Мракобой - Дино Динаев

он, голос тоже не поддавался, хрипел, рвался и действительно более походил на карканье, Бекку потом сделалось очень стыдно за минутную слабость.

Вот ведь штука. Думал, кореша в неудобняк поставить, а сам сел в лужу хорошо, основательно, по самые брови.

— Как же так, Палыч? Как ты мог? — чуть не плача проговорил майор[59].

Палыч продолжал говорить тихим голосом. Будто сам с собой разговаривал. Может так и было. Доселе у него не было необходимости объяснять собственные поступки.

— Встаю иногда утром и по привычке зову жену или Сашку. Потом правда сразу все вспоминаю. И Сашку в белом костюме на заплеванном асфальте, и рвущие душу слова Татьяны. Я по утрам обожаю яичницу и кофе со сгущенкой. Вот сижу, ем в пустой кухне, и каждый глоток отзывается эхом. Поверь, не чую никакого вкуса после этого. Пантанал восхитительный проект, волею случая мы уже давно части его, а я вот сижу и думаю. На хрена! Не заводят меня сейчас грандиозные эксперименты над человечеством. Я все понимаю. Великолепная инопланетная мысль плюс высочайшее по мастерству и масштабам воплощение. И оно меня не трогает. Ну и что. Выбрал меня Проект и ладно. Качусь по инерции — Париж, Лондон, вот теперь Москва. А сам думаю, интересно, когда я сдохну. Тривиально отдам концы. Отойду в пустом гостиничном номере, или дома, который перестал быть домом. Разве это дом, который ненавидит тебя и твое чавканье по утрам. Который не ждет по вечерам. Да и некому там ждать. А потом появляется Эва! — Палыч впервые грустно улыбнулся. — Тогда в Париже мне не хватило двух суток, чтобы вытащить ее из тюрьмы. Я не успел. Не успел, как всегда. Я знал, что ее симпатия ко мне всего лишь игра французской разведки. Ну и пусть! Я хочу, чтобы со мной играли! И потом, когда я увидел ее здесь, я сразу все понял, но мне было все равно. Хоть день, хоть еще одна ночь, но мои! Какое счастье было прижать ее к себе, вдохнуть запах, услышать ее голосок. Это как вернуться в прошлое. Ее нет, говорил разум, но вот же она, говорило сердце. Я поверил в чудо. Я, старый дурак, поверил в чудо как мальчишка. Но как нам тогда понять цели Пантанала если мы не будем верить в чудеса? Мы слишком логичны, слишком зашорены. Законы физики, арифметика, а прим равно б прим. А что если кроме этого есть что-то еще? А что если чтобы понять, надо самому сойти с ума?

Бекк молча выслушал тираду, которая судя по желвакам ему безумно не нравилась.

— Про ум ты вовремя вспомнил! — проговорил он. — Ты в курсе, что тебе расстрельная статья светит?

— Ты меня спасешь!

— Я бы не стал утверждать это так уверенно. Я конечно толерантно отношусь ко всякого рода уголовникам, но за госизмену… Извини.

Палыч придвинулся, сунул майору записку и прошептал.

— Резидент Пантанала велел принести пробы от саркофага. Они будут интересны вашим аналитикам. В маляве указано место, где я их спрятал.

— Ну, Палыч! — вырвалось у майора. — Умеешь ты мотивировать! Но вытащить тебя будет сложно!

Палыч беспечно улыбнулся.

— Это как раз легче легкого. Сделай так, чтобы мне разрешили прогулки. И еще. Узнай с какой стороны забора есть высокое дерево!

25. Мракобой

Озерковская набережная, 44.

Я ушел из кальянной ночью. Шел по обочине улицы, прижимаясь к стенам домов, отмечая разительную перемену, произошедшую с городом. Москва погрузилась во тьму. Едва отошел от кальянной словно попал в каменный век. Никаких машин, визжащих покрышками на поворотах. Клаксонов. Пьяных криков спившихся граждан. Либо гортанных приветствий мигрантов. Опять же. Без песен на плохих проигрывателях «Я без тибя ни магу!».

Шум был, но другого порядка. Стреляли. Вдалеке бухали одиночными. Пару раз уже ближе раздавались истошные крики, нехорошо оборвавшиеся. На стенах метались блики от далеких пожарищ. Все попавшиеся на пути сетевые магазинчики были как один разграблены.

Я сунулся в один, и едва не наступил в темноте на покойника. Трупы стали встречаться и на улице.

Шуша нашлась! Наверняка ушастый скрывался неподалеку, опасаясь подойти к дурно пахнущей кальянной. А стоило мне отойти, как шерстяной обнаружился на подоконнике ближайшего дома. Сидел в полной неподвижности, изучая меня черными бусинками глаз. Уж как я был рад. Стиснул ушастого, прижал. Тот сразу вывернулся, спрыгнул и стал вылизывать шкурку. Шиншиллы терпеть не могут следы от жирных рук. А все руки людей для них жирные. Шиншиллы и купаются не как все в воде, а в пыли. Шкурка у них чрезвычайно густая и от воды не просушивается.

От покойников Шуша шугается сильно. Я сначала не понял почему. Потом углядел сидящую над трупом огромную крысу. Прикрикнул на нее, в ответ она оскалила огромные окровавленные клыки. Укусит, и куда я потом денусь. Оптимизированной медицины более нету.

Вскоре услышал плеск воды и вышел на Озерковскую набережную к водоотводному каналу. Где-то здесь должны были быть переброшены мостки, но в темноте ни черта не было видно. Решил подождать до утра.

Рядом в полной темени возвышалась многоэтажка. Я обошел ее со двора. Все подъезды были закрыты железными дверями, но без электричества их функция превратилась в проформу. Шуша незамедлительно шмыгнула в первый попавшийся подъезд.

Первый этаж я пропустил. Заметил, что все окна зарешечены, так что в случае шухера не оставалось другого выхода. На втором тоже были железные двери, но все распахнуты. Никаких следов взлома я не обнаружил. Жильцы сами оставили свои квартиры открытыми, чтобы мародеры не портили замки.

Я выбрал дверь потолще и вошел. Шуша как всегда стремительно ворвалась поперед батьки и мигом втерлась в первую попавшуюся щель между мебелью и стеной. Я всегда удивлялся, как залихватски она это проделывает, а ведь попец у нее дай боже.

С другой стороны, раз Шуша ничего не почуяла, знать в квартире нет чужих. Я запер дверь и наскоро осмотрелся вновь приобретенным ночным зрением. Квартира оказалась целехонька. Девайсы, мебель, керамогранит напольный в идеальном состоянии. Огромный матрас Аскона белейший как снег и даже не обоссан. Сколько я потом встречал их обоссанных, исполосованных, вывернутых наизнанку, словно кто-то мстил за прошлую жизнь именно матрасам, словно белые пружинистые матрасы Аскона и были символом утраченного комфорта.

Именно на этом чудесном матрасе я и нашел упокоение на ночь. Полежал, слыша быстрые мелкие шажки Шуши по керамограниту. Пару раз ушастый поскользнулся и навернулся, видно попу занесло на повороте. А потом провалился в сон.

Утром