Удивительные приключения Марко Поло - Вилли Майнк

У Саида не было оружия. Марко со своими людьми нагрянул так внезапно, что Саид просто потерял голову от страха. Ленивая, бедная событиями жизнь соглядатая усыпила его бдительность. И вдруг эти годы оказались вычеркнутыми из жизни. Он снова стал волком, блуждающим среди людей. Саид увидел своего врага в ярком прямоугольнике раскрытой двери. Меч Марко, глухо звякнув, упал на пол.

Марко стоял перед Ашимой. Она в нерешительности сделала шаг ему навстречу. Девушке показалось, что она должна взбежать на гору, на вершине которой, освещенный пылающим заревом заката, стоял ее возлюбленный.

Саид напряг все мускулы для прыжка. На полу лежал меч. Он блестел, как серебро.

— Ашима… — тихо произнес Марко.

Тогда Ашима бросилась к нему и спрятала лицо у него на груди. Марко крепко обнял ее.

Ян услышал шаги. Он резко повернул голову и в полумраке коридора увидел нечеткие очертания какой-то крадущейся фигуры. Он мигом схватил с пола меч, но, прежде чем успел замахнуться, Саид проскользнул мимо него и двумя прыжками спустился с лестницы.

Телохранители полукругом стояли перед входной дверью. Саид попался, словно волк в западню. Он отбивался как бешеный, кусался, царапался и в бессильной злобе выкрикивал бранные слова. Его убили, как собаку.

ПОД БОЛЬШИМ ПАРУСОМ

Дорога спускалась с гор. Неделю не было дождя. Трава покрылась толстым слоем пыли. Перед полуразвалившимися каменными воротами у въезда в деревню стояли два суковатых дерева. Горы здесь были лысые, только кое-где поросшие невысоким кустарником. Сквозь редкую траву просвечивала желтая земля. Крестьяне в этих краях жили в пещерах, а дворы ограждали низкой изгородью, сложенной из острых камней. Широкая река со светло-зеленой водой протекала вдоль всей деревни, и это было воистину благословением господним, потому что даже жарким летом она не пересыхала, а весной, в половодье, никогда не выходила из своего обрывистого скалистого русла.

Матео лежал в прохладной пещере. Возле него сидела старуха, время от времени она окунала тряпку в миску с холодной водои и клала ее на лоб больного. Сердце Матео разрывалось от тоски по Венеции и по морю, голова пылала, в висках стучала кровь. Больная рука так отекла, что уже не была похожа на руку. Вчера еще она так невыносимо болела, что Матео боялся сойти с ума, а сегодня утратила всякую чувствительность и, словно чужой предмет, лежала вдоль тела. Матео казалось, что грудь его охвачена железным кольцом и кольцо это стягивается все туже и туже.

Он дышал тяжело и прерывисто.

— Положи меня повыше, мать, — сказал он женщине.

Старуха склонилась над ним, но не поняла его, потому что больной говорил на незнакомом ей языке. Матео заглянул в ее выцветшие глаза.

— Положи меня повыше, — попросил он еще раз.

Тогда она поняла, принесла рыбацкие сети и, скатав их, подсунула под подушку. Он повернул голову, и это движение исчерпало его силы. Он закрыл глаза и прислушался к шуму в ушах. В лице его не было ни кровинки. Лоб и щеки были землисто-желтые, длинная борода пестрела серебряными нитями. Женщина вытерла ему пот со лба. Тогда он снова открыл глаза и сказал ясным голосом:

— Мать, я скоро умру. Позови Фань Гунн-ду.

Женщина встала и вышла из пещеры. Он остался один. Сквозь дверной проем он увидел рисовую мельницу с каменными жерновами. В пещеру зашла курица, с важным видом склонила голову к миске и набрала в клюв воды. Затем откинула голову назад и проглотила. Так она пила, не обращая никакого внимания на лежащего рядом человека. Матео устало улыбнулся.

По ту сторону реки высились горы. Он ясно видел их мягкие очертания. Но пейзаж этот был ему чужой, все вокруг было чужим. Родного здесь не было ничего. Неужели ему суждено умереть в какой-то глухой катайской деревне? Постичь это было невозможно. Курица пила из миски… «Гляди в оба, клушка, не то тебя сцапает Хозяйчик». Солнце сияло беспощадно ярко, и все предметы, озаренные его светом, отбрасывали резкие тени.

Фань Гунн-ду вошел в пещеру, стараясь придать лицу беззаботное выражение.

— Что это ты выдумал? — спросил он веселым тоном. — Потерпи немного. Через несколько дней ты будешь совсем здоров. До Ханбалыка осталось всего сто двадцать ли. Четыре дня пути, и мы будем в столице.

Мучительная боль терзала огромное тело Матео. Она пронизывала его всего, с головы до ног. Глаза капитана глубоко запали и лихорадочно блестели.

— Слушай меня внимательно, Фань, — сказал Матео. — Ты войдешь в город через Южные ворота. Пойдешь по улице Тысячекратного счастья, свернешь на третью поперечную улицу и спросишь там Марко Поло. Все, что мне принадлежит, я оставляю Ашиме. Деньги, рубины, все… Ты останься с ней и с Марко. Так я хочу. А себе возьми то, что тебе нужно.

Фань Гунн-ду сменил ему мокрую тряпку на лбу.

— Дай мне попить, брат.

Фань Гунн-ду пошел за кувшином. Он долго стоял в темном углу пещеры, не в силах сдержать слезы, заливавшие ему лицо.

— Не умирай… — заклинал он Матео. — Я приготовлю тебе «курицу нищих». Я сделаю для тебя все, что ты только захочешь.

— Я не могу здесь умереть, — произнес вдруг Матео так громко, что Фань испугался. — Отнеси меня в лодку. Я хочу умереть на воде.

— Пей, Матео. Я все для тебя сделаю. Я сейчас побегу на берег и остановлю плывущую мимо джонку.

Больной пил жадно, большими глотками, а потом в изнеможении откинулся на подушки.

— Беги, Фань, — сказал он. — Осталось мало времени.

Старуха снова села у изголовья больного. Она вошла в пещеру бесшумно. Матео не заметил ее присутствия. Вместе с обжигающей болью к нему пришли сны. Грань между воображаемым и действительным стерлась. Глаза уже не воспринимали внешний мир. В памяти всплыло все, что годами таилось в глубине сердца.

Вот он лежит у себя дома, в Венеции, — в комнате царит полумрак, хотя на улице и сверкает солнце. Ночью он совершил рейс на черной барке, а теперь лег отдохнуть после этого напряженного плавания, но никак не может заснуть. Он беспокойно ворочается на постели. Лючия все трет и трет медный котел… до блеска. Матео смотрит на нее, лицо ее печально… На Риа де Чиавони в вечернем сумраке отчетливо вырисовываются контуры корабля. «Так ты возьмешь меня с собой, Антонио? Пойми, мне стало невыносимо в Венеции». Волны бьют о борт корабля. Он стоит у руля. «Ты видишь, Марко, вот оно, море. У него нет берегов. Гляди, какое оно многоцветное. Чуешь его запах? Волны, ветер и небо, солнце, месяц и звезды — все это относится к морю. Но только тогда, когда ты стоишь под парусом. Это и есть счастье, Марко! Я хочу умереть под большим парусом…»