Палм-Бич - Пат Бут

Кристи попробовала сделать так, как от нее требовали, и умерить неистовство своих мыслей. "Я - это мое тело, мое тело - это я", - произнесла она про себя. Такова была установка. Именно так они и должны были делать упражнения. Кристи выбрасывала длинные ноги в стороны и пыталась раствориться в восхитительном ощущении упорного и слаженного растяжения и сжатия, напряжения и раслабления работающих мышц. Спина прямая, голова высоко поднята. Медленно, легко выбрасываются ноги. Увидит ли Скотт это сзади? В воображении она ощутила на себе его глаза. Вчера вечером в баре, декорированном в стиле кантри и вестернов, он так смотрел на нее. Это было так приятно! Как же люди жили до того, как была изобретена аэробика? И был ли кто-нибудь когда-нибудь настолько влюблен?

Теперь музыка стала откровенно ритмичной. В течение первых десяти минут в ней была какая-то претензия на напевность, сейчас же все наконец прояснилось. Мелодии тут было не больше, чем в тиканьи часов. Это был метроном, и задача его заключалась в том, чтобы задавать ритм движения тел. Не больше и не меньше. Басовые частоты зазвучали подчеркнуто, и бьющий ритм звуков, вырывавшихся из десяти, а может быть, двадцати динамиков, расположенных по периметру просторного тренировочного зала в окрашенном в розовые тона здания комплекса "Филиппе пойнт", просто вбивался в те части мозга гимнасток, которые продолжали жить вне их сознания, вне мыслей, вне чувств. Главному из того, что несла эта музыка, нельзя было не подчиниться. Слышать ее уже значило подчиниться. Под ее воздействием класс сливался в единое целое, забывал о боли, о том, что состоит из отдельных личностей. И тогда начиналось главное. Потихоньку в ткань настойчивого ритма вплетались и с каждой секундой звучали все более явственные звуки национального гимна. Это имело важнейшее значение. Все они теперь были заодно - один народ, одно тело, одна общая цель. Достижение радости через силу, мощи - через красоту, счастья - через физическую нагрузку под первыми лучами утреннего солнца.

В пульсирующем зале одна только Мэгги оставалась неподвластной лихорадке безумной, всепоглощающей музыки. Двадцать лет тренировок, давшей эту свободу, но иногда, как. сегодня, она жаждала попасть в рабство вместе со всем классом. Она видела экстаз на залитых потом лицах и могла представить, какое чистое наслаждение ее ученицы получают от предельной нагрузки. Но для нее все это было позади. Она ушла так далеко вперед от них, что оказалась по другую сторону. Тело, в котором была заключена ее душа, ярко свидетельствовало о пройденном пути. Было бы не правильно сказать, что она выглядела хорошо. Слова "хорошо выглядит" всегда как-то не подходили Мэгги. Правдой было то, что она выглядела необыкновенно - тело ее было сконцентрировано, как подвесной мост, сложная система рычагов и стоек, стальных тросов и массивных бетонных балок. Оно выглядело так, словно способно выполнить любую фантазию самого изобретательного тренера. Оно вынесло все и сохранило способность выносить все. Когда они с Лайзой начинали в старом зале на Клематис-стрит, она и не мечтала, что все это примет сегодняшние масштабы. Лайза ушла, но Мэгги не рассталась с надеждами, и когда в последовавшие годы произошел бурный взрыв интереса к аэробике, она не отстала от моды и привнесла в нее кое-что свое. Теперь ее зал был известен по всей стране, а уровень его репутации соответствовал высоте его потолка. Также вырос и ее авторитет. И вот теперь в ее классе была юная Кристи Стэнсфилд. Дочь Бобби. Девочка, чьей матерью должна была быть Лайза.

Лайза Старр. Лайза Блэсс. Ее Лайза. Теперь сверхзвезда, ярко сияющая на небосклоне высшего света. Мэгги всегда знала, что так будет. Пути их разошлись, но Мэгги все еще любила ее. Память о ней. Ее боевой дух. Ее, казалось, бескрайнюю жажду жизни. Иногда они встречались на крупных приемах. Обе делали вид, будто ничего не изменилось, хотя знали, что изменилось все. Это была уже совсем не та Лайза. Может быть, и Мэгги была не та, но все-таки больше изменилась Лайза. Очарование и невообразимая красота остались прежними, однако ушла теплота. Вся она оказалась выстужена жестоким холодом слишком сильной сердечной боли: Лед коснулся души бедной Лайзы и убил в ней ту часть, которую Мэгги любила больше всего.

Усилием воли она заставила себя вернуться в спортивный зал. Перед ней истязали себя ее ученицы, теряли свое "я" в восхитительной боли; их мокрые лица и разгоряченные тела молили о пощаде и в то же время не хотели ее. Она должна общаться с ними, пока они продолжают эту священную пытку. Она должна быть вместе с ними во время этих мучений во имя красоты.

- Ну, давайте, вместе со мной. До конца вместе со мной. Не думайте ни о чем. Слейте воедино дух и тело.

В наши дни занятия аэробикой приобретают метафизический налет.

Внезапно, в самом разгаре этого неистовства, Кристи ощутила такую тишину, словно попала в эпицентр урагана.

В дверях, прислонившись к косяку, стоял Скотт. Его глаза лениво обегали кипящую массу первосортных женских тел, губы приоткрылись в легкой улыбке. Высокомерной? Стеснительной? Трудно было сказать. Похоже, он пришел прямо с пляжа. Он все еще весь был покрыт солью, а грязно-серая футболка и пузырящиеся на коленках белые полотняные брюки выглядели так, словно неделю провалялись на заднем сиденье автомобиля "ле барон" с брезентовым верхом, на котором он все время разъезжал. Все это было его сутью. Его мироощущение, выражаемое девизом "Да катись все к чертям", распаляло девическое воображение Кристи. Она видела, что его глаза нашли ее. Румянец на разгоряченных щеках стал еще гуще мечтания последних минут превратились в реальность. Кристи попыталась улыбнуться. Он не улыбнулся ей в ответ, только кивнул.

"Сначала закончи, - будто бы говорил его взгляд. - Ты занята важным делом. Не отвлекайся из-за меня. Я на тебя и не глянул бы, если бы несся по волне".

Кристи опустила голову, соглашаясь с этим молчаливым упреком. Конечно, он прав. Она попыталась сосредоточиться на своих упражнениях.

- Хорошо, ребята. Теперь на спину. Поработайте-ка над своими сдобами.

Про себя Кристи застонала. "О Господи! Почему же черед этого упражнения дошел именно сейчас?" Она выгнула спину и бросила таз вверх. Тонкая полоска купальника натянулась, почти обнажая то, что было скрыто под ней.

- Давайте, работайте в два раза быстрее. Раз и два, и раз, и два...

Кристи закрыла глаза, чтобы скрыть смущение, и попыталась забыть, где она и кто еще здесь находится. Но движения не давали забыть об этом. Она занималась любовью с воздухом. Иначе про это упражнение и не скажешь. Единственное, чего не хватало, так это Скотта с ней. Она никак не могла отделаться от этой внушавшей трепет мысли.

Внутри нее возникло и все нарастало странное чувство. Чем больше Кристи пыталась подавить его, тем сильнее оно разрасталось. Надо было остановиться, но у нее ничего не выходило. Это так тревожило.

- Давайте, ребята, вверх. Двигайтесь. Пусть все работает. Кристи делала, как велено. Ее ягодицы попеременно то сжимались, то расслаблялись; странное ощущение перемещалось то вверх, то вниз внутри меж ее длинных бедер. О нет. Не сейчас. Не здесь. Это было бы просто невообразимо.

Кристи открыла глаза. Может быть, окружающая действительность поможет предотвратить это.

Скотт переместился. Он уже не стоял в дверях. Он был у боковой стенки зала, близко к Кристи, и с какой-то отрешенностью во взгляде сосредоточенно смотрел на ее почти обнаженное тело, взлетавшее и опускавшееся рядом с ним.

Кристи нервно провела языком по губам и, без особого успеха, попыталась чуть улыбнуться. Именно тогда она и увидела его.

Словно на мушке ружейного прицела, в месте соединения своих бедер и едва ли не в трех метрах от себя. Она увидела то, от чего голова ее совсем пошла кругом. Внутри помятых белых брюк Скотт Блэсс был в напряжении и тверд, как скала.

То, что происходило с ней самой, заставило Кристи удивленно охнуть. Она успела лишь закрыть глаза и потом напрочь утратила координацию. Ноги застыли, спину сковало. Разум отключился.

- 0-о-ох! Господи! - услышала она чье-то восклицание - вполне возможно, свое собственное.

Кристи резко села, шлепнувшись о доски пола, в безнадежной попытке скрыть очевидное, однако на происходившем внутри нее это никак не сказалось. Там все уже жило своей собственной жизнью. И ничто не могло на это повлиять. Там, в бархатных глубинах, оно правило бал, вовсю наслаждаясь этим ужасным моментом, распевая свою сумасшедшую и прекрасную песню. Охваченная безумной дрожью, которую она не способна была контролировать, Кристи покоилась на мягком ложе облака неловкого восторга, хозяйкой принимая нежданного гостя. Невидимый и тайный, он прожил свой краткий миг вселенского времени эгоистично, самоуверенно и без стыда. Потом наконец исчез, не оставив после себя ничего, кроме следа в памяти и... более явного, расползающегося по розовой материи, которая скрывала ее пульсирующую плоть от внешнего мира, - влажного свидетельства желания.