Тайник теней - Мария Грипе

Все знают, где находится храм. Он всегда в одном и том же месте. Туда можно прийти, когда захочешь. Поэтому ты частенько это откладываешь. На следующий раз. На лучшее время, когда в твоей душе будет больше гармонии.

Бог ждет.

И Каролине казалось, что Сигрид тоже будет ждать всегда.

Каролина провела в Замке Роз всего несколько дней. Многих нужно было навестить. Со многими увидеться. Она металась от одного к другому. То и дело вспоминая о Вещей Сигрид. Она хотела оставить их встречу, как самое приятное, на потом. Когда со всем прочим она уже разделается. И тогда она зайдет к Сигрид. В совершенно особенном расположении духа.

В тот раз не получилось. Но в следующий раз…

И вот получается, что следующего раза уже не будет.

Но как же Сигрид могла умереть? Ничего не сообщив Каролине…

Это словно последний большой обман. Каролина в отчаянии и бешенстве. Она и не знала, что Сигрид так много значила для нее. Никогда бы не подумала, что станет так горевать. Так безумно. Так безутешно.

Прошла пара дней, и Каролина получает письма. Одно за другим.

Маленькие плотно расположенные строчки в маленьких шуршащих конвертах. Ей даже не хотелось брать их в руки. Ведь никто не знает, что за новости они таят.

Лидия пишет… Берта пишет… Амалия пишет… И Хедда. Они говорят о случившемся в уместных случаю выражениях, со смирением: «Ведь она была такой старенькой…»

Ничего подобного!

Они совсем ничего не понимают.

Она была древней и вечно молодой. В одно и то же время. Должно быть, просто-напросто произошел несчастный случай. Такие, как Вещая Сигрид, так просто не умирают. Во всяком случае, не предупредив заранее.

В письмах её называют «уснувшая вечным сном».

Как это – уснувшая? Ведь она умерла? Это не одно и то же. К чему это лицемерие?

Расскажите лучше, как она умерла. И почему? Об этом никто не пишет ни слова, только о том, что Сигрид была такая старенькая, черт возьми!

Собственно, Каролине следовало бы самой поехать туда и узнать, что случилось.

Но она будто парализована.

Проходит неделя, и приезжает Розильда.

Приятный солнечный день, стоит бабье лето. Но Розильда, словно ангел смерти, вся в черном. Вот она стоит у Каролины в дверях, отбрасывая впереди себя темную тень, которая ложится на залитые золотом солнца половицы.

Каролина указывает на нее пальцем и громким голосом произносит:

– Человек, не загораживай мне солнце! Отойди!

Розильда в испуге отшатывается назад. Тогда Каролина подбегает к ней и берет ее за руку.

– Нет-нет. Я хочу сказать, входи. Но ты должна немедленно снять с себя этот ужасный наряд.

Каролина бросается к гардеробу и находит свое лучшее платье. То самое, которое она надевала в Замке Роз, когда хотела показать, что она Каролина, а не Карл.

– Вот! Возьми мое платье!

Розильда смотрит на нее с удивлением и легким испугом, но делает, что ей говорят. С собой у нее большой сверток. Она кладет его на стол и начинает послушно снимать свою одежду и надевать платье.

Она переодевается не спеша, Каролина помогает ей. Траурное платье Розильды тяжелое и роскошное. Нижняя юбка из плотного блестящего шелка, а само платье отделано более тонким матовым, лиф крепится к юбке маленькими обтянутыми шелковой нитью крючками и петлями, которые скрывает широкий пояс. Это старомодное платье, застегивающееся на тысячу черных пуговок. Каролина вне себя.

– Как ты могла напялить на себя такое?

– У нас ведь траур. Я не задумывалась над этим.

– Траур? По Вещей Сигрид?

– Да.

– Но ведь она совсем не хотела, чтобы по ней скорбели. Разве ты не знаешь? Она хотела, чтобы день ее смерти отметили, как праздник.

Розильда кивает.

– Я тоже так думала, и папа со мной согласился. Мы ведь отметим, ты и я, правда? Собственно, за этим я и приехала. И еще, чтобы подарить тебе подарок.

– Подарок? Но у меня не день рождения.

– Подожди и увидишь!

Розильда берет сверток и осторожно вкладывает его Каролине в руки.

– Какой тяжелый!

– Да. Это тебе.

– От тебя?

– Нет, – говорит Розильда, покачав головой.

– От мамы?

Но Розильда снова отрицательно качает головой.

– Ты поймешь, от кого этот подарок, как только развернешь его.

Дрожащими руками Каролина снимает бумагу. Розильда помогает ей. Подарок слой за слоем завернут в оберточную бумагу и старые газеты. Под ними оказывается что-то большое и твердое, завернутое в льняное полотно. Пальцы у Каролины так трясутся, что она едва может развязать узел. Она начинает подозревать, что…

– Давай подождем с подарком, Розильда. Думаю, мне надо развернуть его, когда я буду одна.

– Ты поняла, что там?

– Думаю, да.

– Хочешь, я подожду на кухне?

Но Каролина качает головой.

– Нет, нечего тут ждать. Мне надо побыть одной довольно долго.

Розильда вздыхает и огорченно улыбается.

– А я думала, это будет сюрприз!

– Это и есть сюрприз.

– Но ведь ты уже догадалась, что это.

– Да. Но все равно это очень неожиданно.

– А почему мне нельзя быть с тобой, когда ты его откроешь? Может, ты не хочешь, чтобы я его видела?

– Дело не в этом. Но ты как никто другой должна понимать, что мне необходимо остаться с этим подарком один на один. Ведь я так долго не видела его.

Конечно, Розильда все понимает, она молча кивает.

Они стоят друг против друга, а между ними льняной сверток. Каролина бережно прикрывает его рукой. Тогда Розильда говорит:

– Так или иначе, ты должна знать, что это мне доверили передать его тебе. Она просила позвать именно меня.

Собравшись с духом, Каролина тихо спрашивает:

– А как она умерла, Розильда? Это был несчастный случай?

– Да нет. Насколько мы знаем, она почувствовала небольшую усталость. Доктор был у нее за день до этого и не заметил ничего угрожающего. Просто некоторое перенапряжение. Ты ведь знаешь, с тех пор, как приехал папа, в замке все закрутилось-завертелось. И Сигрид это одобряла. Ей нравилась эта атмосфера, она с радостью во всем принимала участие. Хотя она редко покидала свою башню, Сигрид всегда держала под своим неусыпным взором все, что происходило в замке. Незадолго до кончины у нее побывал папа. И Аксель Торсон, конечно. И Арильд. Они обсуждали будущее замка. А Сигрид всегда приходили в голову такие хорошие идеи. Прежде всего она знала, как замком управляли раньше, и папа хотел от нее это услышать. Чтобы оставить все лучшее и изменить остальное. Сигрид была ему очень нужна. Она также помогала ему ладить с мамой. Никто из них не говорил об этом, но я все равно понимала. Мама вместе с папой бывали у нее много раз.

– А ты? Ты часто заходила к ней?

– Я как раз хотела рассказать об этом. Когда она узнала от папы, что я собираюсь всерьез заняться живописью, она позвала меня к себе – думаю, хотела испытать. Она не сказала мне этого, но ей хотелось проверить, гожусь ли я в художницы. И видимо, она одобрила меня, потому что тут же стала давать мне уроки ваяния. Мы напряженно занимались все лето. Это было просто замечательно. И теперь я знаю, что в первую очередь выберу именно класс ваяния. Мне не придется бросать из-за этого живопись. Знаешь, Сигрид мне очень помогла. В последние недели она написала множество рекомендательных писем к разным знакомым ей скульпторам, чтобы я могла к кому-то из них обратиться, когда стану учиться дальше. Наверно, она предчувствовала, что с ней случится… Но мне это и в голову не приходило. Да и вообще никто об этом не думал. Мы все верили, что Вещая Сигрид не может умереть.

– Она не умерла. Для меня она жива. Я не могу представить себе ее мертвой.

Голос у Каролины глухой и взволнованный. В горле у нее ком, и она вынуждена все время сдерживать рыдания.

– Не рассказывай больше! – просит она. – Лучше мы отметим день ее ухода.

Но Розильда выкладывает все до конца:

– Наступило последнее утро. Как обычно, она провела со мной урок. Она всегда любила начинать пораньше, и я приходила к ней каждое утро в половине шестого. К этому моменту она уже успевала встать и поработать пару часов. Летом между половиной шестого и половиной девятого освещение в ее мастерской бывало самым лучшим. Для нее самой это было неважно, ведь она была слепа, но для меня это имело значение. В то утро мы работали как обычно. Все шло прекрасно. Сигрид была бодрой и веселой. Она только немного жаловалась на жару – я подумала, потрогав ее лоб, что обычно он у нее бывал прохладнее, но только потом поняла, что у нее был жар. Никакой усталости не было заметно. Я ей так и сказала.

– А разве у меня есть время уставать? – отозвалась она.

Вскоре после этого урок Розильды закончился, и она ушла. Но всего лишь через несколько часов Сигрид снова попросила ее подняться к ней. Когда Розильда пришла, в башне были открыты все окна и двери. Дул свежий ветер, белые летние занавески и драпировки надулись, как паруса. Розильде показалось, что она ступила на борт мчащегося по волнам парусника. А Сигрид сидела на своем стуле посреди мастерской на самом сквозняке, как будто на семи ветрах. На коленях у нее лежал большой сверток.