Маска времени - Мариус Габриэль

Кандида внимательно стала разглядывать рану. Она почернела, но запаха или гноя не было. Скорее всего, это действовал чудодейственный пенициллин. Девушка почувствовала явное облегчение. Если бы все оказалось намного серьезнее, то Кандида вряд ли смогла помочь несчастному. Она намылила больное место так осторожно и аккуратно, как только могла.

– Вы поправитесь. Это чудесно.

Американца начал бить озноб.

– Где Дэвид? – спросил он.

– Он в безопасности. Не беспокойтесь о нем.

– Я должен поговорить с Дэвидом. Надо срочно переправить меня отсюда. Он не должен подвергать риску ваши жизни.

– Лежите спокойно. Немцы уже были здесь и ушли ни с чем.

– А если им вздумается вернуться?

– Не вернутся.

– Кто знает.

Несмотря на слабость, от этого человека исходила удивительная энергия.

– Мне нельзя здесь оставаться.

– Вы мой пациент, – сказала Кандида, – и я сама решу, когда вас можно будет перевозить.

– Но это бремя слишком тяжело для вас.

– Я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения.

– Сомневаюсь.

Кандида намылила губку. Голый, американец оказался намного привлекательнее, чем в рубашке. Его тело не было таким мускулистым, как у Дэвида, но в нем чувствовалась элегантность и сила.

– Паоло принес ваш рюкзак, – говорила Кандида, пытаясь успокоить американца. – Ваши книжки оказались сплошь исписанными карандашом. Когда я училась в школе, то учителя обычно били нас по пальцам, если мы хоть что-то писали в книге. Поэзию я никогда не читала. Расскажите мне что-нибудь о Данте.

– Я не учитель, – бросил американец куда-то в стену.

– Значит, вы не будете бить меня по пальцам.

Кандида продолжала мыть раненого. Раньше ей не приходилось видеть обнаженное мужское тело. Даже такое – раненое и беспомощное – оно создавало некую интимность. Впрочем, когда касаешься чужой плоти, то интимность почти всегда присутствует, как и нежность.

– Я любила ходить в школу. Но меня рано отправили работать на ферму. Вы счастливчик. Вы такой образованный.

Когда Кандида принялась отстегивать ремень Джозефа, он остановил ее.

– Не надо.

– Но я должна полностью вымыть вас.

– Нет.

Кандиде пришлось вступить в борьбу с американцем. Она была удивлена его поведением. Бесстрашный партизан, читающий поэзию и стесняющийся собственного тела.

– Просто расслабьтесь.

– Нет. Я вымою себя сам.

– В таком-то состоянии?

– Да. Дайте только губку.

Наверное, ему надо было дать большую дозу морфия. Кандида уступила и передала губку:

– Позвольте хотя бы помочь вам.

– Нет. Отвернитесь, – скомандовал раненый. Это задело Кандиду.

– Неужели вы думаете, что я фурия какая-нибудь, которая только и ждет подходящего момента, чтобы наброситься на свою жертву.

– Отвернитесь.

– С медсестрами в госпитале вы бы так себя не вели.

– Но это не госпиталь, а вы – не медсестра. Отвернитесь, пожалуйста.

Кандида повиновалась и села, уставившись в противоположную стену. Она прислушивалась к тем звукам, которые издавал Джозеф, пытаясь раздеться.

– Вы невозможный человек. Я ведь хотела только помочь вам.

Американец ничего не ответил. Кандида слышала только, как он с большим трудом совершал обряд омовения.

– Мне жаль вас. Вы, наверное, очень плохо думаете о женщинах, если так себя ведете.

Кандиду сжигали гнев и досада. Неожиданно Джозеф взревел от боли. Девушка обернулась. Его бедра были в мыле, а из раны текла черная кровь.

– Глупый человек, у вас же разойдутся швы. Ложитесь на спину.

Без дальнейших церемоний, девушка выхватила губку у больного и закончила омовение.

– Не знаю, что с вами? – не унималась задетая за живое Кандида. – У меня есть брат, и у вас нет ничего, чего бы не было у него.

Затем Кандида переодела американца в чистое белье. Может быть, там, у него в стране, все стесняются своего тела, кто знает?

– Ну вот и все, – примирительно произнесла девушка. – Теперь я должна вас оставить с миром.

Лицо американца не выражало ничего. Он избегал встречаться взглядом с Кандидой.

– Спасибо. Спасибо за все.

Кандида уже уходила, когда произнесла неожиданно для себя:

– Вы уже не просите меня поцеловать вас перед уходом?

Джозеф посмотрел на девушку. Улыбнулся. И вдруг лицо его совершенно изменилось, словно осветилось изнутри:

– Поцелуйте, если хотите.

Кандида почувствовала, будто вся тает внутри, и горячий воск капает прямо в сердце. Она наклонилась и быстро поцеловала американца не в щеку, а в губы.

– Вы очень смелый, – прошептала девушка при этом. Затем она встала и оставила Джозефа одного во тьме. Отец уже вернулся с работы. Он стоял у самого огня, пытаясь согреть руки. Вид у него был мрачный.

– Как там наш американец, девочка?

– Лучше, – тихо произнесла Кандида, чувствуя какую-то вину перед отцом.

– Схожу вниз. Надо поговорить с ним.

– Скажи ей, – вмешалась неожиданно Роза.

– Скажи что? – недоуменно переспросила Кандида.

– Что твои замечательные партизаны натворили. Скажи, скажи, Винченцо.

– Это были эсэсовцы. В отместку за смерть немецких солдат они вчера повесили в Сан-Вито около двадцати человек.

– Всех мужчин, – добавила Роза, – от подростков до стариков. На площади немцы соорудили настил и повесили всех на глазах у женщин. Никому нельзя было уйти с этого проклятого места, пока последний несчастный не перестал биться в судорогах.

Кандида опустилась на стул, чувствуя, что теряет сознание. Сан-Вито – маленькая деревушка, которая находилась неподалеку от места, где произошел взрыв. Даже для эсэсовцев это была слишком жестокая месть.

– Но почему? – прошептала девушка.

– Кто знает. Расскажи об этом своему американскому другу. Расскажи, скольких женщин он сделал вдовами, а детей сиротами своим дурацким взрывом.

– Роза, – спокойно вмешался Винченцо, – ты не можешь винить партизан в том, что сделали эсэсовцы.

– Я ненавижу их всех, – сказала женщина и вновь принялась за работу. – Тео был прав. Нам не нужна была эта война в 1940 году, и мы не хотим ее сейчас. Пусть убивают друг друга где-нибудь в другом месте.

– Другие места тоже заняты, – мрачно произнес Винченцо и направился к двери, ведущей в подвал. – Мы сами позволили Муссолини тащить нашу телегу в течение двадцати лет. А сбросить его оказалось делом не таким уж и легким. Значит, Роза, мы должны следовать своей судьбе.

Кандида сидела в заброшенном сарае уже с полчаса, прежде чем она услышала шаги Дэвида.

Он появился в дверном проеме, полностью закрыв его. Сначала он просунул голову, пытаясь привыкнуть к темноте.

– Вы пришли слишком рано. Леди себя так не ведут.

– Почему? Мне что, следовало опоздать? – переспросила, смущаясь, Кандида.

Она никому не сказала о своем свидании. Впервые мужчина назначал ей встречу, и это свидание казалось ей делом огромной важности. У нее не было ни косметики, ни духов, но она все равно тщательно готовилась и, расчесав свои красивые черные волосы, перевязала их сзади красной бархатной лентой. Кокетство было у Кандиды в крови.

Дэвид опустился прямо перед ней на землю. Он не брился с того последнего раза, и его щеки были покрыты сейчас золотистым пушком. Он улыбнулся Кандиде снизу:

– На свидания леди всегда должны опаздывать, Кандида, чтобы мужчина чувствовал, что он у нее не один.

– Но вы же один, – смущаясь, начала девушка. – Я специально постаралась, чтобы не опоздать.

– Что ж, я очень тронут. Но долго я не могу с вами оставаться. Всего несколько минут. Я очень рисковал, придя сюда.

– У вас все в порядке? Немцы как с ума посходили.

– Пока меня не схватили.

– Паоло сказал, что вы расстались.

– Джакомо вернулся в свою деревню в Венето. Мы слышали, что некоторые из англичан ушли в Валле-д'Аоста, в Швейцарию. Другие добрались до Доломитовых Альп, куда немцы не сунутся.

– А вы?

– Я не собираюсь замерзать в горах или проводить остаток войны где-нибудь в швейцарском отеле.

– Но вы же совсем один.

– Ничего. Присоединюсь к другому партизанскому отряду. А пока мне все помогают. Меня кормят, укрывают. Прекрасная жизнь.

– Вы уверены, что никуда не уйдете?

– Уверен, потому что знаю, что делаю. Не беспокойтесь обо мне, – лениво произнес англичанин.

– Вы слышали, – нерешительно начала Кандида, – что случилось в Сан-Вито?

– Да. Этого и следовало ожидать. – Англичанин прикрыл свои тяжелые веки.

– Я так беспокоилась о вас. Где вы спите, кто вас кормит? Возьмите. Я принесла это для вас.

– Что это? Хлеб, колбаса, сыр. Добрая девочка. Я умираю с голоду. – Англичанин начал раскладывать еду прямо на полу. – Как там Джозеф?

– Лучше. Завтра его осмотрит доктор. Он говорит, что Джозеф выжил только благодаря чуду.

– Паоло мне рассказал, что вы ухаживали за раненым как настоящая медсестра.