Платье от Фортуни - Розалинда Лейкер

Марко прижал ее к себе.

– Так и должно было случиться. По крайней мере, теперь все более или менее определено. Всегда легче прямо смотреть в лицо даже самой страшной правде, чем мучиться предположениями и сомнениями, как мы это делали последнее время.

– Перед этим ты напомнил о том, как привез меня из Тосканы, – она настойчиво пыталась возобновить прерванный разговор. – Чувство благодарности, зародившееся в тот момент, когда ты сделал мне предложение, переросло в зрелое чувство к тебе. Кроме того, тот факт, что мы прошли долгий и трудный путь, делает наши отношения еще более значимыми для обоих. Мы просто обязаны устранить недоразумения, которые сохраняются в наших отношениях, раз и навсегда. И теперь в еще большей степени, чем когда-либо, нас должна объединить любовь.

Это была глубоко прочувствованная мольба. Марко пристально взглянул в глаза жене, рассеивались последние сомнения. И он так надеялся, что настанет день, когда они рассеются полностью.

– Да, Жюльетт, – ответил Марко едва слышно, привлек ее к себе, и они слились в долгом и страстном поцелуе. Потом занимались любовью так, словно это была их первая ночь.

Глава 22

В течение нескольких следующих дней Марко приходил на работу только для того, чтобы отдать соответствующие распоряжения в связи со своим уходом в армию. Все заказы на защитные ткани были выполнены, благодаря чему его бизнес пережил определенный подъем, но со времени вторжения немецких войск в Бельгию начался резкий, почти катастрофический спад в делах фирмы. Большинство сотрудников-мужчин уже ушли добровольцами на фронт. Оставалось только одно – закрыть фирму до окончания войны. Марко советовался по этому поводу с Фортуни, чьи доходы за последние месяцы также резко упали, но великий модельер мог найти массу других занятий на время кризиса. Палаццо Орфей на период войны превратился в испанское консульство, а сам Фортуни был назначен почетным консулом Испании.

Марко сообщил Жюльетт о своем намерении уйти в армию.

– Я получу офицерский чин, так как в юности прошел военную подготовку. А ты еще не отказалась от своего намерения пойти в госпиталь сестрой милосердия?

Жюльетт разочарованно покачала головой.

– Мою кандидатуру отклонили, потому что у меня нет опыта, да и практически все сестры милосердия в госпитале – монахини.

– Но ты сможешь выполнять какую-нибудь другую работу.

Когда жена села, Марко взял ее за руки.

– Я хочу, чтобы ты знала: все мои денежные дела в полном порядке, и, если что-нибудь случится, ни у тебя, ни у детей не будет причин беспокоиться за свое будущее.

– О, не говори так, – прервала мужа Жюльетт. – Ты вернешься к нам, когда закончится война.

– Ну, конечно, вернусь! – его голос звучал успокаивающе.

Открылась дверь и вошла Арианна с Сильваной на руках, прижимавшей к груди маленькую тряпичную куклу, расстаться с которой ее не могло бы заставить ничто на свете. Марко широко улыбнулся и протянул руку дочери. Девочку опустили на пол, та сделала несколько неуверенных шажков к отцу. Он подхватил малышку, усадил к себе на колени и поцеловал. Сильвана была хорошенькой девчушкой с бронзовым отливом темных волос и такими же темно-карими глазами, как у Марко.

– Когда ты собираешься уезжать? – спросила Жюльетт, ощутив внезапный страх при мысли о его отъезде.

Марко взглянул на жену.

– Как можно скорее, но у нас еще есть немного времени.

– Мы постараемся не упустить ни одной минуты! – воскликнула Жюльетт в надежде, что время не пролетит для обоих слишком быстро.

В последние несколько дней, когда вступление Италии в войну стало неизбежным, начался следующий этап отъезда иностранцев, на этот раз тех, кого могли рассматривать как представителей враждебных стран. Какой-то местный шутник прикрепил на ворота эвакуированных консульств Германии и Австрии объявление: «Сдается внаем».

Венецию необходимо было защищать. В городе разместили противовоздушные батареи, а залив заминировали (на случай проникновения вражеских подводных лодок) большим количеством подводных мин, управляемых с помощью телефонного кабеля. На крыше Дворца Дожей и в других важных точках города посменно дежурили наблюдатели. Вскоре Венецию наполнили солдаты и моряки, как в прежние времена наводняли туристы. Был введен комендантский час и общее обязательное затемнение.

В Венеции, никогда не отличавшейся яркостью освещения, за исключением кафе, ресторанов и ночных заведений, в безлунные ночи стало настолько темно, что первыми жертвами войны в городе оказались те, кто заблудившись, падал с моста или парапета в канал и тонул прежде, чем зловещий всплеск воды и крики о помощи были кем-то услышаны. Топки «вапоретто» гасились после захода солнца, а на гондолах запретили зажигать какой-либо свет. Это повлекло за собой множество несчастных случаев в результате столкновений, когда встречные не отреагировали вовремя на предупреждающие крики. Жюльетт принадлежала к числу тех, кто ощущал себя крайне неудобно по вечерам в доме с закрытыми ставнями. Она так привыкла к окнам, распахнутым настежь навстречу прохладному морскому ветру.

Спустя несколько дней после вступления Италии в войну многие жители города проснулись от незнакомого звука, словно к Венеции приближалась несметная стая каких-то насекомых. Вскоре пришла разгадка: это был звук австрийских аэропланов, бомбивших Арсенал. Хотя бомбежки не причинили почти никакого ущерба, но город охватил шок, так как все готовились к артиллерийским обстрелам. Нападение с воздуха представлялось чем-то непонятным и оттого во много раз более страшным.

– Нам следовало бы кое-чему поучиться на опыте того, что случилось с Ипром и другими бельгийскими городами, – мрачно заметил Марко. – Жюльетт, а как ты смотришь на то, чтобы отвезти детей к Люсиль, пока еще есть возможность добраться до Америки морем?

Жены его братьев из США прислали письма с приглашением Жюльетт и детям провести самое опасное время за океаном. Люсиль в своих посланиях тоже настаивала на приезде Жюльетт.

Но она решительно покачала головой.

– Я уже сказала, что никуда не поеду. Италия и Франция – мои страны. Никогда не стану беженкой и – самое главное – хочу быть с тобой, когда ты будешь приезжать в отпуск.

Марко не пытался разубедить ее, понимая, что жена приняла окончательное решение. Вместо этого он сделал все возможное, чтобы обеспечить семью безопасным убежищем на случай налетов. В малой гостиной, которую он обычно использовал в качестве кабинета, было всего одно окно рядом с письменным столом, ставни на нем плотно закрыли, с внутренней стороны для защиты от возможных осколков стекла укрепили плотную ткань, использовавшуюся для защиты фресок.