все, что стало дорогим. Едва я поняла, что люблю Себастьяна всем сердцем, его забрали. Однако на сей раз я решила, что не сдамся, что буду бороться до конца.

И вот на следующий день, облачившись во все черное, чтобы не вызвать излишних кривотолков, нахлобучив на голову глубокий капор и набросив на лицо плотную вуаль (припухлость с лица сошла, но синяки еще были видны, проступая на коже желто-зелеными уродливыми пятнами), я в сопровождении герцога и свекрови отправилась на первое судебное заседание.

Всю дорогу в карете до здания суда мы хранили напряженное молчание. Леди Мейнмор всем своим видом изливала холодное презрение. Герцог, откинувшись на спинку сиденья, от слабости прикрыл глаза и, игнорируя атмосферу, царившую в карете, уснул. А я, сжав пальцы крепко-крепко, так, что они даже занемели, старалась внешне сохранять невозмутимое спокойствие, хотя внутри тряслась от нервного напряжения.

Но, как все на свете, поездка подошла к концу, и мы прибыли. Я выглянула в окно – здание суда в пасмурный зимний день показалось мне особенно зловещим. Его высокие колонны из серого мрамора, державшие своды, и резные фигуры строгих судей на фризе символизировали для меня грядущие беды. Сдерживая подступающие слезы, я, едва не спотыкаясь, стала подниматься вслед за свекровью. Та черной гарпией возмездия ковыляла на пару шагов впереди. А герцога, чтобы не утомлять подъемом, по ступенькам наверх внесли лакеи.

Не поднимая головы, скрывая под вуалью лицо, я вошла в зал суда и опустилась на скамью в первом ряду, опять-таки рядом с герцогом и вдовствующей маркизой. Правда, его светлость ободряюще похлопал меня по руке, но…

В моей голове рисовались ужасы предстоящего суда. В этом мире не было ни дактилоскопии, ни приборов, способных установить точное время смерти. Думаю, даже о вскрытии в этом мире еще не шла речь! Я ожидала самого худшего.

Себастьян с особой тщательностью повязывал шейный платок, готовясь выйти в зал суда на предварительное слушанье. Сегодня ему зададут лишь основные вопросы, королевский прокурор, так ненавидящий отца, попытается отомстить, стараясь выдавить немедленное признание, но это мелочи. На такие глупости он, маркиз, досконально знакомый с судопроизводством, не купится. Обвинение Брогерста шито белыми нитками и развалится при детальном разбирательстве. В том, что оно так и случится, маркиз был убежден. Правда, после того как начнется подробное слушанье, все заседания будут проходить закрытыми – ведь нельзя же вытаскивать на всеобщее обозрение шпионские игры и тщательно оберегаемую государственную тайну. А пока… Пока пусть Брогерст наслаждается моментом. Вернется его величество, будут озвучены факты диверсии на фабрике, кража документов Вивьен, вот тогда и посмотрим.

В том, что Кларенса скорее всего убила Вивьен, Себастьян не сомневался. Уж слишком она была взвинчена, слишком взволнована, когда сбегала из дворца. К тому же тем же вечером женщина была на ужине в доме, а при ее деятельности – шпионаже – могла запросто стянуть оружие из кабинета. Да ей ничего не стоило подслушать разговор с Фредериком! Здесь все было просто и складывалось как дважды два.

Гораздо сильнее его интересовали два вопроса: кто подстроил диверсию на фабрике и куда подевалась Вивьен? Сыскари из тайной канцелярии перевернули город вверх дном, но никаких следов шпионки не обнаружили. Она как в воду канула.

За отца Себастьян тоже не переживал: тот знал все нюансы и подводные камни в судейском деле. Герцог будет спокоен и станет терпеливо дожидаться, когда его заклятый враг – верховный королевский прокурор – усядется в лужу. Только Аннель… Он надеялся, что отец все же сообразит, что она, как пришедшая из другого мира, не знает особенностей судопроизводства, и он расскажет ей все подробно.