Сафари - Артур Гайе

Иногда они целыми днями крались следом за движущимися серыми великанами; с бесконечным терпением и осторожностью подползали они поближе, но часто в последнюю минуту их надежды оказывались напрасны и они вынуждены были поспешным бегством спасаться от нападения рассвирепевших слонов. Из десяти выслеженных или подстреленных слонов им доставался самое большее один, да и тот редко обладал большими тяжелыми клыками. Смерть караулила их на каждом шагу, но они ни за что не согласились бы отказаться от намеченного пути. А путь этот прокладывали следы самого крупного в мире животного.

Месяц за месяцем бродили вакуа по пустыням. Сегодня они охотились у озер Ньира, через неделю в горах Бура, а через несколько дней — на возвышенностях Найвасха. Настало время дождей и снова прошло. Зеленый ковер степей побурел и исчез, слоны удалились в горы и долины рек… Через полгода после смерти Бугвана вакуа, нагруженные слоновыми клыками, снова появились в темно-зеленых горных лесах Лонгидо. И, как уже было однажды, их покинуло счастье, но на этот раз навсегда…

Преследуя большое стадо, они проникли в горные долины западнее Килиманджаро. На поросшем травой скате они окружили слонов. Первые же выстрелы, повторенные раскатистым эхом гор, свалили одного слоненка с единственным клыком, остальных же обратили в дикое бегство.

Но вдруг в торжествующий хор охотников, поглощенных своей добычей, врезалось громовое «Симамени!» (Стойте!) Они в недоумении подняли глаза на скалистый гребень, где увидели желто-коричневых людей, целившихся в них из ружей. Другие появились сзади них, а среди деревьев долины тоже показались вооруженные люди. Они сбегались быстрыми прыжками и окружали охотников тесным кольцом.

— Аскари! Бегите, братья! — закричал Хамис.

Со всех сторон снова раздалось: «Стой! Руки вверх!» Тогда Ньира приложил ружье к щеке. Раздался выстрел.

В то же мгновение все вокруг загремело, в воздухе зажужжали и засвистели пули. Вакуа рассыпались во все стороны, беспорядочно стреляя в желто-коричневых людей. Вдруг Ньира высоко подпрыгнул и свалился на землю.

Хатако бросился к нему.

— Ты ранен?

Ньира ничего не ответил. По его телу пробежала судорога, затем оно вытянулось.

Кимбеле схватил Хатако и поставил его на ноги.

— Беги! Это немецкие аскари! Мы не должны здесь охотиться!

Они стрелой сбежали с горы. Вслед им трещали выстрелы. Кимбеле тоже упал, скатился вниз по скату и остался лежать без движения. Последним прыжком Хатако добрался до дерева. Но вдруг он вздрогнул, поднял ногу и зажал ладонью две маленькие дырочки на ноге, из которых лилась кровь. Он огляделся, разбежался, прыгнул, повис на суке дерева и через мгновенье исчез в темной листве.

Когда ему наконец удалось раздвинуть густые ветви, он увидел, как аскари сносили раненых вакуа к одетому в белое европейцу, который делал им перевязки. Али и Нгуру стояли со связанными руками перед другими аскари с блестящими золотыми эполетами. Рядом с мертвым слоном лежали трупы Ньиры, Кимбеле и еще одного охотника. Остальных Хатако не видел. Из его раненой ноги кровь тяжелыми каплями падала на лист нижней ветки. Из-под мрачно насупленных бровей глаза его были устремлены вдаль, на высокую остроконечную вершину. Высоко, там, где одинокий утес врезался в облака как нос корабля, блестел в лучах вечерней зари маленький серый холмик, — могила Бугвана. Дикарь вспомнил ту ночь, их сплетенные руки и слова Хамиса: «В жизни и смерти». Он резко вскинул голову и мрачно посмотрел в сторону аскари, затем уселся на сук, содрал кору, прикрыл рану листьями и завязал их. Он сидел неподвижно, только изредка меняя положение, чтобы не дать онеметь ноге, и неотступно наблюдал за тем, что творилось внизу. Аскари выломали у их слона клык; другие тем временем хоронили его мертвых товарищей; остальные разбивали палатку.

Когда настал вечер, Хатако слез с дерева и прокрался к месту стоянки. Вблизи от лагеря он лег на землю и медленно пополз. Так ползком, прислушиваясь и снова продвигаясь вперед, он часами осматривал лагерь. Когда стемнело и кругом все смолкло, он прокрался мимо неподвижно стоящего на посту караульного, пробрался между спящими солдатами и приблизился к месту, где рядом с верховыми ослами лежали со связанными руками его два товарища. Он легко коснулся плеча Нгуру. Спящий вскрикнул. Хатако быстро прикрыл ему рот рукой и перерезал ножом связывавшие его веревки. Они осторожно разбудили Али и освободили его…

Они уже ползли к выходу, когда вдруг встал один из вьючных ослов. Он потянулся и огласил воздух громким криком. В ту же минуту перед ним очутился караульный аскари, залитый красным отблеском костра. Он пристально вгляделся в темные фигуры, притаившиеся в траве, и внезапно вскинул ружье.

— Сиама ве (стой), — раздался его окрик.

Беглецы вскочили на ноги, Али и Нгуру исчезли во тьме, но раненая нога Хатако отказалась служить и он свалился на землю. Аскари набросились на него с криком «Караул!», и между ними завязалась отчаянная борьба. Лагерь пробудился, со всех сторон стали сбегаться люди. Дюжины кулаков обрушились на гибкое тело дикаря, его повалили на землю и опутали веревками.

Громкий голос спросил что-то, из палатки раздались торопливые приказания, вспыхнули огни факелов. Аскари бросились во все стороны ловить беглецов. Затем они притащили Хатако к палатке.

— Встань! — крикнул на него офицер.

Хатако не шевельнулся. Он мельком взглянул на офицера и равнодушно отвернул голову. Аскари поставили Хатако на ноги, но как только они разжали руки, он снова упал на землю.

Тогда шагнул вперед другой белый. Это был высокий бледный человек в очках.

— Оставьте его! Разве вы не видите, что он ранен?

Быстро сняв пропитанную кровью повязку, он осмотрел рану. Один из аскари принес белый ящик. Врач заботливо промыл и перевязал рану.

— Это пуля, правда? — спросил он.

Хатако не ответил. Один из аскари толкнул его ногой, но врач отстранил его и нагнулся к Хатако:

— Почему ты не желаешь отвечать? — спросил он спокойно и ласково.

Хатако сжал губы и отвернулся. Врач вдруг взял из рук санитара фонарь и внимательно стал разглядывать тавро племени, выжженное на лбу Хатако.

— Ам мьема!

При звуке этих слов судорога пробежала по телу дикаря. Он слегка привстал и с изумлением посмотрел на белого человека, говорившего на языке его народа.

— Да, бана, я мьема. Но разве ты не белый? — спросил он.

Врач усмехнулся.

— Конечно, я белый. Но я хорошо изучил твой народ и твою родину. Я люблю их. Ну, расскажи мне, кто ты, и поверь, что я твой друг.