За крокодилами Севера - Анатолий Онегов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расстаюсь с молодыми людьми, защитниками родной природы, что отправились дальше подправлять вдоль тропы свои ленточки-указатели, и добираюсь наконец до скал…
Скалы не очень высокие, но между ними щели-колодцы, где лениво покачивается язык штилевого прибоя…
Такие узкие гранитные колодцы между скалами я встретил впервые в Карелии, на Укшезере, в Сургубе. К ним нельзя было близко подойти — мешали отвесные стены — этой прозрачной водой можно было любоваться только с высоты в несколько метров. И в этой узкой щели-колодце с удивлением обнаружил я большущих окуней — и таких окуней здесь было довольно-таки много.
Чем было такое естественное убежище для этих рыб-окуней: местом отдыха, отстоя в перерывах между охотами, или же охотничьей засадой? Тогда у меня с собой, как и теперь, тоже был спиннинг. Я отправил свою блесну в воду, не спеша стал подводить ее к окуням, собравшимся в своем колодце… Никакой реакции… Значит, сыты — значит, они здесь, в колодце, не в охотничьей засаде, на отдыхе.
Дальше забрасывать на глубину блесну я не стал, а просто опустил ее сверху в щель-колодец. Блесенка, легкий, отзывчивый на любое движение, лепесток, уходя на дно, сверкнул раз, два, три своим золотистым металлическим блеском…и тут же оказался в пасти окуня-разбойника.
Окунь был так велик, что я его не без труда извлек сначала из воды, а затем волоком по гранитной стене подтянул к себе.
Изучать дальше настроение окуней, собравшихся тогда в своем колодце, я не стал — оставил их в покое. А вот теперь, здесь на острове, поднявшегося когда-то среди волн Балтийского моря, очень даже хотел поискать окуней именно в здесь, щели-колодце. И одну такую сговорчивую рыбку я все-таки поймал.
Вот так, только с двумя окунями, и явился я пред светлые очи своего друга-финна, показавшего мне в свое время, как разыскивают подо льдом зимнего сига, а теперь вот доставившего меня на рыбную ловлю на остров Балтийского моря… У моего же друга Яльмари дела были не на много лучше, чем у меня: ему досталась вообще только одна единственная рыбина, но это рыбина была уже не окунем, а кумжой, правда, совсем небольшой — всего на какие-то полкилограмма. Эту кумжу, как трофей более достойный, отправили в холодильник, что был при нашем катере, ну, а моих окуньков-разбойников мы испекли на решетке очага и с аппетитом употребили на обед…Словом день этот закончился бы совсем чудесно, если бы не одно горькое событие, виновником которого волей-неволей стал прежде всего я сам…
Закончив обследовать гранитные щели-колодцы, я спустился со скалы и отправился дальше по тропе, огибавшей остров и приводившей в конце концов к тому самому месту, где стоял наш катер. И как раз тут впереди меня из прибрежной травы на воду поспешно выбралась утка, а следом за ней, чуть ли не приклеившись к ее хвосту, плотной кучкой оказались на воде и ее малые утята…
Я остановился, не желая дальше пугать утиное семейство. И утка, видимо, поняла, что большой опасности от меня не исходит, но все-таки не повернула к берегу, а продолжала оставаться на открытой воде…И тут откуда-то сверху к утке и ее утятам ястребом опустилась большущая чайка. Скорей всего это была именно серебристая чайка, не брезгующая частенько охотой за чужими птенцами…
Утка, видимо, еще не успела оценить опасность и подать сигнал тревоги, как чайка-ястреб ухватила клювом утенка и быстро поднялась с добычей над водой… И что меня, знавшего в общих чертах, как положено вести себя нашим уткам, особенно удивило: даже после атаки врага, унесшего у нее утенка, утка-мамаша не подала сигнал тревоги, не кинулась к спасительному берегу, ее утята не нырнули в воду, а вместе с незадачливой матерью продолжали не спеша двигаться куда-то дальше, как будто только что не произошло ничего особенного.
Я совсем присел на тропу, чтобы уже никак не пугать утиное семейство, долго ждал, что будет дальше, и только после этого утка соизволила вспомнить о спасительном береге, где среди густой травы пернатым врагам уже не так легко отыскать малых утят.
Это события я с грустью вспоминаю до сих пор, определенно считаю и себя, побеспокоившего утиное семейство, спугнувшего, вынудившего его выбраться на воду, пожалуй, главным виновником всего происшедшего.
Увы, такова жизнь: частенько мы волей-неволей, всего лишь по той причине, что мы просто есть, просто бродим по своим, и пусть точно определенным тропам, становимся причиной совсем не обязательных в иных случаях, потерь в природе…
Другого свидания с Балтийским морем в Финляндии мне пока не представилось. Но и этого одного, наверное, хватит, чтобы как-то оценить, что делают финны для своей земли, для своих воды… И возле такой воды действительно можно как следует отдохнуть
душой и телом после рабочей недели… Спасибо тебе, Финляндия, спасибо вам, мои друзья-финны — живите и дальше своей старательно устроенной жизнью… Мне же возвращаться домой в Карелию, где ждет меня несколько другая жизнь и другая рыбная ловля. И именно с этой рыбной ловлей по-русски и предлагаю я познакомить своего друга Ялмари…. Ялмари обещает обязательно приехать ко мне в тайгу и в конце концов слово свое сдерживает.
Я жду Ялмари в своем собственном доме на берегу Пелусозера. В этом доме я провел не один год, возвращаясь сюда всякий раз еще в самом конце зимы и расставаясь со своим жилищем на зиму только перед самыми холодами. Так продолжалось больше десяти лет. Но теперь мой дом почти сирота. Я приезжаю сюда нынче совсем редко, чаще здесь бывают мои сыновья, они-то и приносят мне известия, как там, в тайге, чувствует себя сейчас мое прежнее доброе жилище.
Нередко сыновья привозят мне с берегов Пелусозера и очень приятные для меня письма-благодарности от неизвестных мне людей, которые в своих путешествиях останавливались в моем доме. Такие посетители не приносят с собой никакого вреда гостеприимному для них жилищу — больше того, кто-то еще и убирает кой-какой мусор, оставшийся от других заезжих квартирантов, которые могут не утруждать себя даже уборкой за собой.
Сейчас, ожидая Ялмари, я прибыл на Пелусозеро заранее, чтобы навести хоть какой-то порядок, чтобы не ударить в грязь лицом перед страной Суоми, которая имеет право вслух гордиться даже своим самым чистым в Европе снегом.
Прежде всего инспектирую баню. Очаг в бане подправил в прошлом году мой младший сын — баня нормально топится. Ведра для бани и все остальное, необходимое для банного ритуала, в этот раз я привез с собой на своем трудяге уазике-буханке. Баня у меня топится по-черному. Кого-то эта особенность моего сооружения, предназначенного для высококачественного банного отдыха, может сначала и напугать, но только не жителя Финляндии, где баня по-черному, с дымом внутрь, считается самой дорогой баней… Словом, с баней у меня пока все в порядке.